– Знаешь, я вчера позвонил отцу, – начал говорить Капуста, глядя на зарождающийся рассвет и прищуривая глаза, – ты была права, давно надо было это сделать. Мы так долго проговорили. Он попросил прощения. Я тоже. Это, конечно, формальность, но надо действительно попытаться. По крайней мере, я бы этого очень хотел.
– Ты все сделал правильно.
– Я ведь должен становиться лучше, – пошутил он, а потом, поглядев на спящего Павла, добавил:
– «Мы откроем все окна, ты поможешь мне встать, и мне нравится верить, что я буду стоять…»74
– Мне тоже нравится в это верить, – улыбнулась Алиса.
От маленького солнца на горизонте по всему небу расходились большие и широкие лучи света. Редкие облачка, подсвеченные снизу, казались приклеенными к небу кусочками фольги. Кричали чайки.
– Такое странное ощущение, – сказала Алиса, расслабляясь в Капустиных руках, – как перерождение всего, нет?
– Ты, наверное, просто не видела раньше рассвета.
– Такого – точно не видела.
«Небо цвета мяса, мясо вкуса неба», – вертелось в Алисиной голове надорванным голосом Вадима, и все, что происходило сейчас, действительно было вкуса неба, но вслух она сказала:
– Твоя земля в неоновом рассвете!
– Наша земля, – поправил Капуста.
Вадим неподвижно стоял у воды. На свету его фигура казалась нарисованной черной тушью. Лежащий на пледе Павел то ли тихонько постанывал во сне, то ли что-то напевал, Алисе даже показалось, что она распознала мелодию «Radiohead», и ей снова вспомнился неумело поющий отец, и смеющаяся мама, и свое детство тысячи рассветов тому назад.
– Я тоже вонт перфект бади, и вонт перфект соул, – сказала она Капусте, – все вокруг такое факинг спешел!
– Ты тоже факинг спешел, – рассмеялся он, – правда.
Алиса подумала, что, наверное, эти слова должна была сказать ей мама, и сказать еще давным-давно. Любая мама любому ребенку. Но как хорошо, что их хоть кто-то сказал! И она широко улыбнулась, глядя ему в глаза, словно ночь кончалась не только вокруг, но и внутри самой Алисы, и начиналось утро.
– Ну, хватит уже, достали, – осадил их нежности подошедший Вадим, но осадил беззлобно, по-свойски, – вы смотрите, что вокруг происходит!
– Что? – не поняла Алиса. Вадиму не хватило слов выразить свои эмоции, и он просто поднял брови, покрутил головой и развел руки в стороны. Видимо, так он был восхищен рассветом.
«Небо цвета мяса, мясо вкуса неба».
«Твоя земля в неоновом рассвете».
– Думаю, надо включить подходящий саундтрек, – сказал он, наклоняясь к спящему Павлу и доставая из его куртки телефон. – «Гражданская оборона» – «Долгая счастливая жизнь».
Алиса сделала недовольное лицо, а Капуста, как всегда, запротестовал:
– А я бы включил «Ни шагу назад»75.
– Вот когда ты будешь всем заправлять, тогда и включишь, – отрезал Вадим и нажал на «Play». Заиграл проигрыш, и он снова вприпрыжку побежал к морю, подняв руки к небу и горланя вместе с Летовым:
Потрясениям и праздникам нет…
– Только одно условие, – неожиданно для самой себя сказала она Капусте, – не зови меня больше Лисой, ладно? Мне никогда не нравилось это сокращение, оно как не про меня.
– Хорошо, – ответил Капуста, целуя ее в волосы, пропахшие дымом, – ты правда поедешь со мной? Не передумаешь?
Алиса автоматически дотронулась до шрама на тыльной стороне ладони. Со временем он станет меньше, но не исчезнет совсем. И хорошо. Пусть остается. Плохое – это тоже часть жизни.
Безрыбье в золотой полынье,
Вездесущность мышиной возни,
Злые сумерки бессмертного дня -
– Не передумаю, – твердо сказала она, и от впервые взявшейся в ней уверенности ей самой стало легче. Наступило утро.
Долгая счастливая жизнь,
Такая долгая счастливая жизнь,
Отныне – долгая счастливая жизнь,
Каждому из нас…
Стало совсем светло, словно не было ночи. Павел безмятежно продолжал спать, не разбуженный ни солнцем, ни музыкой. Павел, как всегда, был потрясающе адаптивен. Эля развернулась к морю и закрыла глаза, подставляя лицо солнцу и просыпающемуся дню. И, несмотря на ее усталый вид, Алисе показалось, что утро наступает и для нее тоже.
– Марианские впадины глаз! Марсианские хроники нас, нас, нас! – горланил Вадим, прыгая на подступающие волны, словно пытаясь их раздавить. Памятная отцовская тельняшка на нем уже промокла насквозь.
– Только давай этого придурка возьмем с собой, – сказал Капуста, глядя на брата, – один он пропадет.
Вадим раскинул руки в стороны и прыгнул на очередную волну.
– Ладно, – нехотя согласилась Алиса, – только, чур, тогда без Павла, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Капуста, – Павел остается.
Долгая счастливая жизнь…
Начался новый день, а день вчерашний остался в прошлом, в непроглядной ледяной тишине. За миллионы световых лет отсюда худой подросток еще сидит в темной комнате и смотрит на горящие окна в чужих домах. Ты не один, ты не один – повторяет он как мантру, но пройдет еще много времени, прежде чем смысл этой мантры станет ему понятен. Чья-то мама продолжает ждать. Чья-то идет дальше. Мама для ребенка – Бог. Болоневые плащи входят и выходят из моды. Соседка Оля Афонина вырастает, выходит замуж и меняет фамилию. Где-то на крючок опускается милицейская фуражка, театр теней в самом разгаре, и Боксер еще очень высок и могущественен. Для победы еще не время, и крючок еще долго провисит на стене. Маленькая девочка, хохоча, расправляет руки-крылья, сдувает белые лепестки, падающие на лицо, и бежит по узкому бортику, разгоняясь перед полетом, поддерживаемая чьей-то сильной рукой. Мужчина в лётной форме приветственно идет кому-то навстречу, растворяясь в солнечном свете. Старик в куцей курточке стоит в стороне, чему-то улыбаясь, и медленно отдаляется, отдаляется, и рука, тянущаяся к нему через стекло, уже никогда его не коснется. Есть вещи, которые просто нужно пережить. Все это уже было, и все это уже в прошлом. Шрамы останутся шрамами, но станут меньше, и освободят место для новых. Это правильно. Начинается новый день, и новая жизнь.
– Спасибо тебе, – сказала Алиса и прижалась к нему щекой.
Долгая счастливая жизнь.
Каждому из нас.