– С чего ты взял? – Ладони было тепло и приятно под рукой Ивана, однако бдительность терять не следовало.
– Ты тоже много работаешь. Мы с тобой одной крови – ты и я. Думаю, что в последний раз ты отпуск брала миллион лет назад. И если ты сейчас хочешь снова вывалить на меня все возражения – что не можешь себе этого позволить, что не уедешь из Москвы, – я тебе отвечу: всё решаемо.
– Моя мама…
– У тебя есть брат. Он способен две недели помочь маме. Или не так?
Марьяна вздохнула. Как, не посвящая Ивана в подробности, объяснить ему? И стоит ли объяснять? Она чувствовала: если сейчас она категорически откажется, больше Райковский предлагать не станет. Поедет отдыхать с Евой, а Марьяне не будет докучать, осуждать ее за решение или настаивать. И, по-хорошему, надо отказаться, но…
Ей очень хотелось поехать. Иван прав, она не была в отпуске миллион лет, даже не помнит, когда и куда в последний раз ездила. Хотя себе-то врать зачем? Помнит – Стокгольм. А остальные короткие поездки были, в основном на выходные и по России. Страна огромна и необъятна, в ней есть что посмотреть, но если хочется моря и в Сочи ходят в куртках, а в Калининграде сезон показывает отдыхающим фигу…
Марьяна вдруг представила: теплое, почти летнее утро, немного удивленный шелест моря, прогретые солнцем камни. Озадаченный кузнечик, покачивающийся на травинке. Всплеск оранжевого лишайника на весь кадр. И, если повезет, – узор на крыльях бабочки, которые не водились и никогда не будут водиться в Москве.
Может быть, там удастся снять кадр, который будет нравиться Марьяне на все сто процентов? Напоенный солнцем, как удачей, пропитанный счастьем и удовольствием. Кадр, которым она будет гордиться, который появится на обложках фотографических журналов… Так, стоп. Размечталась. Хоть что-нибудь бы снять.
– Ты улыбаешься, – сказал Иван. Марьяна вздохнула.
– Отрицать бессмысленно. Когда тебе на блюде подносят кусок любимого торта, а ты не на диете…
– Значит, я тебя уговорил. – Он выглядел очень довольным, и Марьяна подумала: а может, и правда она ему – друг, как раньше? Когда ты впахиваешь, как проклятый, когда у тебя почти не осталось знакомых в городе, где ты родился, вот так быстро найти старую знакомую и вместе с ней вгрызаться в общий культурный слой – это, наверное, приятно.
Но мотивы Ивана – не ее забота. Не стоит залезать ему в голову, телепатией Марьяна не владела и такого не пожелала бы никогда в жизни. Со своей головой бы справиться, а другие головы сами по себе. Иван предложил то, что может. Ей самой это доставит удовольствие – так почему бы и нет?
Глава 13
Вылет был ранний. Вызванное еще с вечера такси приехало в срок, исправно довезло Марьяну, Ивана, Еву и Фельку до аэропорта и смылось, не прощаясь. Стояло глубокое, как омут, октябрьское утро – не утро еще, а ночь, пахнущая бензином и холодом. Марьяне казалось, что ее окунули в нефтяную лужу, и немного потряхивало от недосыпа.
В аэропорту стало лучше. Он светился, как новогодняя игрушка, наборы которых наиболее предприимчивые магазины уже выложили на прилавки. Несмотря на ранний час, тут кипела жизнь. Суровые стражи на входе проверяли сумки, на табло сменялись рейсы, к стойкам регистрации стояли зевающие очереди. Сновали люди с тележками, на специальной подставке чемоданы заматывали в дивную зеленую пленку, а улыбчивая девушка раздавала скидочные флаеры на завтрак в ресторане в зоне вылета. Ева, разбуженная ни свет ни заря, уже вполне проснулась и дергала отца за руку, показывая то на яркий чемодан, то на рекламный стенд, то на группу индусов в белоснежных чалмах. Индусы стояли в очереди на вылет в Бишкек и выглядели загадочно и неприступно.
Билетами и всеми организационными вопросами занимался Иван, отдав Марьяне право собрать чемоданы и «законсервировать» съемную квартиру на две недели. Паспорт был торжественно вручен девушке только перед стойкой регистрации, и Марьяна уже не удивилась, увидев, как Райковский уверенно сворачивает к бизнес-классу. Она шла за ним и Евой, несла переноску с Фелькой (кошка пока относилась к предстоящему путешествию на удивление равнодушно) и желания сопротивляться свалившемуся нежданно-негаданно «богатому» отпуску не испытывала. Размышляла, скорее, о том, как бы хорошенько отблагодарить Ивана за такую возможность. Не каждый день тебе делают подобные подарки от всей души.
Четыре дня, за которые успели подготовиться к отпуску, слились для Марьяны в череду дел – казалось, не успеешь их переделать, но вот, кажется, удалось, и можно выдохнуть. Даже нашлось время заехать в антикафе и отвезти туда распечатанные снимки Фельки. Начальница поблагодарила и сказала, что выставку устроят в самое ближайшее время. Коллеги, услыхав об отпуске, не вздыхали завистливо, а пожелали доброго пути и объесться морепродуктами. Словом, всё было в порядке. Почти.
– Ваш паспорт, пожалуйста, – вежливо обратилась к Марьяне сотрудница аэропорта, и пришлось очнуться от размышлений, веселых и не очень.
Всё прошло на удивление быстро. Фелька, к счастью, не наела себе бока, которые не позволяли бы ей лететь в салоне (по правилам авиакомпании, животные весом больше 8 килограммов должны были путешествовать в специальном отсеке), поэтому с ней тоже не возникло никаких проблем. По извечной своей привычке Марьяна ждала подвоха, ждала, что в последний момент как снег на голову свалится обстоятельство, событие или препятствие, и далекий пока остров Крит так и не станет реальностью, растворится в туманной дымке. Но нет. Посадочные талоны на руках, таможенный контроль промелькнул и вовсе незаметно, и не успела Марьяна опомниться, как уже шла за Иваном и Евой в бизнес-зал, чтобы скоротать время ожидания.
Устроившись в мягком кресле перед огромным панорамным окном, Марьяна словно погрузилась в бежево-золотистое облако. Светлая мебель, сияющий логотип бизнес-зала, пенка на капучино, которое принес Иван, – всё это оказалось настолько успокаивающим и расслабляющим, что девушка в полной мере ощутила: отпуск начался. И это не было похоже на сон. Тут-то Марьяна окончательно проснулась.
Небо наконец посветлело, низкое солнце подсвечивало облачные брюшки, и на гладких корпусах самолетов лежали оранжевые блики. Ева, забравшись в кресло с ногами, играла в слова на планшете, Иван решил, что неплохо бы позавтракать, и принес на стол несколько тарелок с закусками. Марьяна же пыталась свыкнуться с ощущением, что ей не надо ничего делать. Совсем ничего.
Конечно, можно открыть ноутбук и в оставшиеся до вылета полтора часа найти какую-нибудь легкую работу на одном из любимых сайтов, но… Это ведь отпуск. Впервые за долгое время. И если бы не одна мысль, поедающая реальность, словно жучок-древоточец, всё было бы практически идеальным.
– Вижу печаль на твоем челе, – сказал Иван, сооружая себе многоэтажный бутерброд. – Не выспалась?
– Не в этом дело. – Марьяна вздохнула. Объяснять Райковскому всю запутанную ситуацию она была сейчас не готова. – Хотя, может, и в этом.
– Бери пример с кошки. Смотри, как спит.
Фелька и правда свернулась в переноске плотным калачиком и являла народу лишь часть упитанной спинки.
– Нам же на посадку скоро.
– И лететь почти четыре часа. Успеешь подремать.
Марьяна кивнула и, вдохновившись примером Ивана, взялась за хлеб и мясную нарезку. Плотный завтрак еще никому не мешал.
В самолете Фелька встревожилась и некоторое время заунывно орала, протестуя. Пришлось вытащить ее из переноски и взять на руки. Иван с Евой сидели впереди, но девочка постоянно вскакивала на кресло, чтобы погладить Фельку. Марьяна устроилась у окна, на втором кресле стояла переноска, и кошка, сообразив наконец, что ее жизни ничто не угрожает, залезла обратно и снова уснула. Марьяна вздохнула с облегчением. Все-таки уникальное животное ей досталось, что и говорить.
В бизнес-классе было мало людей, улыбчивые стюардессы разносили еду и шампанское, и Марьяна позволила себе выпить бокал. В носу щекотало от пузырьков, а в душе – от хороших и плохих предчувствий. Хороших было больше, плохие отзывались сильнее и скребли, скребли, скребли… как кошки, точно.
«Я потом им скажу, – думала Марьяна, глядя в окно на идеально взбитую облачную пенку. – Потом, когда вернусь. Или когда прилечу. Да, когда прилечу, позвоню и скажу. Иначе весь отпуск промучаюсь, испорчу себе всё сама. Надо сказать».
Марьяна ненавидела врать. Ложь ослабляла ее, лишала энергии. И девушке почти никогда не приходилось обманывать, случаи можно пересчитать по пальцам. Историю с долгами Антона маме просто не нужно рассказывать, это не ложь, а умолчание, чтобы не тревожить дорогого человека. Необязательно же маме знать абсолютно всё о жизни взрослых детей. Но вот в ситуации с отпуском умолчание Марьяну сожрет и даже косточек не выплюнет.
Она не сказала об отъезде ни маме, ни Антону. Мама вчера уехала вместе с Ариной Петровной в белорусский санаторий, вернуться должна через десять дней, а там и Марьяна прилетит обратно. Ничего страшного же, правда? И в эти дни дочь Лие Николаевне в Москве не нужна, продукты привозить нет необходимости… Тем не менее за четыре дня подготовки к отпуску Марьяна так в себе и не нашла сил рассказать любимым родственникам, что улетает на далекий греческий остров вместе с Иваном Райковским, его дочерью и кошкой.
Причины своего молчания Марьяна понимала смутно, просто предчувствовала: так надо. Она отчего-то была уверена, что, узнай мама и брат о ее отъезде, обязательно найдется некая причина, по которой Марьяне придется остаться в Москве. Важная, весомая, категорически непреодолимая. Девушка могла сама их придумать миллион, включая совсем уж грустные варианты, что маме станет плохо от таких новостей. Пусть уж лучше мама окажется в санатории вместе с Ариной Петровной, а брат… Брат переживет. Наверное.
Но чувствовала при этом Марьяна себя мерзко. Как будто отдых выцарапан обманом, как будто… она не имеет на него права. Даже не тратя ни копейки своих денег, даже будучи приглашенной старым другом, даже делая всё, что может, для матери и брата, – не имеет. Словно она крадет эти две недели у них, а не дарит себе, согласившись на эту авантюру.