Больше всего меня волновал один вопрос: исцелился Меркот окончательно или Ньюховер сумел возобновить гипнотическое воздействие Медины? Не очень-то я в это верил, но полностью исключить такую возможность не мог. В любом случае, не стоило упускать ее из вида.
Сидя напротив меня, молодой человек курил турецкую папиросу и выглядел так, словно каждая затяжка на шаг приближала его к вратам рая. Несмотря на всклокоченные волосы, лохмотья и бороду, в нем все еще был виден обеспеченный молодой человек, получивший отменное воспитание. Он поинтересовался, когда отходит пароход – в его голосе звучало нетерпение, но в нем уже не было паники.
– Знаете ли, – сказал я, – мне кажется, вы не можете вот так взять и сразу уплыть отсюда. Теперь, когда вы почти в норме, я хочу, чтобы вы выслушали меня и попытались понять, в каком положении вы оказались.
В самых общих чертах я изложил ему версию Магиллври и историю всех трех заложников, и мне показалось, что Меркот испытал некоторое облегчение, узнав, что не он один угодил в эту чудовищную передрягу.
– Какая гнусность! – воскликнул он, когда я закончил. – Выходит, я – единственный, на чей след вы сумели напасть? Неужели о девушке и мальчике до сих пор ничего не известно?
– Ничего!
– Бедняги… – вполголоса вымолвил он.
Вместе с тем, мне показалось, что он не вполне разобрался в ситуации, так как слишком поглощен своими ощущениями и вновь обретенной свободой.
– Теперь вы знаете, что нас ждет. Магиллври назначил облаву на десятое июня. Мы не должны освобождать заложников до девятого, чтобы у преступного сообщества не возникло никаких подозрений. Мало того: нельзя освобождать кого-то одного без остальных, разве что к девятому июня не станется никакой надежды найти остальных. Вы понимаете, к чему я клоню?
Он решительно не понимал.
– Я хочу только одного – как можно быстрее вернуться домой, – молодой человек пожал плечами.
– Естественно. Но вы должны осознать, что это невозможно, иначе нам придется отказаться от всего и пожертвовать жизнями девушки и мальчугана.
Он уставился на меня, и я снова увидел в его глазах страх.
– Вы что, хотите сказать, что я должен вернуться в это проклятое место?
– Именно. Если вы поразмыслите, то поймете, что это единственный выход. Мы не должны совершить ни единого шага, который может повредить остальным двум заложникам. Вы джентльмен и знаете, что значит играть по правилам.
– Но это невозможно! – возопил он. – Боже праведный, вы просто не имеете права просить меня об этом!.. – Голос его задрожал, на глазах выступили слезы.
– Это очень тяжело, но я уверен, что вы согласитесь. Опасности для вас нет никакой, потому что к вам вернулась память и вы отчетливо понимаете, что с вами происходит. Теперь вы сможете вертеть своим надсмотрщиком как вам заблагорассудится. Отныне жертва не вы, а он. Вы будете продолжать играть роль придурковатого деревенского парня, исподтишка посмеиваясь над ним. Герр Гаудиан останется здесь и будет присматривать за вами, а когда настанет время – не позже, чем через пять недель, – я позволю вам сделать с доктором Ньюховером все, что угодно.
– Я не могу, не могу, я не выдержу!.. – заныл Меркот, и челюсть у него отвисла, как у перепуганного ребенка.
Тут вмешался Гаудиан:
– Думаю, лучше пока прекратить этот разговор. Лорд Меркот поступит именно так, как сочтет нужным. Вы слишком рано обрушили на него все это, Ричард. Вам, пожалуй, стоит пойти прогуляться. Осмотрите южный склон долины, там есть отличные места для подъема.
У двери он шепнул мне:
– Бедный мальчик просто растерян. Нельзя просить его принимать столь ответственные решения, когда он весь, словно оголенный нерв. Доверьтесь мне – у меня есть кое-какой опыт в подобных делах…
Когда я вернулся к ужину после прогулки по скалам, от которой у меня стонала каждая мышца, герр Гаудиан обучал лорда Меркота новому пасьянсу. Мы провели вполне приятный вечер, и я заметил, что Гаудиан то и дело переводил разговор на те темы, в которых молодой человек был осведомлен, и давал ему высказаться. Мы узнали, каких успехов он надеялся добиться в скачках, о его мечтах принять участие в «Гранд нэшнл»[44], о желании заняться поло. Похоже, его собирались определить в королевскую гвардию, но предполагалось, что после окончания университетского курса он посвятит целый год путешествиям, и мы вместе разработали для него маршрут. Герр Гаудиан, объездивший весь белый свет, поведал ему о таких местах в Азии, куда не ступала нога западного туриста, а я, в свою очередь, рассказал о немногих районах Африки, где дикая природа все еще остается в неприкосновенности.
Меркота наши россказни воодушевили – в нем, несомненно, была авантюрная жилка, и вдруг он застенчиво спросил: действительно ли мы уверены, что он справится с теми задачами, которые мы перед ним поставили. Мы ответили, что ни секунды в этом не сомневаемся. «Это будет куда проще, чем попасть на „Гранд нэшнл“», – добавил я.
Когда мы наконец отправили его спать, Гаудиан удовлетворенно улыбнулся.
– К мальчику начала возвращаться уверенность, – заметил он.
Наш новый знакомый проспал двенадцать часов подряд. Когда он проснулся, я снова покинул дом, окончательно доверившись Гаудиану. В тот день мне надо было разобраться с делами, потому что наступило двадцать седьмое апреля. Я спустился вдоль берега фьорда в Хауге, нашел Юхана на месте и велел ему быть готовым отчалить завтра утром. Перед тем как проститься с моим шкипером, я спросил, какая, по его мнению, завтра будет погода. Юхан посмотрел на безоблачное небо, прищурился, пару раз потянул носом и объявил, что еще два-три дня погода не переменится.
– Но потом пойдет дождь, – прибавил он. – И поднимется ветер.
Когда я вернулся, Гаудиан встретил меня в дверях.
– Наш лорд выздоровел, – лаконично сообщил он. – И хочет с вами поговорить. Он смелый парень и справится с этой задачей.
Когда мы с Меркотом обменялись приветствиями, он сказал:
– Боюсь, вчера я вел себя неподобающе, сэр. Я был несколько взвинчен, и теперь мне стыдно за себя, потому что я всегда считал себя человеком сдержанным.
– Дорогой друг, – сказал я, – вы прошли через такое, что у кого угодно нервы не выдержат.
– Просто я хотел сказать, что, конечно же, сделаю то, о чем вы меня просите. Я просто обязан сыграть в эту игру. Этот несчастный мальчуган! И я отлично помню мисс Аделу Виктор – однажды я гостил в одном доме, куда и она была приглашена. Я вернусь на саэтер, как только вы скажете. Пожалуй, мне даже не терпится снова попасть туда. Обещаю изобразить такого законченного кретина, что доктор Ньюховер точно решит, что я у него на крючке. Единственное, о чем я попрошу, – позвольте мне поквитаться с ним, когда придет время. У меня с ним серьезные счеты.
– Даю слово. Мне кажется, сейчас вы поступаете, как истинный джентльмен. Ваш отец гордился бы вами.
– Ну что вы, – вспыхнул он. – Так когда начинать? Если можно, я хотел бы провести еще одну ночь в нормальной постели.
– Этого мы у вас не отнимем. А завтра с самого утра мы доставим вас к самым дверям вашей темницы. Как только увидите Ньюховера, начинайте бессвязно бормотать и делать вид, что не в состоянии объяснить, чем занимались все это время. Вам предстоят изнурительные пять недель, но придется сцепить зубы и терпеть. Повторяю: герр Гаудиан все время будет находиться здесь неподалеку, и когда придет время, вы получите от него самые подробные инструкции. Помимо того, на крайний случай я оставлю вам свой пистолет, спрячьте его как следует. Ньюховер вряд ли станет обшаривать ваши карманы. Конечно, лучше бы его не использовать, но вам будет спокойнее оттого, что у вас есть оружие.
Он принял пистолет с радостью, заявив:
– Это и в самом деле на крайний случай. А что касается Ньюховера, то когда придет время, я задам ему такую трепку, каких свет не видывал. И неважно, что он превосходит меня в весе фунтов на десять!
На рассвете мы разбудили лорда Меркота. И пока небо меняло цвет с сапфирового на бирюзовый, направились вместе с ним через луга к тропе, ведущей на Снаасен. Добравшись до плато, мы свернули с тропы и обошли саэтер с тыла. Но сперва как следует вываляли юношу в мокрых кустах, после чего лицо его покрылось грязными разводами, а во взъерошенные волосы набились мелкие веточки и пыль. Затем мы пожали ему руку и засели в зарослях можжевельника, чтобы проследить за «возвращением блудного сына».
Картина была поистине безотрадная: Меркот брел в холодной полутьме к дверям дома, едва волоча ноги. С ролью он справлялся просто изумительно: как бы споткнувшись от мнимой усталости, он тяжело навалился на дверь и, якобы собрав последние силы, постучал. Довольно долго никто не откликался, но когда дверь отворилась, молодой человек попятился, изобразив внезапный ужас. Истошно заголосил женский голос, призывая кого-то в доме, и тут же на пороге показался Ньюховер в домашнем халате. Он сгреб Меркота за плечи, с силой встряхнул, а тот повел себя в точности, как и полагалось бы всякому недоумку: закрыл голову руками и заверещал, как подстреленный кролик. Затем его втащили в дом…
Мне стало не по себе от того, что приходится оставлять молодого лорда в одиночестве на целых пять недель, но я утешился мыслями о том, что он в свое время сделает с Ньюховером.
Мы поспешно вернулись в коттедж Петера Бойера, наспех позавтракали и отправились в Хауге.
По дороге мы договорились с Гаудианом, что он будет сообщать мне телеграммами о любых здешних событиях, а я, в свою очередь, буду поступать так же. Когда наступит день освобождения, он должен будет отправиться в Снаасен и сделать с нашим доктором все, что угодно, лишь бы тот оказался не в состоянии в течение двух-трех дней связаться с Мединой. В Мюрдале их обоих будет ждать моторный катер, на котором они доберутся до Ставангера – мне хотелось, чтобы он сам посадил Меркота на английский пароход и проследил за ним до самого отплытия. Кроме того, я вручил Гаудиану вполне солидную сумму, поскольку у нашего лорда при себе не было ни пенни.