-персон. Недалеко от церкви я увидел даже какой-то старенький «Жигулёнок».
Стало ясно, что эти «ребята» из Администрации в большинстве своем ещё очень далеки от «насыщения», а потому лямку свою будут тянуть круто, не обращая внимания на хрипы и стоны экономики, шею которой эта лямка плотненько обвивала…
Мы вошли в какую-то стандартную дверь и оказались в проходной, которую охранял не мент, а военнослужащий с автоматом. Вероятно, из внутренних войск. В помещении было довольно сумрачно и выглядело оно не особенно презентабельно. А когда я увидел, по какому древнему телефонному аппарату Владимир Иванович сообщал кому-то о нашем прибытии, моё удивление ещё более возросло.
Другого сорта удивление вызвал прошедший на выход мужчина с крупной, чуть рыхловатой фигурой, в котором я узнал Александра Петровича из Амгарска. На отрешенном его лице было написано гораздо больше озабоченности, чем удовлетворения. Чего он-то здесь искал? Если он все ещё в «Юкоси», то вряд ли поддержки в какой-то бизнес-схеме, уж, скорее, увидел я случайно куда этот крот нору свою прорыл…
Возрастало мое удивление и далее, пока мы проходили по коридорам и поднимались по лестничным маршам, напомнившим мне живо то ли магнитоградскую, то ли салаватскую гостиницы с их подтёчными стенами, ободранным линолеумом и скрипучим паркетом. Но апогея оно достигло в комнате, где нас ждал для переговоров Иван Семенович Нюник.
Комната за скрипучей дверью была небольшая – метров 15–18. У окна, выходившего во внутренний дворик, стоял стол хозяина кабинета. («Дверь скрипит. На пороге стоит треска»). Само окно, со слегка облупившимися крашеными рамами и давно немытыми, как будто аквариумными, стеклами, не пропускало достаточно света, чтобы можно было быстро разглядеть поверхность стола. Да и расположен он был очень неудачно – вставший нам навстречу Иван Семенович закрыл своей спиной и так не очень яркий свет.
Иван Семенович, оказавшийся вполне бесцветным пожилым мужчиной, в изначально, может быть, и хорошем, но явно «ношеном» костюме, приветливо и по-свойски улыбнулся Владимиру Ивановичу и сказал:
– Ну, здравия желаю, полковник Ктолин! Экий ты фланелевый красавец стал! Проходи, Владимир Иванович, располагайся!
Владимир Иванович прошел навстречу Ивану Семеновичу мимо пары составленных по длинной оси старых канцелярских столов, стоящих слева вдоль стены, и пожал протянутую ему руку.
Хозяин кабинета вышел из-за своего стола и сказал, указывая на спаренные раритеты советских времен:
– Садитесь! Поскольку вас двое, говорить удобнее будет там.
Мы с Владимиром Ивановичем расположились на стульях у стены, а Иван Семенович сел напротив. Несколько минут Нюник и Ктолин обменивались новостями: «Ну, как дела?». «Да всё путем!». «А дочка как?». «Да в Англии она, только на втором ещё курсе». «Ну, тогда я понимаю – тяжело тебе ее тянуть!» «Да ничего, не жалуюсь!». «Ну, если выкарабкался тогда – теперь не пропадешь!». «А ты поможешь – снова загусарим!». «Нет, хватит хвост павлином распускать… Теперь скромнее нужно быть! К народу ближе…». «Ага! В пустой карман сберкнижек больше влезет! Особенно, если это карман в малиновом пиджаке». «Ты про малиновый забудь! Запомни – соловое теперь в моде!».
Наконец, перешли к «деловому разговору». Владимир Иванович сказал:
– Тут вот какое дело… Я сейчас в одной конторе научной работаю, вот с Юрием Александровичем, профессором химии (так он представил меня собеседнику). И наука наша утверждает, что из дерьма конфетку можно делать – из разных, значит, органических отходов великолепную сажу для шин и красок. Но все-таки не из воздуха – сырье нужно на заводе брать. Ты ведь курируешь Берлингуер? Или теперь итальянские коммунисты в городе имени их Генсека сами хозяйничают?
Иван Семенович никак не отреагировал на последнюю фразу Ктолина, внимательно посмотрел на меня и спросил:
– А что именно в Берлингуере вас интересует?
Я ответил:
– Там на заводе «Синтезкаучук» есть отход – «Абсорбент Б3 тяжелый». Он может быть сырьем для сажевого завода в Ильмазах. Но Берлингуер его как печное топливо продает в захолустные котельные – уж очень он вонючий. И там у них якобы уже и договоры все подписаны – зима ведь скоро! А наш проект позволит «не топить ассигнациями», как говорил Мендель Ейев, а «make money» – делать деньги, которые не пахнут, как говорят америкосы и древние римляне…
Иван Семенович ещё раз пристально посмотрел на меня, потом на Владимира Ивановича, видимо, решая, с кем говорить, и обратился ко мне:
– А сколько вам нужно этого абсорбента?
Я, вспомнив наказ шефа, решил немного «погусарить» и твердо сказал:
– Десять цистерн в месяц.
Иван Семенович остался совершенно равнодушным к цифре и снова спросил:
– А сколько могут «скушать» Ильмазы?
В этот момент на его рабочем столе зазвонил телефон. Иван Семенович встал и, сделав извиняющийся жест – развел руки, как бы говоря: «Что делать! Я на службе!» – снял трубку.
– Алло! Да, это я… А, здравствуй, Василь Карпыч! Как здоровье? Как там Волгла – по прежнему впадает в Балтийское море или ты ее уже в Иранк продал и на Каспий завернул? Не сердись – шучу!.. Да… Конечно, знаю!.. Хорошо, разберемся… Сделаю… Что?!.. А! Ну, так бы и сказал…
Он положил трубку, вернулся, и весело объяснил:
– Звонил Старовыйнов из Волглого. Обидели там его. Какой-то корреспондент с телевидения ОРТ что-то позволил себе лишнее в репортаже. Спросил, нет ли у нас выхода на ОРТ. А чего спрашивать? Если мне будет нужно, я и к Богу в рай на рюмку чая заскочить смогу! А просил Карпыч разобраться с корреспондентом. И обещал за это рюмку водки, старый жид!.. Правда, на закуску – бочонок осетровой икры.
И после этого уже деловым тоном:
– Ну, ладно, извините за эти пустяки. Так сколько примут Ильмазы?
Пока игрался этот водевиль, я уже прикинул в уме возможности башкирцев и уверенно ответил:
– Если дело хорошо пойдет, они запустят ещё одну нитку и смогут переработать до 30 цистерн.
Иван Семенович достал сотовый телефон, нажал несколько кнопок, и сказал:
Гуревич, это ты? Тебя Кремль беспокоит. Да не пугайся, это ж только я пока!.. Да, я… Ты вот что мне скажи, абсорбента тяжелого сколько вы в месяц на котельные сливаете? Сколько? Тыщу тонн? А больше можете?.. Ага, понятно… Ну ладно, все, отбой!.. Отбой говорю! До встречи – на следующий год в Ерушалайме! Ха-ха!
После этого он пояснил:
– Они могут и до полутора тысяч тонн сливать…
Потом помолчал, тоже что-то прикидывая, и перешел к сути вопроса:
– Вот что я скажу, Юрий Александрович! Мы не филантропы и помогаем только там и тем, где и от кого все же пахнет… деньгами, разумеется! Если вы докажете, что ваша наука не ошибается, и что делать сажу выгоднее, чем жечь в котельных абсорбент, вы получите абсорбента по цене котельного топлива столько, сколько захотите, хоть десять цистерн, но при условии, что ровно столько же ваши Ильмазы примут его и от нас. А вы вместе со своей, и нашу сажу пристроите. В ваш карман мы не полезем, а за труды по реализации заплатим комиссионные. Согласны?
Тут в разговор вступил Владимир Иванович:
– Я вот что хочу отметить, Иван Семёныч! Как говорится, война – войной, а кушать хотца! И реализация сажи вашей – дело не простое, сам понимаешь… Комиссионные для фирмы – не доход. Ну что там будет с этой сажи?.. На всех делить – только по тарелке размазывать… А я, да и наука в лице профессора Юрия Александровича, для одного процента с каждой тонны уж пустой карман в пиджачишке отыщем… Какой ты говоришь сегодня в моде – соловый? Так у меня как раз такой!
Иван Семенович понимающе кивнул и чуть брезгливо бросил Владимиру Ивановичу:
– Да ясно это! Решим мы этот вопрос как обычно…
И, обращаясь ко мне, завершил разговор:
– Так что поезжайте в Берлингуер, возьмите пробы, поколдуйте там в Ильмазах, и приходите ко мне с цифрами – что мы имеем с гуся…
… Когда мы сели в машину, я спросил Владимира Ивановича:
– А почему это вы для меня только процент попросили? Может, я пять захотел бы! И считался бы тогда «деловым человеком». А так вы меня просто «шестеркой» каким-то выставили перед Иван Семенычем и как будто яду в ухо влили – слышу, что убиваете вы мою репутацию, а сказать ничего не могу – мы ж партнеры, рядом сидим!..
Владимир Иванович укоризненно покачал головой:
– Э-эх! Вы как ребенок, право слово! В бизнесе честность состоит не в выставлении на всеобщее обозрение дыр на рукавах пиджака, образовавшихся от сидения в позе роденовского мыслителя… Да не скажи я этой фразы, никто бы с вами через месяц разговаривать не стал. Здесь не понимают таких «ботаников» как вы, которые только по «белому договору» работают. И с такими «белыми» воронами дел стараются не иметь! А пять процентов – это от гонора вашего непомерного! Вон, сам Михал Михалыч – и тот только «три процента!» А вы – пять… «Скромнее надо быть», – помните, как сказал это Иван Семеныч? К народу ближе и – в соловом!
Я тут же признал его правоту и поспешил извиниться:
– А, понимаю, – сказал я, озираясь – нет ли где «длинного уха»? – вы нас убили, мы мертвы. Ах, как это умно! Как это во-время!
Владимир Иванович посмотрел на меня слегка удивленно, но ничего не сказал и съехал с тротуара…
Глава 8
О дальнейшем течении рабочего дня, проекте памятника советской женщине, найденной мною в Интернете новой теории мироздания Переслегина, воспоминании о колоритной встрече с новым Паниковским, а также об особенностях приема пищи непосредственно на рабочем месте.
Перемена империи связана с гулом слов,
с выделеньем слюны в результате речи,
с Лобачевской суммой чужих углов,
с возрастанием исподволь шансов встречи
параллельных линий…
Как оказалось, обернулись мы довольно быстро. Было только около трех часов, шефа ещё не было, в комнате сидели только Лукерья Федоровна да Елена Никоновна – ни Петровна, ни Борисовна с обеда ещё не возвращались. Но, судя по чистоте урн и протертости стекла моего монитора, побывала тут во время нашего отсутствия наша уборщица, Тамара Никифоровна.