– Похоже, спишется твой долг сегодня вечером. – Иван бросил на стол бамбуковые палочки, которые крутил в руках, и в упор посмотрел на Антона. – Станешь свободным, как птица. Чем займешься?
– Работу найду, – тут же откликнулся брат, и по его тону Марьяна поняла: это не отговорки, это искренне. И нытья о том, что в приличное место его не берут, больше не будет. Видимо, и вправду встряхнула Антона эта история… – С чего получится, с того начну. Музыкой пока для себя заниматься стану, заодно пойму, что мне точно нравится, а что нет. Как выяснилось, я пока не разобрался. Потом, может, на Катьке женюсь… А то я ведь ее люблю.
– Это хорошо, что любишь, – согласился Иван. – Для любимой женщины многое можно сделать. Для себя – и для нее, чтобы вам обоим хорошо жилось. – Он подумал немного и произнес: – Вот что, Антон. Если ты серьезно настроен, если действительно хочешь что-то изменить, не так, чтоб понарошку, а кардинально… Могу тебя порекомендовать одному моему московскому знакомому.
– Иван, – предостерегающе начала Марьяна, однако Райковский остановил ее взмахом руки.
– Понимаю твои сомнения. Боишься, что брат твой опять ударится в криминальные истории, и получится неловко, меня подставит. Не беспокойся. Со знакомым моим отношения не испортятся, я его предупрежу, что парень идет на испытательный срок. Если захочешь учиться, Антон, то там есть такая возможность. Будешь учиться, смотреть, работать – и, возможно, тогда у тебя будет та жизнь, какую ты захочешь.
– Я согласен, – твердо сказал брат. – Что нужно делать?
Иван захохотал.
– Последовательность неправильная! Сначала надо спрашивать, что делать, а потом уже соглашаться… Знакомый мой – владелец заводов, газет, пароходов. Не знаю, куда он тебя пристроит. Пойдешь к нему на собеседование, сами определитесь.
– Хорошо, – кивнул Антон и хотел что-то добавить, но тут у Ивана зазвонил телефон. Все подпрыгнули, даже Ева, которая разговор взрослых почти не слушала – снова складывала слова на планшете. Иван посмотрел на определившийся номер, приподнял брови и, извинившись, отошел.
Отсутствовал Райковский минут двадцать.
– О чем так можно долго трепаться с полицией? – Антон ерзал, как будто сел на ежа.
– Думаю, это не полиция, а частный звонок. Полицейские бы просто сказали: «Возвращайтесь».
– Ну или что Червонец сбежал. Так себе перспективка.
– От того количества народу, которое туда нагнали его ловить? Вряд ли.
– Ага. Если у нас бандиты тупые, так, может, полицейские тоже неумные?
Дискуссию прервал вернувшийся Иван, которого встретили вопросительными взглядами.
– Нет, это не наши доблестные штурмовики. – Райковский выглядел странно, и взгляд, брошенный на Марьяну, тоже был непонятным. – Это… Я потом вам расскажу. Сейчас давайте дождемся, пока нас домой пустят.
Капитан позвонил только через час и недовольным тоном велел возвращаться. Банду Червонца повязали в полном составе.
Глава 19
Марьяна проснулась и долго лежала, глядя на лучик света, пробивающийся между занавесками. Часы показывали почти одиннадцать. Вчера все так утомились, что было принято решение сегодня утром отсыпаться до упора. Даже Антон не поехал домой – позвонил своей Катьке и долго с ней ворковал, успокаивая. Хотя брату предстояли еще довольно долгие объяснения с полицией и дача показаний, выглядел Антон теперь не в пример лучше. Как будто раньше на шее у него болтался камень, а теперь веревку обрезали, и от навалившейся легкости можно взлететь в небеса. Жить, просто жить без оглядки. Бесценный пода- рок.
Вернувшаяся от соседей Фелька проснулась раньше Марьяны и теперь, когда хозяйка открыла глаза, недовольно мявкнула. Девушка села и притянула кошку к себе.
– Прости! Я тебе, наверное, мало корма насыпала вечером, да?
«Не очень много. И спишь. А я тут скучаю».
– И все остальные небось спят.
«Может быть. Я не проверяла. Пойдем есть?»
– Сначала я в душ. Потерпишь?
«Ладно. Только ты быстро».
Вокруг могло происходить что угодно, а между кошкой и хозяйкой по-прежнему царила полная гармония.
С душем Марьяна управилась за десять минут, а потом, кое-как расчесав мокрые волосы и одевшись, спустилась вниз. Фелька скакала за ней.
Девушка думала, что станет первой проснувшейся в сонном царстве, и с удивлением обнаружила внизу Ивана. Тот сидел за столом-стойкой на кухне, крутил в руках телефон и выглядел очень задумчивым. Перед Райковским стояла чашка с кофе, безнадежно остывшим еще в каменном веке. Марьяна вылила гадость в раковину, ополоснула чашку и быстро соорудила новую порцию, не забыв и о себе.
– Ты почему такой смурной? Картины на месте, даже мой брат подался на путь истинный. Или… Ты сердишься на меня за то, что я не сказала тебе о проблемах Антона? Но я правда не хотела тебя втягивать…
– Что за ерунда. – Иван отхлебнул кофе, но видно было, что думает он вовсе не о вкусе любимого напитка. – Я тебя прекрасно понимаю. В такие вещи не хочется вмешивать никого, кроме тех, кто и так уже, вольно или невольно, в них увяз. Больно, проблемно и даже стыдно. Не извиняйся за это, Марьян. Я совершенно не обижен.
– Тогда… в чем дело? Или это меня не касается, и мне не нужно приставать с вопросами?
Иван невесело улыбнулся, криво, уголком рта.
– Тебя… Ты знаешь, у меня в последние дни ощущение, что теперь на этом свете все так или иначе касается тебя. На моем свете, – подчеркнул он и посмотрел на Марьяну так, как, кажется, ни разу не смотрел раньше. А может, она не видела. – Я хочу быть с тобой откровенным. Ты мне нравилась тогда, много лет назад. Нравилась очень сильно. А потом – вся та история, и я… убедил себя, что это было правильно – вот так уехать, расстаться с тобой. Так не будет больно. Потом закрутилось… Но где-то в глубине души я всегда помнил о тебе. Глупо это отрицать. И сейчас… Мы встретились, мы уже другие – и те же. Во многом изменились, но остались неизменные вещи. Понимаешь, о чем я?
– Да, – медленно произнесла Марьяна, – понимаю.
Фелька рядом сосредоточенно хрустела кормом, и этот привычный звук возвращал в реальность.
– Я не знаю, что из этого получится. Не хочу загадывать. Как всегда. Но если бы я тебя спросил… Да вот, я спрашиваю. Ты бы не отказалась дать нам второй шанс? Мы первый толком не использовали, так что, может, этот и есть первый.
Марьяна потянулась вперед и накрыла своей ладонью руку Ивана.
– Я в деле.
Райковский закрыл ее ладонь своей, и некоторое время молча сидели так, привыкая. Потом Иван тряхнул головой и встал.
– Что ж… В новую жизнь нужно вступать с чистой совестью. Мне тоже необходимо тебе кое в чем сознаться. Вернее, поделиться кое-какой информацией, и, боюсь, она тебе по вкусу не придется. – Он скривился, словно надкусил лимон. – Антона это тоже касается. Сходи, пожалуйста, разбуди его, если он спит, и приходите оба сюда. К полудню кое-кто подъедет, разберемся со всеми делами.
– В чем это ты хочешь мне сознаться? – завороженно спросила Марьяна. – Ты дон Корлеоне, да? Ты вовлекаешь меня в липкие мафиозные сети?
– Ну вот, ты сама обо всем догадалась. Позови Антона, пожалуйста.
– А Еву?
– Ева давно проснулась и читает в своей комнате. Я ее накормил завтраком и попросил пока нам не мешать.
– Ого. – Вот тут Марьяна и правда забеспокоилась.
Антон, как выяснилось, уже встал и даже умыться успел, хотя и выглядел заспанным. Вместе с братом Марьяна вернулась на кухню и бросила взгляд на часы. Почти полдень. И тут же зазвенел звонок.
– Ага, даже чуть раньше назначенного времени. – Иван двинулся в прихожую. – Я сам открою, подождите здесь.
Стукнула дверь, послышались голоса, показавшиеся Марьяне знакомыми. Антон вытянул шею, словно любопытный журавль, прислушиваясь.
– Марьяшка, что происходит? Ты знаешь?
– Не-а. Иван загадочен, как склеп на старом кладбище.
Фелька вспрыгнула на стойку и стала неторопливо умываться. Марьяна посмотрела на кошку и внезапно, словно заразившись ее настроением (в любой непонятной ситуации – умывайся, спи или ешь!), спросила у Антона:
– Хочешь кофе? Капучино, с пенкой и корицей.
– Может быть, – кивнул брат.
Взяться за приготовление Марьяна не успела. Иван вернулся, а за ним шли… мама и Арина Петровна.
– Мам? – удивился Антон. – А ты что здесь делаешь?
При виде детей Лия Николаевна остановилась, но потом пожала плечами и пошла дальше. Арина Петровна выглядела несколько растерянной и озиралась, поджимая губы. Марьяна почти слышала, какие мысли крутятся у нее в голове: «Ишь, хоромы отгрохали! Буржуи!»
Маму Марьяна после приезда еще не видела. Позвонила ей, коротко сообщила, что добралась до Москвы, пообещала заглянуть на следующей неделе. Вроде давно не виделись, надо подойти, обнять, поцеловать… Но, во-первых, мама не терпит публичных проявлений чувств, а во-вторых, Марьяна ощутила: не хочется. Просто не хочется. Почему?..
– Я пригласил вашу маму, а заодно и ее подругу, о которой ты мне, Марьяна, любезно рассказала, – произнес Иван. – Нам есть о чем поговорить. Давайте присядем. Не здесь, у нас есть гостиная.
В гостиной крупными ломтями лежало на полу позднее октябрьское солнце. Даже большой фикус с лаковыми листьями, неизменный атрибут советских детских садов, смотрелся растением экзотическим и в некоторой степени загадочным. Мама и Арина Петровна сели вдвоем на диван, Марьяна опустилась в кресло, Антон встал у нее за спиной. Иван тоже остался стоять, засунув руки в карманы. Вид у Райковского был задумчивый.
– Как вам у меня в гостях, Лия Николаевна? – поинтересовался он предельно вежливо, и Марьяна чуть приподняла брови: тон этот был насквозь фальшив.
Мама обвела взглядом гостиную и кивнула.
– Что ж, могу признать, ты достиг определенных высот в жизни. Твои родители были бы рады.
Марьяна вспомнила о том, что рассказал ей Иван тогда на террасе, ночью, под красное вино, и едва не закричала: «Мама, как же так, как ты могла? Что должно было случиться в твоей голове, чтобы ты так поступила?»