Я шагал по пустынным улицам, кипя от бессильной ярости. Одновременно мне не давала покоя одна мысль. Что делал Сэнди в доме, примыкающем к антикварному магазину, если это действительно был он? Я восстановил последовательность событий и пришел к выводу, что тот, кто оставил дверь открытой, действовал заодно с явившимся позже мужчиной – тем самым, которого я видел в доме Медины. Выходит, Сэнди имеет дело с кем-то из лагеря противника? Мне это показалось маловероятным, ведь он сам говорил, что Медина представляет для него смертельную опасность, и его единственный шанс уцелеть состоит в том, чтобы заставить Медину поверить, что Сэнди Арбутнот покинул Европу…
Уже укладываясь в постель, я принял окончательное решение: если Медина предложит мне перебраться к нему, надо соглашаться. Так будет не только безопаснее, хотя эта сторона дела интересовала меня меньше всего, но и результативнее. Возможно, тогда я и узнаю хоть что-нибудь о ночном посетителе антикварного магазина.
На следующий день я отправился к Медине, чтобы лишний раз показать, что я просто не могу без него обходиться. Встретил он меня в отличном настроении и тут же объявил, что на пару дней уезжает в деревню. Я был приглашен разделить с ним ланч, и за столом я снова увидел Оделла, который, как мне показалось, изрядно поправился. Взглянув на него, я подумал: «Э, парень, да ты набрал целую дюжину фунтов лишнего веса, а значит, и дыхание у тебя уже не то. Я бы на тебя не поставил и полкроны».
Я предположил, что Медина уезжает отдохнуть – в последнее время он часто выступал в парламенте с речами и, вероятно, потратил немало сил на их подготовку. Но оказалось, что цель его – осмотреть одно из поместий, которым он управляет в качестве доверительного собственника. Я полюбопытствовал, в каких краях оно находится, и получил ответ: в Шропшире. К этому Медина добавил, что ему давно нравится тамошняя природа, и он подумывает, как только появится свободное время, купить себе там небольшой домик.
Каким-то образом это заставило меня вспомнить стихи Медины. Он удивился, узнав, что я знаком с его книгами, и, видимо, счел это еще одним доказательством моей преданности. Я отпустил несколько лестных замечаний и заметил, что даже такой малосведущий человек, как я, не мог не почувствовать их прелести.
Он уклонился от дальнейшего обсуждения своей поэзии, зато произнес то, чего я давно ждал:
– Несколько недель назад я предлагал вам поселиться у меня. И теперь повторяю это предложение. На этот раз и речи не может быть об отказе.
– Это очень любезно с вашей стороны, – пролепетал я. – Но не помешаю ли я вам?
– Нисколько. Вы же знаете этот дом – он огромный, как гвардейская казарма. Я вернусь из Шропшира в пятницу, и надеюсь увидеть вас у себя в пятницу вечером. Мы можем вместе пообедать.
Меня это вполне устраивало – в особенности потому, что оставалась пара дней на подготовку. Медина уехал вскоре после ланча, а я провел довольно тревожный вечер. Мне хотелось повидаться с Мэри, но я решил, что, чем реже мы будем видеться, тем меньше риск, что ее кто-нибудь опознает.
Следующий день прошел не лучше. Чтобы избавиться от беспорядочного потока мыслей я отправился в Хэмптон-корт и поупражнялся в гребле на реке. Потом пообедал в клубе, расположился в дальней курительной и попытался читать книгу о путешествиях по Аравии. Я так и задремал в кресле, а проснувшись в половине двенадцатого, побрел в свою комнату. На полдороге меня перехватил слуга с сообщением, что меня приглашают к телефону.
Это была Мэри. Она звонила с Грейт-Чарлз-стрит, и ее голос срывался от тревоги.
– Случилось ужасное несчастье, Дик! – выпалила она. – Ты один? Ты уверен, что рядом никого нет?…Арчи Ройленс сегодня все испортил. Он явился в танцевальный клуб, когда мисс Адела Виктор была там, и с ней, конечно же, Оделл. Арчи приметил ее раньше, и, очевидно, положил на нее глаз… Нет, меня он не узнал, потому что я, как только заметила его, постаралась держаться на расстоянии. Зато он узнал маркиза. Арчи танцевал с Аделой и, наверно, наговорил ей всяких глупостей… Во всяком случае, обратил на себя внимание. В итоге Оделл попытался увести ее – он, должно быть, с подозрением относится ко всем, кто связан с Арчи, – и… короче говоря, началась перепалка. В зале было уже почти пусто, всего десять-двенадцать человек, и сплошь темные личности. Арчи начал допытываться, на каком основании Оделл собирается уводить девушку, и окончательно вышел из себя. Позвали управляющего – того самого человека с черной бородой. Он принял сторону Оделла, и тогда Арчи совершил глупость: заявил, что он – сэр Арчибальд Ройленс, и что никто в этом притоне не смеет ему указывать, что делать. Мало того: он добавил, что маркиз де ла Тур дю Пин его друг, и что вместе они прикроют это заведение, и он допустит, чтобы бедной девушкой помыкал какой-то третьесортный янки с большими кулаками… Не знаю, что было дальше. Женщин быстро вывели из зала, и мне пришлось уйти вместе с ними… Но, Дик, это кошмар! Я не столько боюсь за Арчи, хоть его, наверное, избили, сколько за маркиза. Они наверняка выяснят, кто он, и всплывут его отношения с Аделой. И скорее всего, они решат избавиться от него каким-нибудь чудовищным образом!
– О Боже! – только и смог выговорить я. – Что же делать? Ведь я никак не могу в это вмешаться.
– Да, не можешь, – раздался в трубке неуверенный голос. – Но надо предупредить маркиза… Если с ним до сих пор не случилась беда.
– Это маловероятно. Ложись спать, дорогая. Я сделаю все, что в моих силах.
Правда, сделать я мог не так уж много. Я позвонил мистеру Виктору и узнал, что Турпин еще не вернулся. Затем я позвонил Арчи на Гроувенор-стрит и получил такой же ответ. Отправляться в дебри квартала Мэрилебон и блуждать там в поисках обоих я не мог, поэтому оставалось дожидаться утра.
В половине восьмого я уже был на Гроувенор-стрит, и там меня ожидали новости. Слуге Арчи только что позвонили из больницы с известием о том, что с его хозяином произошел несчастный случай, и просьбой принести его одежду. Он собрал все необходимое, и мы немедленно отправились по указанному адресу и обнаружили бедолагу Арчи в постели. Медикам он сообщил, что угодил в автомобильную аварию. Когда медсестра вышла из палаты, ко мне повернулось совершенно разбитое лицо с громадными лиловыми кровоподтеками под глазами и перебинтованной челюстью.
– Помнишь того боксера с алмазными запонками? – шепелявя из-за поломанных зубов, произнес Арчи. – Я тут померился с ним силами, и он меня аккуратненько уложил в первом раунде. Я до профессионала не дотягиваю, да еще и эта нога…
– Нога не помешала тебе наломать кучу дров, – упрекнул его я. – Зачем ты устроил этот скандал в танцевальном зале? Ты мне все карты спутал.
– Но как ты… – выдавил он, и если б не повязка, челюсть у него наверняка бы отвисла.
– Позже поговорим. Сейчас я хочу знать, что там конкретно произошло. Это гораздо важнее, чем ты думаешь.
Он повторил историю, которую я уже слышал от Мэри, но щедро пересыпая ее обвинениями. Пообедал он не так чтоб основательно – «всего-то два виски с содовой и стакан портера». Некоторое время он искал в зале девушку в зеленом и, найдя, решил не упускать возможность познакомиться. «Грустное маленькое существо, которому и сказать-то нечего. Какая-то тварь с нею крайне дурно обошлась – это видно по ее глазам,» – и, думаю, боксер и есть эта тварь. И что ты от меня хочешь – чтобы я стоял и смирно слушал, как он помыкает ею, словно рабыней? Я ему так и сказал, но тут вмешался чернобородый, и они вдвоем принялись выталкивать меня из помещения. И тогда я сделал форменную глупость – решил, что если они узнают, кто я такой, то малость придержат руки. Там был и старина Турпин, я и его упомянул. С моей стороны это, конечно, неучтиво, но я подумал, что титул маркиза их охладит.
– Турпин участвовал в этой свалке?
– Не знаю. По-моему, его еще в начале куда-то оттеснили. Короче говоря, я остался один на один с этим боксером. Я продержался меньше раунда – вдобавок у меня свело ногу. Пару раз я его достал прямым через руку, но потом, видимо, улетел в нокаут. После этого ничего не помню. Очнулся я в этой кровати с таким чувством, будто на мне ни одного живого места не осталось. Медики говорят, что меня привезли двое полицейских и мужчина с машиной, который сказал, что я выскочил из-за угла прямо к нему под колеса и повредил лицо. Он очень волновался, но ни имени, ни адреса не оставил. Весьма предусмотрительно, надо сказать… Дик, надеюсь, это не попадет в газеты? Не хочу, чтобы мои косточки перемывали досужие репортеры, тем более, что я как раз собрался баллотироваться в парламент.
– Я совершенно уверен, что ты больше не услышишь об этой истории, если, конечно, сам не будешь много болтать. И вот что, Арчи: ты должен мне клятвенно пообещать, что в дальнейшем и близко не подойдешь к этому месту и никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь искать встреч с этой девушкой в зеленом. Когда-нибудь я расскажу, почему, но поверь мне, причин для этого более чем достаточно. И еще одно: не вздумай путаться в ногах у Турпина. Я только надеюсь, что из-за твоей вчерашней дурацкой выходки с ним не случилось ничего непоправимого.
Арчи безутешно засопел разбитым носом.
– Знаю, я вел себя, как последний осел. Как только меня выпустят, пойду к старине Турпину и упаду ему в ноги. Но он наверняка жив-здоров. Думаю, его сразу выставили на улицу, и он уже не смог попасть обратно.
Я совершенно не разделял оптимизма Арчи, и очень скоро мои опасения превратились в уверенность. Прямо из больницы я отправился в Карлтон-Хаус-Террас, чтобы повидаться с мистером Виктором. И он сообщил мне, что маркиз де ла Тур дю Пин вчера вечером обедал вне дома и до сих пор не возвращался.
Глава 15Как французский дворянин познал страх
Историю, которую я намерен здесь изложить, я дважды слышал от Турпина: впервые, когда он еще мало что соображал, и второй раз, когда в голове у него кое-что начало складываться. И все же я сомневаюсь, что до конца своих дней он разберется в том, что произошло с ним на самом деле.