Там было еще много всякой всячины, но дальше читать я не стал. В книге имелся план Лондона, и по нему я сумел определить границы этого рая с сомнительной репутацией.
Потом я взял современную карту и отыскал на ней это место. Оно занимало всего несколько акров – прямоугольник, ограниченный Уэллсли-стрит, Апуит-лейн, Литл-Фарделл-стрит и конюшнями позади Ройстон-сквер. Я занес все эти сведения в свой блокнот, захлопнул книгу и собрался уходить.
– У вас довольный вид, Дик. Выходит, вы нашли то, что искали? Странно, а ведь я никогда не слышал этого названия, хотя это место, похоже, существовало, причем в самой скучной части Лондона в скучнейший период его истории.
Судя по голосу, сэр Уолтер был слегка уязвлен. Знатоки истории не любят расписываться в незнании, в особенности, если речь идет об их излюбленной теме.
Остаток дня я посвятил дотошному изучению довольно унылого городского района. Целью моих поисков был антикварный магазин или лавка, и поначалу я решил было, что дело это бесполезное. Апуит-лейн – нечто вроде трущоб, и магазинов, тем более антикварных, там отродясь не бывало. Я обнаружил лишь аптеку какого-то иностранного фармацевта и маленькую грязную кондитерскую, у двери которой играли замурзанные местные ребятишки. Населяли эту улицу в основном эмигранты. От конюшен позади Ройстон-сквер толку не было – времена, когда обитатели этих мест держали кареты, давно остались в прошлом, и теперь конюшни превратились в гараж для фургона паровой прачечной и грузовиков какого-то торговца углем. Уэллсли-стрит, вернее, та ее часть, что находилась в пределах бывших «Полей Эдема», была почти полностью занята выставочными салонами различных американских автомобильных компаний.
И только Литл-Фарделл-стрит оказалась интересным местом. На этой улице мне удалось обнаружить одно примечательное здание, которое наверняка помнило времена расцвета «Полей Эдема». Сейчас оно служило чем-то вроде мебельного склада, почти все его окна были заколочены. Другим домам здесь было максимум лет по сорок, в них располагались конторы мелких оптовых фирм, которых полным-полно во всех закоулках Сити. Кроме того, там имелись французская булочная на углу, багетная мастерская, мастерская часовщика и маленькая лавчонка, торгующая очками и явно дышащая на ладан. Я дважды обошел весь квартал, но так и не увидел ничего даже отдаленно напоминающего антикварный магазин.
Напоследок я еще раз прогулялся по Литл-Фарделл-стрит и только тогда заметил, что ветхое здание, похожее на мебельный склад, тоже было очагом торговли. Заглянув в немытое со времен потопа окно первого этажа, я сумел разглядеть нечто похожее на персидский ковер, а рядом – безучастную физиономию какого-то стеатитового идола. Дверь выглядела так, будто ее вообще никогда не открывали, и все же я нажал на ручку, и она отворилась. Где-то в глубине здания надтреснуто звякнул колокольчик, и я оказался в тесном и пыльном помещении, заставленном коробками, ящиками, скатанными в трубку коврами и прочей всячиной. Большинство вещей были явно старыми или старинными, хотя, на мой взгляд, не выглядели ценными. Туркменские ковры в особенности – такие на любом базаре в Леванте можно покупать дюжинами.
Из заднего помещения появилась грузная и неопрятная темноволосая дама, в ее ушах покачивались массивные серьги с крупными поддельными бриллиантами.
– Меня интересует антиквариат, – снимая шляпу, вежливо произнес я. – Вы позволите мне осмотреться?
– Мы не работаем с частными коллекционерами, – ответила она. – Только с розничными торговцами.
– Очень жаль, но все же, могу ли я посмотреть ваш товар? Если мне что-то приглянется, пожалуй, я смогу порекомендовать вас одному знакомому посреднику.
Дама не ответила, лишь потрогала толстыми пальцами серьги.
Я развернул несколько ковров и ковровых дорожек, и мое первое впечатление подтвердилось. В основном, это был хлам, а лакированная шкатулка, которую я открыл, оказалась грубой подделкой.
– Это мне нравится. – Я указал на персидскую вышивку. – Не могли бы вы назвать цену?
– Мы продаем только розничным торговцам, – как затверженное заклинание повторила она. Ее глаза, похожие на матовые надкрылья жука-скарабея, не отрывались от моего лица, но были начисто лишены какого бы то ни было выражения.
– У вас и наверху, наверно, немало интересного, – заметил я. – Вы позволите взглянуть? Я в Лондоне всего на день и надеюсь найти как раз то, что мне очень нужно. Я понимаю, вы торгуете оптом, но я могу оформить любую покупку через посредника. Видите ли, сейчас я обустраиваю свой загородный дом.
Тут на ее лице впервые появились некоторые признаки жизни. Она энергично затрясла головой:
– Других запасов у нас нет. Мы не держим большие партии товара. Что-то приходит, что-то уходит ежедневно.
– Ну что ж, извините, что отнял у вас время! Всего доброго.
Выходя из магазина, я уже знал, что сделал важное открытие. Все это заведение – фальшивка, прикрытие. Ни к одному из выставленных там предметов ни один уважающий себя торговец даже не притронется, и всех доходов с заведения его владельцу не хватит даже на папиросы.
Вечером я еще раз наведался в этот квартал. Единственный признак жизни я обнаружил в трущобах на Апуит-лейн – там на тротуаре болтали о чем-то две одетые в лохмотья женщины. Уэллсли-стрит была вся закрыта ставнями и погружена в тишину – в точности так же, как и Литл-Фарделл-стрит. Нигде ни души, ни проблеска света в окнах. Весь этот анклав посреди Лондона походил на кладбище.
Я остановился у антикварного магазина. Сейчас на его окнах были ставни, а входная дверь отделена от тротуара железной решеткой, запертой на внушительного вида замок. Но пока я осматривал эти чересчур мощные для такого никчемного заведения ставни и полудюймовые прутья решетки, меня не покидало острое ощущение, что дом этот вовсе не так пуст и безжизнен, как могло показаться. Там, внутри, теплилась какая-то жизнь и, возможно, происходили какие-то вещи, о которых я просто обязан знать.
На следующее утро я отправился к Магиллври.
– Ты не мог бы одолжить мне первоклассного домушника? – спросил я. – Всего на одну ночь. Такого, который не будет задавать лишних вопросов и умеет держать язык за зубами.
– С тобой я уже перестал чему-либо удивляться, – вздохнул он. – Нет. Мы у себя не держим ручных домушников. Но я знаю человека, который разбирается в этом деле лучше любого домушника. А зачем это тебе понадобилось?
– Просто я хочу сегодня ночью попасть в один дом и не вижу иного способа, кроме как пробраться туда путем взлома. Надеюсь, ты сможешь сделать так, чтобы полицейские из соседних районов в это не вмешивались? Лучше пусть они проследят, чтобы никто мне не помешал.
И я в подробностях рассказал ему, как обстоят дела.
Он предложил мне попробовать воспользоваться черным ходом, но я уже побывал на противоположной стороне дома и выяснил, что это невозможно, так как это здание примыкает к другим, расположенным позади него, и черного хода там вообще нет. С архитектурной точки зрения строение было довольно необычным, и у меня сложилось впечатление, что дверь, выходящая на Литл-Фарделл-стрит, как раз и была когда-то черным ходом. Мне нужен специалист, добавил я, который поможет мне проникнуть в дом через одно из окон первого этажа, а затем приведет все в такой вид, чтобы утром никто не обнаружил никаких следов.
Магиллври куда-то позвонил и попросил послать к нему мистера Эйбела.
Через несколько минут появился маленький сухонький человечек, похожий на сельского лавочника. Магиллври объяснил, что от него требуется, и мистер Эйбел кивнул. Такая работа, объявил он, не представляет особой сложности для опытного человека. Он вызвался обследовать место действия сразу после закрытия магазина и приступить к делу в десять вечера. Если я прибуду туда к половине одиннадцатого, доступ в дом будет открыт. Затем он поинтересовался, кто из констеблей будет дежурить ближе всего к месту действия, и попросил поставить людей, с которыми он сможет договориться.
Никогда еще я не видел, чтобы кто-нибудь подходил к столь щекотливому вопросу с такой спокойной деловитостью.
– Хочешь, чтобы кто-нибудь сопровождал тебя, когда ты войдешь в дом? – спросил Магиллври.
Я сказал, что нет. Я все осмотрю сам, но было бы неплохо, если б кто-нибудь находился поблизости, и если я не вернусь, допустим, через два часа, проник внутрь и отыскал меня.
– Не исключаю, что нам придется арестовать тебя как грабителя, – сказал Магиллври. – Как ты объяснишь свое присутствие, если там не обнаружится ничего подозрительного, а ты потревожишь сон почтенной хозяйки?
– Я обязан попытаться, чем бы это ни кончилось, – отрезал я.
Предстоящая операция не вызывала у меня нервной дрожи. Дом окажется либо пустым, либо там укрываются те, кто не станет обращаться в полицию.
После обеда я переоделся в старый твидовый костюм и башмаки на толстой резиновой подошве. Но уже садясь в такси, я подумал о том, что слишком легкомысленно подошел к этому ночному делу.
Как мистер Эйбел обеспечит мне вход в дом, не потревожив соседей, пусть даже и при попустительстве полицейских? А если я на кого-нибудь наткнусь внутри, как мне себя вести? Какие могут быть оправдания тому, что ты путем взлома проник в чужое жилье? Внезапно мне представилось, как в тишине глухой ночи начинает визжать эта полная дама в серьгах, и как меня увозят оттуда прямиком в полицейский участок.
С другой стороны, даже если я обнаружу что-либо подозрительное внутри, по-настоящему подозрительным оно будет только для меня и в связи с моей миссией, но с точки зрения закона там все будет чисто. Маловероятно, что я наткнусь на что-то явно криминальное, а если даже и так, то как мне объяснить свое присутствие в доме?
Одним словом, отпуская такси на углу Ройстон-сквер, я чувствовал себя не в своей тарелке.
Слава Богу, ночь выдалась темная, небо затянули тучи, попахивало дождем, да и Литл-Фарделл-стрит была скверно освещена. Но представьте мою ярость, когда я обнаружил прямо напротив двери антикварного магазина крошечный брезентовый шалашик, жаровню с горячими углями и знаки, предупреждающие прохожих, что часть мостовой вскрыта. Все это было обнесено веревочным ограждением, горели красные фонари, а рядом с дырой в брусчатке громоздилась куча булыжников!