Солнце все так же лежало на полу толстыми лоскутами, и Марьяна подумала: «Наверное, они очень мягкие, не зря же Фелька именно эти места выбирает, чтобы валяться. Надо будет тоже попробовать».
В той жизни, которая была до сих пор, Марьяна многое попробовать просто не успевала. Она четко знала, что делает: старается выжить сама и помогает своей семье. Балбесу Антону, вляпавшемуся в неприятности, и маме, которую поразила одна из серьезнейших болезней на свете. Несколько лет Марьяна изворачивалась, думала о том, как облегчить маме жизнь, как помочь человеку, которого любишь. А этот человек лгал тебе в лицо. Лгал о важном – о здоровье. Лгал так, чтобы ее, Марьянина, жизнь полностью подчинилась маминой. Иван прав: гепатит – удобный диагноз.
– Я сама виновата, – медленно произнесла Марьяна, ни на кого не глядя и поглаживая Фельку. – Я должна была вникнуть. Хоть раз поехать к лечащему врачу. Но Арина Петровна так меня уговаривала…
– Ты даже мысли не допускаешь, что твой приятель может врать? – холодно спросила мама. Марьяна подняла на нее взгляд. – Что он пытается очернить меня в твоих глазах из-за давних разногласий между нашими семьями?
– Я не знаю, зачем бы Ивану это делать. Но если ты утверждаешь, что лжет он, а не ты… Давай поедем на Водный, возьмем твои таблетки и отдадим их на анализ. Я позвоню в санаторий, пребывание в котором оплатила тебе и Арине Петровне, и спрошу, были ли вы там. А потом ты познакомишь меня со своим лечащим врачом. Впрочем, с него можно начать, и тогда не нужны звонки и анализ. Когда мы можем с ним встретиться?
– Марьяш, не надо, – сказал Антон и положил ей руку на плечо. – Ты же сама все понимаешь. Да?
– Да, – согласилась она. Мать молчала, поджав губы. – И я даже не буду задавать вопрос: «Как ты могла?» Он поистине глупый. Я, кажется, понимаю, и как, и зачем. И даже Антона практически пощадила. Ты никогда не могла простить мне своей потерянной карьеры. И отца в этом обвиняла, просто ему не говорила никогда – он был в семье главным и приносил деньги. Но папа знал. Именно поэтому он оставил мне квартиру. Он знал, что однажды я всё пойму о тебе.
Лия Николаевна встала, и Арина Петровна тут же вскочила, словно верная собачонка.
– Ничего ты не докажешь, мальчишка, – презрительно сказала мать Ивану. – Да и не станешь возиться, руки не будешь марать. Любопытство твое – как у свиньи: измажется по уши, чтобы достать желудь. Сидел бы в своей Америке и к нам не совался.
– И мне было приятно пообщаться, Лия Николаевна. – Иван сделал широкий жест. – Выход там.
– Так что? – мать повернулась к Марьяне. – Все-таки ему веришь?
Девушка не успела ответить. Фелька, мирно сидевшая у нее на коленях, вздыбилась и зашипела, глядя на Лию Николаевну бешеными глазами – да так внезапно, что мать сделала шаг назад.
– И кошка эта вонючая. Утопить бы. Как же вы мне все осточертели.
Она развернулась и пошла к выходу, Арина Петровна побежала за ней. Иван задумчиво проводил их взглядом.
– Пойду прослежу, чтобы из квартиры ушли и ничего не прихватили. Мама ваша, может, и побрезгует, а вот подруга ее… – Он скрылся.
Антон обошел кресло и присел на корточки перед Марьяной. Фелька успокоилась и только обнюхала руки брата, когда он потянулся к сестре.
– Марька… Не плачь, а? Я тоже в шоке, конечно. Мне даже в голову не приходило…
– Как можно было нас так ненавидеть, Антон? Почему? Что мы ей сделали?
– Не думаю, что она нас ненавидит, – сказал брат. – Просто очень любит себя. Ладно… Нелегкий денек, конечно. Ну, папа говорил: перемелется – мука будет. Давай кофе попьем. Кофе – он от всех бед спасает, ты сама всегда утверждала.
– Давай, – согласилась Марьяна, и тут в ее кармане грянул мелодию телефон. Фелька, недовольная громким звуком, мяукнула, спрыгнула на пол и ушла на кухню. Наверное, стресс заедать.
Антон прав. Надо стресс запить кофе, а потом немножечко заесть. Сейчас очень грустно, со временем станет легче. Мир обрушился, как карточный домик – мираж, морок, развеялся, и бог бы с ним.
– Ты отвечать собираешься? – Антон кивнул на телефон, исправно продолжавший сообщать миру, что «we will rock you».
Номер был незнакомый. Марьяна утерла нос и нажала на кнопку.
– Да?
– Я говорю с Марьяной Ковалевой? – послышался веселый женский голос.
– Да, это я.
– Ой, как хорошо, я вам с первого раза дозвонилась. Меня зовут Ангелина, я секретарь устроителей конкурса «Best Russian Photography». Вы ведь отправляли нам снимки, верно? В категорию «Макро», фото кошки и кузнечика. И еще божья коровка на маленьком листке плывет по волнам. Работы «Первая встреча» и «Отважный путешественник».
– Отправляла.
– И выиграли. – Голос Ангелины истекал энтузиазмом. – Поздравляю! Я фотки видела, они отличные. Мне бы с вами договориться, когда вы можете к нам в офис подъехать. Вы указали, что в Москве живете. Это хорошо. Завтра, например, смогли бы?..
Марьяна посмотрела на Антона, выразительно сообщавшего ей что-то бровями, на возникшего в дверях Ивана с чашкой кофе в руке (опять все остыло же!), на солнечный лоскут. День продолжался.
– Смогла бы, наверное. Куда надо ехать?
Эпилог
– Какой он огромный, – сказала Ева. – Больше всего самого большого на свете, правда, пап?
– Ну нет, – возразил Иван. – Земля больше. А еще есть Марианская впадина. Глубина одиннадцать километров. Темная – жуть.
– Марианская? Это ее в честь Марьяны назвали?
– Много чести мне было бы, – пробормотала Марьяна. Она стояла, вцепившись в перила, и смотрела вдаль. – Слушайте, это что, орел?
Некоторое время все вглядывались в далекую точку и пришли к выводу, что, несомненно, орел. Потому что самолеты над Гранд-Каньоном не летают.
На смотровой площадке оказалось удивительно мало туристов. Их тут вообще было немного, несмотря на сезон. За полтора года жизни в Америке Марьяна привыкла, что если приезжаешь к какой-то значимой достопримечательности – будешь толкаться в очереди. Казалось бы, такая страна большая, столько места, а толпятся, как за колбасой по талонам. Особенно грустно оказалось в Йеллоустоне, где с толпой пришлось ходить гуськом.
Зато дома хорошо. Дома – простор, из окон видно море, и в зоопарк можно ходить сколько хочешь раз, если домашний надоест.
– Поедем дальше? – Ева дернула за рукав отца, а потом Марьяну – для справедливости. – Надо Фельку выгулять и сфоткать. А то я сегодня еще ничего не постила в ее Инстаграм.
– Типичное дитя двадцать первого века, – посетовал Иван. Он жевал неизвестно где сорванную травинку и в клетчатой рубашке выглядел, как ковбой. «Шляпы не хватает, – подумала Марьяна. – Подарю ему на Рождество ковбойскую шляпу». – Гаджеты и социальные сети. А вокруг красота какая!
– Я же не для себя! Я для Фельки! Поклонники ждут ее фоток!
– Сколько уже набралось? – поинтересовалась Марьяна, притягивая Еву к себе.
– Десять тысяч двести восемь, – сообщила девочка. – С утра столько было. Может, прибавилось. У нас лучшая кошка-путешественница!
– У нас лучшая дочка-путешественница! Посмотри хоть на Гранд-Каньон! Когда еще сюда выберемся… Любовь моя, а ты же снимать хотела.
– Точно, – спохватилась Марьяна.
Фотографическое оборудование лежало в багажнике джипа. Марьяна открыла дверцу, отложила в сторону большой синий мяч с принтом толстого кота Гарфилда (вечно эти кошки лезут под руку), открыла кофр и, придирчиво изучив ассортимент, выбрала «тушку» фотоаппарата и объектив. Просто несколько снимков каньона – как падает свет, как парит вдалеке маленькая точка – однозначно, орел! Потом, утром, в отеле, можно выйти поснимать росу на траве, и еще вчера Марьяна видела отличную бабочку – местные говорят, таких тут немерено. Узор на крыльях – как лабиринт: найди выход, и получишь свободу.
Фелька мяукнула с заднего сиденья.
– Сейчас, – сказала ей Марьяна, – сейчас поедем… Ребята, а вы в курсе, что кто-то из нас забыл закрыть сумку-холодильник? Мороженое скоро в кашу превратится. Нужно срочно его спасать.
– Ма-ам! А можно Фелька вылижет сумку? А я сфоткаю для Инстаграма!
– О господи, – сказал Иван. – А если я вылижу сумку, то наберу столько же лайков, сколько кошка?
– Не-а, – сказала Ева. – Ты, папа, прекрасен. Но…
– Но есть кошка по имени Счастье, – вздохнул Иван. – Так и быть, признаю свое поражение. Конкуренция бесполезна. Иди сюда, хвостатое животное. Пришло время исполнять свой долг перед обществом.