Зоя говорит:
— Увы, вот его благодарность. Пять поколений мой род владел престолом. Сам великий Василий завернул меня, только родившуюся, в пурпурные пелёнки, говоря: «Властвовать тебе долгие годы, дитя, рода нашего побег и царской власти прекрасный образ». И вот перед тобой — не багрянородная царица, а всего лишь одинокая женщина, удалённая от престола и запертая в гинекее.
Харальд выслушал её и говорит:
— Выходит, мы одинаково должны благодарить Михаила.
— Не одних нас с тобой унизил Калафат, — говорит Зоя. — И как мне ни горько, не минует его кара небес.
Она возвела глаза к небу и прошептала молитву, потом глядит на Харальда и говорит:
— А ты ещё более красив при свете дня. Сядь сюда, пей вино и ешь, — указывает она на стол, уставленный яствами, а сама продолжает рассматривать Харальда. — Холод и сырость подземелья сделали бледным твоё лицо, но от этого оно стало только прекраснее.
Зоя садится рядом с Харальдом, и Харальд чувствует, как жарко её дыхание.
— Хочешь быть свободным? — вдруг спрашивает она.
Харальд допил вино и говорит, помолчав:
— Смотря что попросишь за это, царица.
Зоя печально отвечает:
— Если бы я могла просить то, чего хочу. Но я знаю, сердце твоё принадлежит той, чей лик на твоём парусе.
И она встаёт и отходит к окну.
— Зато враг у нас один, не так ли? — говорит Зоя. — На службе у Калафата много твоих соплеменников, последовавших за тобой из Иерусалима. И когда свершится неминуемое, не будет ли справедливее, если варяги обратят мечи против тирана? Они послушают тебя, если ты прикажешь.
Харальд говорит, обрадованный:
— Ты поможешь мне увидеть моих друзей?
Зоя отвечает:
— Ещё кое-что я могу в этой стране.
Харальд говорит:
— Ты добра ко мне, царица, и я отплачу тебе добром.
Зоя говорит:
— Тогда и пробьёт час нашей свободы. А теперь иди.
Она хлопает в ладоши, и из двери появляется синий человек.
— Стой, — говорит Зоя и подходит к Харальду и снова, не отрываясь, глядит в его лицо: — Ты похож на Ахиллеса, у того тоже были голубые глаза и волосы цвета льна.
И она дотрагивается рукой до волос Харальда и медленно проводит по ним рукой.
— Ступай, — говорит Зоя, и Харальд уходит.
Теперь надо сказать о Феодоре-живописце. Он жил в Миклагарде, в предместье святого
Мамы, где жило много тех, кого греки именуют варварами, и жилище его было убого.
В варяжскую стражу Феодора не взяли по его тщедушию. Не был Феодор ни кузнецом, ни горшечником и иных не знал ремёсел, на которые здесь был спрос; паче же не был купцом, кои здесь были чтимы так, что дома и съестные припасы получали от конунга бесплатно, как и право мыться в термах.
До темноты Феодор бродил по Миклагарду, любуясь его храмами и руинами языческих капищ, откуда приносил к себе кусочки белого мрамора, оставшегося от колонн, некогда украшавших эти капища.
В остальное время Феодор слушал в корчмах россказни мореходов о людях дальних стран, которые имели тело людское, а лицо львиное, о трёхглазых киклопах ростом в сорок локтей — и посмеивался, потому что и сам немало плавал по морям.
Своим же ремеслом Феодор кормиться не мог, ибо множество было в Миклагарде живописцев и мозаичников, хоть и не лучше Феодора, но имеющих мастеровое клеймо, которое стоило немалых денег.
Но вот чем кормился Феодор: из принесённых кусочков мрамора он резал небольшие подобия нагой женщины, именем Венус, которую иногда находят в земле греки, и тайно продавал на базаре распутникам, охочим до таких вещей.
И вот он однажды складывает свой товар в мешок, чтобы идти на базар, и тут к нему входят два греческих воина, и один спрашивает:
— Твоё имя — Феодор?
Феодор говорит:
— Имя моё. А товар не мой, первый раз вижу.
Но воины не хотят дальше слушать и тащат Феодора с собой, а Феодор вырывается и кричит:
— Каюсь, мой товар! Но всё от бедности моей и нищеты, сжальтесь над убогим, люди добрые!
И все оборачиваются на них, тогда воин затыкает рот Феодору перчаткой, и Феодор только громко мычит, а его ведут дальше.
Его приводят в некое подземелье, и здесь вынимают перчатку изо рта, и толкают за тяжёлую дверь, и дверь закрывается. Феодор бросается к двери и вопит:
— Грешен, непристойное вершил! Вот крест — утоплю идолов в море, а за грех любое покаяние приму.
И тут он слышит:
— Успеешь ещё покаяться, Феодор.
Феодор оглядывается и видит Харальда.
И они радостно обнимаются, и Феодор говорит:
— Да гори оно теперь огнём — покаяние, с тобой и к чертям не страшно. Вот уж честь так честь — с самим Харальдом сесть!
Теперь — хоть в ад. Одно жаль: ваять я только что наловчился! Вот ремесло, что там живопись!
И он достаёт из мешка свою Венус, но видит, что Харальду мало до неё дела, и стихает.
Харальд спрашивает:
— Феодор, не было корабля из Гардарики?
Феодор отвернулся и отвечает:
— Нет, давно с Руси ничего не слыхать.
Но Харальд видит, что Феодор лукавит, берёт его за подбородок и поднимает лицо:
— Правду говори!
Феодор сник и говорит:
— Был корабль, Харальд. — И молчит.
— Говори! — трясёт его Харальд.
Феодор отвечает:
— Чего говорить — отказала Елизавета купцам, а что с твоим золотом — не ведаю.
— Сам слышал? — говорит Харальд.
— Ульв слышал одноглазый, — отвечает Феодор, — и нам рассказал.
Харальд отпустил Феодора, и отошёл, и затих.
Феодор говорит:
— Да ты не печалься. Главное, что мы снова вместе в Царьграде. Я тебе вот что скажу: неспокойно в городе, народ мутится против Михаила. Глядишь, всё скоро переменится, выпустят нас, погуляем ещё по свету!
Харальд как бы очнулся и говорит:
— Выпустят тебя сейчас.
Феодор молчит, удивлённый, а Харальд даёт ему тонкий свиток.
— Ульву передашь приказ, — говорит он. — Прочтёшь ему сам, никому не доверяя. А на словах удостоверишь, что письмо от меня.
Феодор кладёт свиток за пазуху и кивает:
— Всё исполню, что велишь.
Здесь снова появляются воины и без лишних слов уводят Феодора с его мешком. А Харальд остаётся один и садится на скамью.
И долго он сидел так в печали, а потом сказал вису:
— В распрях костров кольчуги
Раны мои обмывая,
Дева на белом коне
Скакала со скальдом рядом.
Липа льна умерла...
Надежду губитель стали
Отнял у скальда навеки,
Смерть положив уделом.
Тогда женский голос отвечает ему:
— Как овцы мы проводим жизнь, не ведая,
Какой конец нам Зевс готовит каждому,
Но тешимся надеждой — кто-то в будущем
Ждёт радости, а кто — в сей миг и час.
И Зоя подходит к Харальду и опускается перед скамьёй на колени, как низкая родом.
— Ахиллес вершил свои подвиги, — говорит она, — ради той, кому они не любы, мне же люб Ахиллес, но не его подвиги.
Она берёт руки Харальда в свои и целует. И Харальд сидит, словно каменный, потом трогает волосы Зои, проводит по ним рукой и говорит:
— А они и вправду у тебя подобны огню... (Далее следуют три листа рассуждений переписчика об общем упадке нравов, которые опускаем. — В. В.)
8Как Вальгард прискакал в Киеви отчего плакала Эллисив
ил человек, его звали Грим Серый. Он был купец, но состарился и давно не плавал. Но многие его знали в стране, и он многих знал. Грим тоже не любил Свейна и, когда Карл и Бьёрн прибыли с золотом Харальда, охотно взялся им помогать.
У Грима собирались многие ярлы и другие люди со всей Норвегии и с островов, потому что прошёл слух, что купцы дают деньги тем, кто хочет бороться против Свейна.
И вот как-то съехались в доме Грима: Гуннар, сын Торкеля с Побережья, у которого Свейн отнял земли и обесчестил дочь; Хроальд, сын Кая Пузатого, бывший постельничьим у Олава; Сигфус, сын Эгиля, старый ярл, хорошо сведущий в воинском деле, и Вальгард Сильный, сын Торлейва Ворона, славный многими своими делами.
И они слушали, что говорили купцы.
— Скажу честно, — сказал Карл, — что и до вас мы искали мужей, кто враг Свейну, и хоть бывало трудно распознать, но всё же, кажется, мы разобрались, какие у людей мысли.
Бьёрн говорит:
— Вас же не спрашиваем, потому что мысли Баши знаем, но хотели бы послушать вас, что делать дальше.
Грим налил всем вина, потому что чаши опустели; Сигфус, воин, выпил и говорит:
— Надо, чтобы не пропали эти деньги зря. И чтобы все, кто их получил, покупали оружие и строили корабли, ибо Свейн имеет много кораблей и войска и борьба будет нелёгкой.
Гуннар говорит:
— Мне вообще противен подкуп, но ещё противнее Свейн. Однако, правда, он силён. Говорят, когда он отошёл от христианской веры и стал приносить языческие жертвы, то стал сильно сведущ в колдовстве и сам Сатана теперь ему помощник.
Хроальд говорит:
— Верно. Я слышал, что у Свейна доспехи, которые не берёт железо, и у его ярлов такие же.
Вальгард Сильный, ярл, ещё именуемый Божьим Судом и известный своей мудростью, выслушал всех и говорит:
— Мало того, что мы будем ковать оружие, собирать воинов и строить корабли, коих нужно не менее ста, чтобы перекрыть фьорды. Свейн разобьёт наши дружины нашими же руками, если не будет над нами главного.
Хроальд говорит:
— Магнус сидит в Тронхейме с Эйливом и Кальвом.
— Они уже и не рады, что привезли его сюда, — говорит Грим, — так он извёл их своими выходками.
Вальгард говорит:
— Кто нам нужен — все мы знаем. И надо скорее дать ему весть, чтобы возвращался.
И все с этим соглашаются и с предосторожностью поодиночке расходятся. Грим же, отпустивший в тот день слуг, чтобы не было лишних ушей, остаётся один и садится отдохнуть перед очагом.