тся чрезвычайно важные улики, но не знал, как их добыть.
Уже собираясь уходить, я вдруг осознал, что отдаленная музыка, которую я слышал в коридоре, здесь слышна гораздо громче. И это явно не было репетицией церковного хора – музыка была самая что ни на есть светская, скорее, танцевальная. Может ли это здание примыкать к какому-то танцевальному залу?
Я взглянул на часы – еще нет и одиннадцати, значит, я провел внутри всего двадцать минут. Мне-то казалось, что намного больше, однако я решил продолжать свое путешествие во мраке.
Окна комнаты, в которой я находился, выходили на Уэллсли-стрит, и это свидетельствовало, что при осмотре этой улицы я что-то упустил. Скорее всего, где-то между автосалонами втиснулся крохотный танцевальный зал. Мне отчаянно хотелось выяснить, что находится дальше за этой комнатой, тем более, что в нее можно было попасть не только из антикварного магазина – это мне уже было ясно. И я не ошибся – между книжных шкафов обнаружилась дверь, скрытая под тяжелой портьерой, а за ней – очередной коридор.
Там музыка звучала еще громче, я как будто оказался за кулисами театра. Дверь, обнаружившаяся в конце нового коридора, оказалась запертой, а другая – ее мне удалось открыть – вела на площадку еще одной деревянной лестницы. Спускаться я пока не стал, а проверил еще одну дверь и тут же осторожно ее прикрыл. Комната, в которую она вела, была освещена, и у меня появилось ощущение, что там находятся люди. К тому же, как только образовалась щель между дверным полотном и косяком двери, в нее волной хлынула музыка.
Секунду я пребывал в нерешительности, но потом все-таки открыл эту дверь и вошел в небольшое пустое помещение, низкое, пыльное и унылое. Одна его стена оказалась сплошь застекленной, а сквозь эти давно немытые стекла сюда вливалось сияние расположенных где-то ниже уровня остекления десятков мощных ламп. С величайшей осторожностью я сделал несколько шагов и остановился только тогда, когда смог рассмотреть, что находилось внизу за стеклами.
Впрочем, еще до этого я понял, что увижу. Передо мной открылась панорама танцевального зала, в котором я побывал с Арчи Ройленсом несколько недель назад. Псевдокитайский декор, режущий глаза свет, темнокожий джаз, дешевый блеск. Правда, людей в зале на этот раз было гораздо больше. Гомон и взрывы смеха, грохот оркестра, атмосфера буйного веселья, вульгарного, но вместе с тем живого и яркого. Вдоль стен зала, как обычно, располагались посетители, потягивающие ликеры и шампанское. Тут и там можно было заметить жирных биржевиков, итальянских торгашей, разгоряченные лица молодых людей из казарм и колледжей, воображающих, что перед ними настоящая жизнь. На мгновение мне почудилось, что я заметил Арчи, но это оказался просто похожий на него мужчина – его худоба и ярко-рыжие волосы странным образом подчеркивали мертвенную бледность женщины, рядом с которой он сидел.
Танцы были более энергичными и воодушевленными, чем в прошлый раз. В здешних марионетках сейчас чувствовалось больше жизни, и я был вынужден признать, что свое дело они знают. Все пары на паркете были профессионалами, и если в их группу вклинивался какой-нибудь неумелый простофиля, долго он там не задерживался. Девушку в зеленом, которая так понравилась Арчи, я не заметил, но подобных ей особ там было с избытком. Впрочем, мужчины не нравились мне еще больше – бледные скелеты или малоподвижные туши, затянутые в облегающие костюмы.
Один долговязый молодой человек с осиной талией, белым, как мел, лицом и пустыми глазами под наполовину прикрытыми веками выглядел как оживший труп. Губы у него были алыми, словно у хористки, и я готов был поклясться, что алые пятна на его щеках – это румяна. Но, боже, как он танцевал! Словно какая-то адская сила подняла его из могилы и принудила к этой изощренной и блистательной пляске смерти.
А в следующий миг я испытал настоящее потрясение, так как понял, что этот манекен – не кто иной, как мой старинный друг маркиз де ла Тур дю Пин. Не успел я опомниться, как последовал новый, еще более жестокий удар.
Маркиз танцевал с женщиной, чьи волосы отличались необыкновенным блеском. Поначалу я не мог видеть ее лицо, потому что она двигалась спиной ко мне, зато хорошо рассмотрел ее слишком откровенное и безвкусное платье. Она тоже недурно танцевала, ее гибкая грация бросалась в глаза, несмотря на вульгарный наряд. Потом она повернулась ко мне, и я увидел такие же яркие губы и слой белил и румян, которыми маскируют свои недостатки женщины такого пошиба. Впрочем, особенно маскировать ей было нечего – женщина была хорошенькой…
И тут я испытал такой шок, что едва не выпал из окна. В этой размалеванной танцовщице я узнал свою жену и мать моего сына!
Глава 14Сэр Арчибальд Ройленс попадает впросак
Спустя три минуты я вернулся в антикварный магазин. Выключил фонарь и осторожно толкнул дверь, ведущую на улицу. Оттуда донесся звук шагов, поэтому я снова прикрыл дверь и подождал, пока припозднившийся прохожий удалится. И только после этого вышел на улицу – к тлеющей жаровне и выглядывающей из шалашика востроносой физиономии мистера Эйбела.
– Все хорошо, сэр? – жизнерадостно поинтересовался он.
– Просто отлично, – ответил я. – Я нашел, что искал.
– Вскоре после того как вы вошли, здесь появился один тип. Хорошо, что я запер за вами. Внутри он провел около пяти минут. Солидного вида, в черном пальто с поднятым воротником, немолодой, смахивает на пастора. Забавно, сэр, но я почти угадал время, когда вы вернетесь и только что отпер дверь для вас… А теперь, если я вам больше не нужен, начну-ка я прибираться.
– Как же вы справитесь в одиночку? – спросил я. – Тут полно работы.
Он подмигнул мне с самым серьезным видом.
– Через час от всего этого и следа не останется. У меня есть свои методы. Всего доброго, сэр, и спасибо! – Он напомнил мне гостиничного чистильщика обуви, провожающего клиента.
Была половина двенадцатого, когда я добрался до Тоттнем-Корт-роуд, поймал такси и велел шоферу ехать на Грейт-Чарлз-стрит в Вестминстере. Мэри находилась в Лондоне, и я должен был увидеться с ней немедленно. Она решила вступить в игру, возможно, по наущению Сэнди, и я должен был выяснить, что за роль ей предназначена.
Дело затруднялось еще и тем, что Сэнди вел свое расследование независимо, а мне было запрещено вступать с ним в контакт, но если и Мэри подключилась, то мог воцариться такой хаос, который спутал бы все мои карты. Чтобы избежать этого, мне просто необходимо было знать ее планы.
Признаюсь, на душе у меня творилось черт знает что. Во всем мире не было человека, чей ум я ценил бы выше, чем ум Мэри. Я бы пошел за ней хоть в преисподнюю, но мне была ненавистна даже мысль о том, что женщина может ввязаться в столь опасное дело. Она была слишком хороша, чтобы иметь дело с отвратительной изнанкой этого мира. Вместе с тем я помнил, что ей доводилось бывать в переделках и похуже, и мне пришли на ум слова Бленкирона: «Ее ничто не испугает и ничто не запятнает». От этого у меня немного потеплело на душе и я почувствовал себя не так одиноко. Но каково Питеру Джону?
Но так или иначе, я должен был ее увидеть. Скорее всего, Мэри остановилась у своих тетушек, а если нет, в любом случае там я смогу что-нибудь узнать о ней.
Обе мисс Уаймондхэм были женщинами недалекими, но их дворецкий сделал бы честь и герцогскому замку. Что касается дома на Грейт-Чарлз-стрит, то он был одним из тех перегруженных архитектурными излишествами зданий, которыми претендующие на интеллектуальность нувориши украсили старые Вестминстера.
– Ее светлость дома? – спросил я.
– Нет, сэр Ричард, но обещала не задерживаться. Жду ее с минуты на минуту.
– В таком случае я, пожалуй, тоже подожду. Как поживаете, Барнард?
– Превосходно, благодарю вас, сэр Ричард. Очень рад видеть у нас миссис Мэри, если вы позволите ее так называть. Мисс Клэр все еще в Париже, а мисс Уаймондхэм решила посвятить сегодняшний вечер танцам и вернется поздно. Простите меня за смелость, сэр, но как идут дела в Фоссе? И как там юный джентльмен? Миссис Мэри показывала мне его фото. Очень симпатичный юный джентльмен – вылитый вы.
– Вздор, Барнард. Он копия своей матери. Будьте добры, принесите мне что-нибудь выпить. Лучше кружку пива, если найдется – у меня в горле сухо, как в пустыне.
Я проглотил пиво и стал ждать в маленькой гостиной. Она могла бы выглядеть очаровательной, если б не ядовитые цвета, которые придали стенам тетушки Мэри. Настроение у меня улучшилось, когда я увидел на каминной полке фотографию Питера Джона, тем более что Мэри могла в любой миг появиться в дверях.
Но увидел я ее только в полночь. Я услышал ее голос, когда она заговорила с Барнардом в зале, а потом послышались быстрые шаги за дверью. На Мэри все еще был этот нелепый наряд, но пудру и румяна она, видимо, стерла в такси, и теперь стало видно, как она бледна.
– О, Дик, милый! – воскликнула она, стаскивая на ходу плащ и бросаясь ко мне. – Я тебя не ждала. Дома ничего не случилось?
– Насколько мне известно, нет, не считая того, что там уже никого не осталось. Мэри, что тебя привело сюда, скажи на милость?
– Ты не сердишься, Дик?
– Ничуть. Мне интересно.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Догадался. Мне это показалось наиболее вероятным. Я сегодня видел, как ты танцевала. Послушай, милая, если ты будешь так отчаянно краситься и пудриться, а потом прижиматься к груди старины Турпина, бедняге будет довольно сложно отстирать манишку.
– Ты… видел… как я… как я танцевала? Ты был там?
– Ну, не совсем. Я наблюдал за залом с галереи, и мне пришло в голову, что чем быстрее мы встретимся и поговорим, тем будет лучше.
– С галереи! Ты был в том доме? Что-то я ничего не пойму…
– Я и сам не все понимаю. Я тайком проник в дом на одной тихой улочке – для этого у меня имелись очень весомые причины. Кстати, признаюсь: там я пережил едва ли не самый сильный в жизни испуг. Ну, а после всяких мелких приключений я услышал дьявольскую какофонию, в которой опознал танцевальную музыку, и в конце концов обнаружил маленькую грязную комнатушку с застекленной стеной, за которой увидел танцевальный зал. Я узнал его, потому что однажды побывал там с Арчи Ройленсом. Это, конечно, меня удивило, но представь себе мое изумление, когда я увидел собственную жену, размалеванную, как гейша, отплясывающую с моим старым другом, который, по-видимому, решил изображать персону из музея восковых фигур.