Но полночи я не спала, слушая ночные шорохи, стрёкот, вскрики джунглей. И не могла понять, почему мне жаль расставаться со всем этим диким миром. Как обычно пристроившись неподалёку от мичлавского плеча, я пыталась уловить звук его мерного дыхания, но ничего не могла услышать. Будто и дыхание во сне он мог контролировать. Но в темноте я ясно ощущала его наличие рядом, и даже попадала в зону распространения тепла, которое он излучал как сам вулкан Инсулии.
Бр-р, за два месяца мы повидали друг друга достаточно близко. Стыдно вспомнить, как во время детерминации меня полоскало у него на глазах. Как он даже мыл меня однажды, Господи… А я обрабатывала ему все раны, и видела завораживающе жуткий шрам у него на спине. Я знаю, что он иногда выпивает в рейде. Он просветил меня, что я неспокойно сплю, мечусь и даже стенаю во сне. Я даже знаю, что у него на Инсулии была когда-то женщина! И что они не поладили. И что почти поладили с другой, но я вмешалась с рабочими делами. А он знает, что я терпеть не могу журналистов и внимание малознакомых людей. Я знаю, что когда он зол, его надо оставить в покое. А он знает, чем может разозлить меня, да посильнее. Я знаю, что после бритья он сверкает подбородком ровно полдня, а потом снова зарастает. А он знает, какую музыку в каком настроении я слушаю. И ещё что после долгих переходов по лесам у меня страдают ступни, даже в сверхудобных ботинках, разработанных в Ассоциации. И даже научил особому массажу, чтобы минимизировать проблему.
А ещё научил убивать живых существ, что я и делала все два месяца под его руководством.
С меня хватит, я под его гипнотическое влияние больше попадать не собираюсь.
Глава 22
Через сутки мы вернулись в пустой лагерь и на следующее утро собрали всё оборудование. На это ушёл почти весь день – два месяца назад мы соорудили эту базу гораздо быстрее! Работа немного осложнялась тем, что Мичлав по какой-то причине решил не нагружать меня слишком сильно. Он поручал мне упаковку вещей и несложную разборку. А когда я попыталась поднять один из ящиков, тут же отобрал его со словами:
- Ну куда, мелкая? Теперь тебе вряд ли стоит это делать, разве не знаешь?
- Здесь явно меньше той нормы, которую мне положено поднимать! – неприятно изумилась я, действительно чувствуя себя слишком мелкой среди нагромождений багажа и мускулов.
- Не при мне, девочка, - хмыкнул он, и от этой ухмылки сделалось ещё неприятнее, будто надо мной вновь смеются. – Ты, конечно, прибавила мышечной массы, это верно.
Пожалев, что из-за жары оголилась до майки и пижамных штанов, я принципиально скрестила руки на груди.
- Но на этом стоит остановиться. А то приятель твой, уличный, не оценит, можешь мне поверить.
- Нет у меня никакого приятеля!!
- Что, поссорились уже? Неудивительно, с твоим-то характером…
- Да вы на свой бы посмотрели!
- Кстати, без моего участия вы с этим парнем вряд ли увидитесь.
- Мичлав, да хватит, я даже не могу понять, вы издеваетесь или серьёзно думаете, что я с ним созваниваюсь!!
- Я и сам не пойму, - охотник, поставив спорный ящик на плечо, вдруг склонился и внимательно посмотрел мне в глаза. – Но ты явно что-то замышляешь, я вижу! Приятненькое что-то, а?
Холодок пробежал по рукам, ведь, занимаясь упаковкой скарба, я раздумывала о будущности своей идеи и о том, что сделаю в этом направлении сразу, когда вернусь домой. Это действительно было приятненько для самолюбия.
- Да, замышляю! – с вызовом отвечала усмехающемуся наставнику, поспешно пряча растерянность. – Замышляю как отдохну, избавившись наконец от вас и вашего контроля!
Охотник благодушно посмеялся и, подняв ещё один ящик, направился к чёрной машине, открывшей бесконечное нутро.
- Ну, малыш, избавишься ты от меня ещё не скоро! По меньшей мере, отдыхать ближайшее время придётся тоже совместно. Чувствуется, общество посторонних нам обоим пока не светит.
Пситтаки с изумлением наблюдали, как их парк развлечений быстро исчезает. Мне было жаль с ними расставаться! Содержание животных и птиц в неволе сейчас воспрещено, но теперь я понимаю, почему раньше люди это делали. На прощание мне удалось с ними сфотографироваться.
Ночёвка прошла на открытом воздухе, а утром мы покинули бывшее место лагеря, оставив на нём только некоторые необходимые людям из Комиссии вещи. Это был шестьдесят четвёртый день поездки, и сегодня рейд официально завершился.
- Мои поздравления, ученик! – провозгласил Мичлав, когда огромная машина, раскачиваясь на ухабах, выбралась на чистую дорогу. – Обалдеть, чёрт возьми, мы с тобой всё-таки это сделали! Давай-ка вруби что-нибудь поживее и погромче! Погромче, говорю!
Я послушно запустила на часах какую-то музыку и, видя в зеркале заднего вида удаляющуюся стену джунглей, почувствовала, словно огромный кусок жизни остаётся где-то позади. Такой огромный, как тень от вулкана. Или от фигуры Мичлава.
Тот выглядел человеком, стопроцентно удовлетворённым жизнью и завершением дела. И словно впереди не маячила оценка Комиссией, встреча с заинтересованной общественностью и реакция оной на мою детерминацию. Господи, можно только позавидовать его непрошибаемой психике!
Город встретил нас распахнувшимися Воротами и радостными правоохранителями. Я предпочла к ним не выходить, чтобы не привлекать к себе внимания. А они, абсолютно счастливые, даже ухитрились прохлопать Мичлава по плечам и сообщить, что ждут не дождутся, когда Ворота наконец откроют, и им не надо будет тут торчать целыми сутками. Милые такие…
Улицы жили обычной жизнью! Я бывала в городе всего четыре раза, а будто уже хорошо его знала. Но сейчас он вдруг показался мне слишком уж суетливым – такое безумное количество народа кругом и столько машин!
Леока, ты совсем рехнулась?! Ты не рада уехать из джунглей?! Что с тобой происходит?!
Но одна вещь всё расставила по местам. Мы прибыли в гостиницу, где нас приняли с большим почётом – там мне выделили отдельный номер, и в нём был ДУШ. Горячая вода! И куча помывочных средств! Самых обычных, общечеловеческих, для удовольствия тела! А ещё самый обычный унитаз! Ну ладно, с ним мы встречались в кафе месяц назад. А вот с душем – нет!
Короче говоря, цивилизация заманила меня обратно в свои цепкие объятия – и всего лишь при помощи сантехники.
Только к вечеру, отмокнув, насладившись, обсушившись, я вылезла на белый свет. Мичлав вызвал меня вниз, чтобы составила ему компанию за чашечкой некрепкого кофе.
Кофе!!
Испить этот божественный напиток, сидя на уличной веранде отеля – как приятно! А вот вновь увидеть наставника – не очень. Он опять был выбрит, одет в чёрное, расслаблен почти до сонного состояния. Как и я. Какое-то время мы с ним просидели молча, наблюдая мирное движение переговаривающихся пешеходов. Звучала коктейльная музыка, звенели чашки. Воздух подрагивал от жары цвета песчаника, но веранда овевалась прохладным ветерком с лёгкой вуалью ледяной воды.
- Ну как? – лениво вздохнул охотник, перекладывая одну на другую далеко вытянутые ноги.
- Да ничего, - в тех же интонациях крякнула я.
- Своим уже отчиталась, что всё?
- Ой, нет…
Даже не вспомнила, что надо позвонить домой! И сказать, что рейд закончился, что «всё», что я теперь вне опасности!
- Да не парься. Я им просигналил. Я-то вижу, что ты у меня человек работы, а не общения.
Наверное, это комплимент. Но неприятный в его исполнении.
- Кое о чём хотел с тобой переговорить, малышка, - вдруг сказал он немного устало и слишком серьёзно, - собственно, на эту тему.
Внутри сразу зашевелилось нехорошее предчувствие. Подобная серьёзность на грубом лице моего наставника выглядела необычно.
- Со всеми своими выкрутасами ты показала себя неплохо. Всё, что я и предполагал, ты мне продемонстрировала – голову на плечах, выносливость, способность страх преодолеть, самостоятельность, реакцию. Зубы показывать умеешь, и даже мне. А беззубые далеко не прорываются.
Он усмехнулся и взглянул в мою сторону, вызывая тем самым ещё больший душевный дискомфорт.
- Заниматься охотой может крайне малое количество людей. А заниматься ею на пару со мной – ещё меньше.
Чуя дурное, я украдкой огляделась в поисках путей отступления.
- Короче говоря, меня ты радуешь. Завтра объявят оценку, и ты посмотришь на всё глазами публики. И на себя в том числе.
Мичлав многозначительно поднял чёрную бровь, а я попыталась отбить то, чем в меня кинули:
- Я к этой оценке не имею ни малейшего отношения! Заслуга всецело ваша, я же вам всегда мешала, с самых первых дней! Только если оценка будет плохой – только это покажет моё участие в работе.
Охотник с ленивой досадой цокнул языком и даже прихлопнул ладонью по столику, понуждая молчать. Рука его оказалась почти передо мной, словно никакой преграды нас не разделяло. Чашка с кофе тихонько звякнула.
- Вот этой дури не надо, - без раздражения протянул он и покачал заметно обросшей крутыми кудрями головой. – Если я говорю тебе что-либо, значит, так и есть.
- Но господин Мичлав!..
- Чего-чего? – тут наставник даже проснулся. Расслабленное выражение его лица раскололось неприятным удивлением. – Это что ещё такое, девочка?
- Простите, вырвалось… - я поспешно отвела взгляд, чувствуя себя полностью прижатой к земле.
- Ты, чёрт возьми, полдня провела отдельно – и опять «господин»? Хах, это после того, как я тебя на руках таскал и нянчил, а ты мне сопением своим спать не давала! – Мичлава искренне повеселила моя неслучайная оговорка. – Слушай, из нас двоих вроде я считаюсь одиночкой, а такой дури во мне нет! Мы уже даже кровь друг друга по цвету отличить сможем – пора бы и тебе меня на «ты» называть. Нет, давай-ка вспомним, кто у нас тут господин. Только попробуй меня завтра на людях так назвать! И имей в виду, семнадцать лет исполнится, будешь говорить «ты», ясно тебе?
Что значит, «семнадцать лет исполнится»?!! Мне семнадцать будет аж через три месяца! С каждой минутой эта беседа пахла всё хуже.