– На этот счет будьте спокойны, источник крупный и стабильный – по пять вагонов в месяц гарантирует, – удар по скособоченной «девятке», которая отскакивает к борту, от него – к кучке из четырех шаров, бьет по одному из них и, после рикошета, останавливается в сантиметре от боковой лузы.
– А вот тут вам чуть-чуть энергичности не хватило. Или сноровки… И получилась «подстава». Если бы не французы – а они подарили мне машину «за корректность» – мог бы я воспользоваться этим вашим промахом. Но теперь – положение обязывает! – я таких «подстав» не беру… Хорошо, договорились, сырье ваше и шестьдесят процентов продукции – тоже. Сбыт – моя забота. Комиссионные со сбыта – семь процентов – можете отдавать хоть деньгами, хоть продукцией, – энергичный удар «десяткой» по последней оставшейся от «разбивки» группе шаров, от которого они разлетаются по всему полю биллиардного стола, резко меняя конфигурацию партии.
– Нет, Сан Саныч, сноровки мне хватает… Вот опыта маловато… Но я помню спортивные правила – «и с каждой неудачи давать умейте сдачи!»… Так что семьдесят процентов белил – наши, а пять процентов комиссионных – ваши. И кончим эту партию – устал я сегодня в самолете…
– Ладно, Георгий Евгеньевич, раз вы про правила «спортивные» знаете, то что ж вас мучить и гонять по лузам… Что в лоб, что по лбу… Сукно столешницы целее будет… Шестьдесят пять и шесть! Договорились?
– Договорились – на первые 10 вагонов. А там посмотрим, я в Моркве потренируюсь и сыграем ещё партейку.
– Да, конечно! «Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка»… Как написал один мой однокашник по студенческой «практике» на угодьях подшефного колхоза во времена студенческой молодости:
На полях морквы до черта,
А грязи – впятеро ещё,
И для желанного «зачета»
Пахать придется горячо…
Нынешних-то студентов на «картошку-морковку» не гоняют на полсеместра как нас, может, они теперь грамотнее будут, и помогут нам с вами после окончания своих институтов повысить выход при обжиге фарта, так что со временем прибыль и без «передела доли» возрастет…
И он закончил «деловую часть» разговора, сказав:
– Подписанный мною договор вы возьмете у моей секретарши.
Мы поставили кии на специальную стойку и сели в удобные кресла перед небольшим столиком. Тут же появилась дежурная сегодня официантка – уже не «Клавдия Свиридовна», а Катюша. Она принесла два хрустальных «тюльпана» – специальные коньячные рюмки, на четверть наполненные золотисто-коричневой жидкостью с каким-то истинно французским ароматом, улыбнулась и тут же исчезла. Прав был Савелий Ильич – дважды тут ничего не предлагали…
– Это мне «мои французы» прислали, – с гордостью сказал Сан Саныч, – настоящий «Сартр». Я, когда в Париже где-то в скверике по газончику его бредущим увидел, то чуть дорогу не уступил согбенному старичку – настолько живой там памятник ему стоит!
– А, кстати, Сан Саныч, вот Сартр – «интеллектуал новой волны», чуть не пол-Европы под свои знамена собрал в шестидесятые годы, а потом оказалось, что его «интеллектуальная собственность» – написанные им книги – почти никому и не нужна. Сейчас в Моркве на любом книжном развале они валяются в мягких обложках и очередей за ними нет…
– А у нас любая «интеллектуальная собственность» никому не нужна, если она «собственность». На халяву, конечно, мы и Билла Гейтса с потрохами съели, и «Титаников» разных вместе со «Статскими советниками» на борту в море наших видиков как килек в банке, но все это – хабар, пиратская добыча…
– Согласен, паразитов у нас много. Особенно на фильмах и книжках. Но, вы знаете, бизнес «на мозгах» уже не только западная штучка! Новый закон об авторском праве сделал патентование нужным не только соискателям научных степеней и званий, но и действительно «деловым людям». И если вы хотите завтра передать дело детям, а сегодня получать большие «белые деньги» – патент не будет лишним!
– Вы что, Георгий Евгеньевич, хотите меня «раскрутить» на очередную страховку?
– Да нет, Сан Саныч! Страховаться вы и сами умеете – вон у входа какие у вас молодцы сидят! Я заработать хочу – на вас и с вами. Фарт – новое сырье, патентов на него нет, а если сделать…
– Хм… Погодите… У моих французов тоже «бзик» на патенты. Но у них там целый штат юристов да консультантов, да и Франция – не Руссия, законы там другие, менталитет…
– Разумеется! Но я вам предлагаю попробовать. А юристов и консультантов в Моркве не меньше, чем в Париже, уверяю вас. И среди моего круга знакомых есть не самые последние из них…
– Это реальное деловое предложение вашей фирмы?
– Нет, это реальное деловое моё предложение лично вам.
Сказал я это твердо и ясно, памятуя предупреждение Савелия Ильича о том, что здесь повторять дважды не следует.
Сан Саныч сделал глоток из своего «тюльпана», посмаковал его и явно задумался. Я в это время набил трубку и тоже задумался.
Этим поступком я начинал ту самую «свою игру», которая считалась у нас изменой. А именно «измены» и боялся больше всего Ефим Семенович. Но я ведь его предупреждал – я по натуре «кошка, которая гуляет сама по себе»…
Как-то в одной из наших редких совместных командировок (так удачно совпало, что партнер был из Чистоводска и мы могли совместить в этой командировке «приятное с полезным» почти буквально – врачи рекомендовали Ефиму Семеновичу и чистоводский горный климат, и обогащенный риново-синатовым участком спектра солнечный свет, порождающий потрясающие по великолепию полуденные радуги, и его же минеральные источники), мы провели вечер за бутылкой пива (всего одной за целый вечер!) и парой рыбок – все ещё «дефицитной» даже в те, «сразупослеперестроечные времена», тарани.
Разговор был длинный, душевный и слегка путанный. Но тема «Лукавого», который «стоит над плечом и гадит с улыбкой» была одной из основных. И среди «гадств» Лукавого Ефим Семенович особо выделял его стремление раздуть нашу гордыню и через нее склонить к измене.
Измена здесь подразумевалась абстрактная – отказ от заповедей Создателя и нарушение договора с Ним. Но за этой абстракцией явно проглядывало ее «реальное» воплощение – в роли «Создателя» и «держателя договора» в нашей фирме он видел, естественно, себя, а нас рассматривал как ветреных и непостоянных в своих обещаниях евруев ветхозаветных времен.
Я, помнится, сказал ему тогда, что не нужно искать черную кошку, а тем более тигрицу там, где ничего, кроме непроглядной черноты и нет…
И вот теперь я все же начал «свою игру»… Но я начал ее не спонтанно. Разговоры и предложения по поводу нашего выхода на рынок «интеллектуальной собственности» были многократными и на совещаниях у шефа, и в «застольных беседах» с ним.
Исходили они и от меня, и от Тамары Петровны, и от Самуила Лазаревича. Особенно после того, как выяснилось, что бывший начальник патентного отдела ЦИАПа – очаровательная пышечка Алла Сергеевна – открыла собственное патентное бюро. Она и сама приходила к нам и агитировала Ефима Семеновича лично. Безрезультатно. «Но не сдается правый и смелый» – попытки убедить Ефима Семеновича продолжались и в дальнейшем.
Мне кажется, что у неудачи наших увещеваний был целый комплекс причин. И неверие шефа в то, что подобный бизнес вообще возможен в Руссии в наше время («обокрадут мгновенно»), и неприспособленность нашего менталитета к такого рода отношениям («Предположим, ты сегодня нужен нынешнему хозяину. Но почему ты надеешься, что и завтра другой хозяин будет тебе платить? Наивно, глупо и опасно»), и начальное несовершенство патентного законодательства и – не в последнюю очередь – то, что занятие таким бизнесом могло повлечь изменения в системе нашей оплаты.
В патентном бизнесе ключевыми вопросами являются вопросы о долях тех, кто будет этим заниматься. А доля – это экономическая свобода, немыслимая в рамках нашей фирмы. Да и долговременность патентных доходов могла «расхолаживать коллектив».
Короче, шеф был против самой попытки «влезть в это дело». И то, что я сейчас говорил Сан Санычу, не могло быть одобряемо им. А мое внутреннее самооправдание, состоявшее в том, что когда дело будет сделано и появятся первые результаты, то я их преподнесу фирме на «тарелочке с голубой каемочкой» и – за определенную долю, конечно! – предоставлю в распоряжение шефа, было слабым и неубедительным.
Поступи я так «на самом деле», получил бы я, скорее всего, не благодарность, а «обходной листок без выходного пособия» – Ефим Семенович просто выгнал бы меня и из кабинета и из фирмы.
Все это я ясно осознавал, но надеялся все-таки на то, что «здравый смысл» в, конце концов, восторжествует, и будет у меня «грудь в крестах». Хотя тот же здравый смысл подсказывал, что одновременно с «медалью на грудь» я, скорее всего, получу и «голову в кустах»…
Сан Саныч, наконец, принял какое-то внутреннее решение (а среди мотивов, которые им двигали, был, конечно, и тот, что такое мое поведение позволяет ему надеяться получить в нашей фирме «крота»), но начал он издалека, как бы размышляя вслух:
– Вы знаете, когда меня водили по парижским достопримечательностям, то рассказали, что есть в Версале один великолепный фонтан – «Энцелад». Сам Энцелад – один из титанов, боровшихся с богами-олимпийцами. Странная и горячая натура – после того, как Афина Паллада погребла его под Сицилией, там начали бить струи вулканов. И стало там горячо… Вот и я чувствую в вашем предложении нечто горячее… И даже, может быть, забьют со временем фонтаны и идей, и денег. Но пока… Пока наш Энцелад не разогрелся!
Так что, давайте, Георгий Евгеньевич, не будем сейчас обсуждать этот вопрос подробно. В принципе ваше предложение мне нравится. Вот начнутся поставки фарта, вы к нам почаще ездить будете, тогда, в баньке, и оговорим детали. Да, и не обижайте – «какие наши годы», чтобы о передаче дела детям думать? А вот «белый длинный рубль» – другой коленкор. Вот над этим вы подумайте, да мне в следующий раз растолкуйте поподробнее – что там ваши «эксперты» могут предложить?