— Ну, вот и добро. Давай тогда кувшинку, я ему отнесу.
И заскрёб медведь пятернёй в затылке: не хотелось отдавать кувшинку Еноту — разве он для того её брал, чтобы отдать? Но и обидчиком прослыть не хотелось. Отдал.
Увидел Енот — несут зайцы кувшинку. Удивился:
— Как это он отдал её?
— Так я же тебе сказал, — улыбнулся Пушок, — что есть у меня ключик от сердца. Словом зовут его, ключик мой. К каждому сердцу его подобрать можно. Сказал тебе его, а ты и задумался. И отмягчело твоё сердце, отомкнулось… Бери, ешь свою кувшинку. Да впредь расторопнее будь, не попадайся с кувшинками-то на глаза медведям.
По тропинке к Бобровой запруде черепаха Кири-Бум ползла. Спросила:
— О каком это вы ключике здесь речь ведёте?
Рассказал ей Енот. И в следующую среду поведала черепаха Кири-Бум у сосны с кривым сучком о зайце Пушке, который сумел отомкнуть жёсткое сердце медведя Тяжёлая Лапа и помочь Еноту. Слушал её и Рваный Бок и сиял от гордости: какого друга он себе нашёл! О нём даже сказки рассказывают.
КУСТИК ГОРОХА
Весной ещё вскопал медведь Спиридон грядку у берлоги и посадил горох. Вырос он, распустился. Стручки толстые, набитые. Похаживает Лиса вдоль плетня и видит горошек, а взять не может: зорко караулит медведь свой огород. На каждый шорох из берлоги высовывается, голос подаёт:
— Кто это там?
Не залезть.
«Но не я буду, — думает Лиса, — если не попробую медвежьего горошка».
Смотрит — заяц Рваный Бок по просеке скачет. Поманила его лапой, спрашивает:
— Горошку хочешь?
— Ещё бы! Гороха — и не хотеть, — подпрыгнул Рваный Бок. — Давай скорее.
— «Давай»! — передразнила Лиса. — Его сперва добыть надо.
— У кого?
— У медведя Спиридона.
— Э-э! — замахал Рваный Бок лапками. — Медведь Спиридон шуток не любит. Я уж учёный. Пошутил с ним один раз, хватит. Он меня и за уши отодрал, и из берлоги вышвырнул. Метров пять на левом боку ехал.
— Так это же совсем безопасно, — повиливала Лиса хвостом. — Ты же маленький. Присядешь за кустик гороха. Рядом медведь Спиридон пройдёт и не увидит.
— А если увидит?
— Не теряйся. Что это за заяц, который не может медведя перехитрить? Смотри ему в глаза и говори: «Поздравить тебя пришёл с днём рождения». Или другое что-нибудь скажи. У тебя же умная голова?
— Умная, — подтвердил заяц.
— И ты не найдёшь, что медведю сказать?
— Найду.
— И смелый ты. Не боишься один под ёлочкой спать?
— Не боюсь, — подтвердил Рваный Бок.
— Так неужели ты забоишься один на один с медведем встретиться?
— Не забоюсь.
— Ну вот и молодец. Идём.
Вела Лиса зайца к медвежьему огороду, радовалась: добудет Рваный Бок горошка, и она полакомится. А если поймает медведь зайца, так не её же. Зайцу битым быть, её костям не болеть.
Подвела Лиса зайца к плетню, шепчет:
— Лезь. Удача смелых любит.
Полез Рваный Бок. Только через плетень перебрался, а медведь Спиридон — вот он, идёт к нему по тропинке. Оглянулся Рваный Бок на Лису, дескать, выручай, а она хитренько так лапы в стороны развела: дескать, тебя поймали, ты и выкручивайся.
И понял тут Рваный Бок — на беду его навела Лиса. Сама не полезла, хитрая. Но и он не без ума родился. «Как ты мне, — думает, — так и я тебе».
Поднялся Рваный Бок и пошёл медведю навстречу. Помахал ему лапкой: наклонись, дескать, что сообщу тебе по тайности. Наклонился медведь Спиридон. Зашептал Рваный Бок ему на ухо:
— Предупредить пришёл. Лиса обворовать тебя замыслила. В кустах прячется, уйдёшь с огорода — залезет. Давно уже метит горошком твоим попользоваться.
Поблагодарил медведь зайца. Кустик горошка сорвал ему. Увидела Лиса зайца с горохом, кинулась к нему.
— Как тебе удалось добыть его?
— Медведь дал. Подхожу я к нему и спрашиваю: «Что лучше — честно попросить или хитро украсть?» — «Попросить», — говорит он. Я и попросил. Иди, и тебе даст. Ты верно сказала: удача смелых любит, — сказал Рваный Бок, а про себя добавил: «Но не балует хитрых».
Побежала Лиса к медведю. Видел Рваный Бок, как перелезла она через плетень. Слышал, как сказала она медведю, когда прихватил он её на грядке:
— Гороху мне хочется — страсть. Я сперва украсть хотела, а потом подумала: «Ну зачем я буду ползти, живот царапать, да ещё неизвестно — унесу или нет». Ты уж дай лучше сам, чтобы в грех меня не вводить.
И медведь дал ей: схватил за воротник и пропарил крапивным веником. Глядел Рваный Бок издали, как банит медведь крапивой Лису, и приговаривал:
— Так её, дядя Спиридон, так, чтобы знала она, плутовка, как глупых на воровство подбивать.
Не скоро после этого захотелось Лисе ещё раз отведать медвежьего горошка.
ЧТО ПУШОК ОТКРЫЛ
Поел Рваный Бок горошка, водички из родника похлебал, залез под ёлочку, вздремнуть приготовился. И тут примчался к нему Пушок, схватил за плечи, трясёт, кричит:
— Открыл!.. Открыл!..
А больше и сказать ничего не может. Упал на траву, лапками на себя машет, рот разевает — сердце зашлось. Шепчет:
— Открыл!.. Открыл!..
Сбегал Рваный Бок к родничку, водой друга обрызгал. Присел возле него, голову гладит, приговаривает:
— Успокойся, а то разорвётся от волнения сердце, и сказать не успеешь, что же ты открыл. Заново кому-нибудь открывать придётся.
Подействовали эти слова на Пушка, притих он. Отдышался, пришёл в себя, заговорил:
— Лежу я сейчас у себя под кустиком и думаю: все нас, зайцев, трусами дразнят. А если бы не было нас? Если бы на земле одни львы были? Что бы тогда было? Подумал я и открыл.
— Что?
— А то: если бы на земле одни львы были, то среди них объявился бы лев-заяц. Кто-то из них да был бы всех слабее и трусливее.
— Ну и что?
— Как что?! — воскликнул Пушок, — Если может быть лев зайцем, то, значит, и заяц может быть львом, среди… зайцев, конечно. Заяц-лев! Как звучит, а?
— Хорошо звучит. Есть что послушать.
— О! И может быть, я и есть этот заяц-лев.
— Это почему же ты? — поднялся Рваный Бок. — Я тоже могу быть им.
— Ты? Куда тебе. Ты разве забыл, как я тебя поборол два раза? У тебя грудь уже моей, и в глазах нет бодрости нужной. Я лев.
— Грудь у тебя пошире, да, — согласился Рваный Бок, — и поборол ты меня два раза, признаю. Зато у меня плечи покруче и уши покороче. И дед у меня ловким был, никто у нас в роще перед ним устоять не мог. Я заяц-лев.
И заспорили зайцы. А от спора до драки — одна оплеуха. Ахнул Рваный Бок ладонью по щеке Пушка, а тот ему ахнул — и понеслось. Колотят зайцы друг друга, пускают серый пух по ветру, кричат:
— Я лев!
— Нет, я лев!
А сова высунулась из дупла, жмурится, закрывается крылом от солнышка, никак разобрать не может, кто это там возится под ёлочкой. Послушаешь — вроде львы дерутся, а голоса — заячьи.
— Ухо-хо! Кто там? — спросила сова.
Услышали зайцы крик её и присмирели: хоть и плохо видит сова днём, а всё-таки видит. Разглядит кого-нибудь из них, и не сумеют они доказать даже, кто же из них — лев.
Поводила сова ушастой головой — тихо вокруг. Глазами круглыми поморгала:
— Странно, только что львы где-то рядом дрались, и уже не слышно никого.
Хохотнула и провалилась в дупло: до вечера ещё далеко и можно поспать.
Увидели зайцы — пропала сова. На цыпочках, на цыпочках перебрались на полянку подальше и встали опять друг перед дружкой.
— Ну, — спрашивает Рваный Бок, — убедился ты теперь, что я заяц-лев? Я вон как тебя по щеке ахнул.
— Это ты теперь убедился, что я лев, — отвечает Пушок. — Я вон тебе какой фонарь под глазом зажёг.
— Ах, так! — взвизгнул Рваный Бок и сжал кулаки.
И полетели опять клочья заячьей шерсти.
Мимо волк Рыжий Загривок шёл. Баранинки ему захотелось, да не знал он, где пастухи сегодня овечье стадо пасут. Решил у зайцев спросить. Они везде бегают, может, знают.
Свернул волк с тропы, идёт к полянке, Рваный Бок спиной к нему стоял, а Пушок — лицом. Увидел он волка, вскрикнул как-то странно, по-козлиному — м-ме! — и кинулся бежать. А Рваный Бок так и заплясал от радости.
— Ага! — кричит. — Удираешь? То-то. Понял, наконец, что не ты, а я заяц-лев.
И тут слышит он — шуршит что-то сзади. Оборачивается — волк. И уже совсем близко. И вытянулись у зайца уши и сами собой ноги заработали.
С неделю потом ходил Рваный Бок по роще и удивлялся:
— И как я мог в минуту за Яблоневым оврагом оказаться? Не понимаю. И откуда во мне столько прыти взялось? Через двухметровые кусты перепрыгивал — во как бежал!
УДАЧЛИВЫЙ ДРУГ
Заря ещё только чуть зажигала край неба, когда Рваный Бок прибежал к другу и толкнул его в плечо:
— Вставай, Пушок.
Легонько толкнул, а Пушок так и подпрыгнул. Бежать было кинулся, да Рваный Бок остановил его:
— Куда ты? Я это. Меня можешь не бояться.
— Ты? — удивился Пушок. — Что бродишь? Сам не спишь и мне не даёшь.
— Не спится. Ночь, подкрадётся кто-нибудь и обидит. Послушай, давай с тобой дом построим. С домом спокойнее будет. Закроемся с вечера на задвижку и будем спать до утра. И никто к нам не войдёт, никто нас не тронет. Да и лето кончается, пора о зиме подумать.
Ох, как услышал Пушок про дом, так и подпрыгнул. В ладоши захлопал.
— Дом? — кричит.
— Дом, — говорит Рваный Бок.
— Построим? — кричит Пушок.
— Построим, — отвечает ему Рваный Бок.
— Ой, какой же ты молодец, Рваный Бок, до чего додумался!
Обнял Пушок друга, прижал к остренькой груди, потискал, отстранил. В глаза поглядел, по плечу похлопал.
— Дом? — кричит.
— Дом, — отвечает Рваный Бок.
— Построим? — кричит Пушок.
— Построим, — отвечает Рваный Бок.
— С окошками?
— С окошками.
— Ох, какая же у тебя голова светлая, Рваный Бок! Что придумал!
Прижал опять Пушок друга к остренькой груди, потискал его, по плечу похлопал. И говорит вдруг: