пишь. И ты будешь спать, пока я не прикажу тебе проснуться!»
Вероятно, он и в самом деле заснул, потому что в его воспоминаниях образовался еще один провал. Сквозь сон он чувствовал, как его куда-то запихивали, и как его швыряло из стороны в сторону на крутых поворотах.
На этот раз ему удалось прийти в себя гораздо быстрее. Он сообразил, что находится в салоне большого автомобиля, который куда-то мчится, на нем его собственный плащ, а рядом лежит шляпа. Сидел он удобно, опираясь на кожаные подушки. Все это он осознал довольно ясно, но для того, чтобы вспомнить недавнее прошлое, понадобилось время. И все равно эти воспоминания остались расплывчатыми и схематичными. В голове вертелось предостережение о том, что он в страшной опасности, и что спастись можно толь- ко в том случае, если ничего не предпринимать. Турпин с трудом сумел перевернуться на спину, чувствуя, что если попытается приподняться, то рухнет на пол салона, как мешок. Тогда он закрыл глаза и стал думать.
Мало-помалу прошлое удалось восстановить. Он вспомнил крик Арчи… и то, что было до этого… и Мэри… и девушку в зеленом. И тут ему открылась истина. Его похитили так же, как остальных заложников, и теперь вытворяют с ним те же самые фокусы!
Однако они завладели только его телом – и это сознание ободрило маркиза. Какая-то чертовщина лишила его физической силы, но душа, память и воля по-прежнему принадлежали ему. Отголоски потустороннего страха все еще сидели в нем, но это только придало ему злости – сдаваться он не собирался. На этот раз мерзавцы просчитались. Пусть сейчас он чувствует себя беспомощным калекой – но калека этот насторожен, наблюдателен, полон решимости и ждет первой возможности поквитаться.
Злость вернула ему присутствие духа. Турпин был человеком страстным, и уж если любил, то безрассудно, если ненавидел – то бешено. Он презирал немцев, масонов, коммунистов и муниципальных депутатов, и с той минуты, когда пропала Адела Виктор, копил в себе ненависть к тем, кто это совершил. Глупцы – они полагают, что получили безвольную овцу, тогда как имеют дело с хромым тигром!..
Окна автомобиля были закрыты шторками. Такие же шторки отделяли заднее сиденье от водителя. Мелкими движениями, причинявшими ему острую боль, Турпин сумел слегка отодвинуть переднюю занавеску и убедился, что на переднем сиденье рядом с водителем сидит еще один человек. Затем он оттянул уголок оконной шторки и увидел, что на улице ночь, и что машина катится по широкой улице, похоже, где-то в пригороде. По звуку двигателя он определил, что машина – это «Роллс-Ройс», но, скорее всего, не самой последней модели. Спустя некоторое время движение стало не таким плавным, и он понял, что пригородные улицы уступили место проселку. Благодаря многочисленным поездкам на своем «Деляже» Турпин хорошо знал окрестности Лондона, но, как ни старался, так и не смог обнаружить ни одного знакомого ориентира. Ночь была спокойная, не очень темная – светила молодая луна, время от времени он замечал то церковь, то придорожную гостиницу, но ни разу они не проехали ни через один населенный пункт. Очевидно, водитель специально выбирал самые глухие и малолюдные дороги, и это подтверждали частые повороты и ухабы.
Однако попытки определить местоположение и оценить ситуацию оказались настолько утомительными, что Турпин вскоре от них отказался и принялся обдумывать дальнейшие действия. Разумеется, он должен не выходить из роли глупой, наполовину оглушенной овцы. Это, в общем, не составит труда. Главная проблема заключалась в состоянии его тела. Он и не подозревал, что даже однократное воздействие на психику может причинить такой вред физически крепкому человеку вроде него. Должно быть, он провел в забытьи гораздо больше времени, чем ему кажется – ведь инцидент с Арчи произошел почти в полночь, а судя по положению луны, сейчас время близится к полуночи. Должно быть, это уже следующая ночь. Проклятье, можно только воображать, что об этом думают мистер Виктор, Мэри и Ричард Ханней. Бедняге Ричарду теперь придется разыскивать уже не троих, а четверых!..
Но как бы там ни было, проклятые канальи обзавелись далеко не самым смирным пленником в его лице. Скоро его силы восстановятся. Если, конечно, они не примутся за него снова. От этой мысли Турпин прикусил губу. Долго играть роль овечки может оказаться не так-то просто…
Наконец машина свернула в ворота и покатилась по темной аллее. Еще минута, и «Роллс-Ройс» остановился у крыльца загородного дома. Водитель и человек с переднего сиденья распахнули дверцы, подняли Турпина и внесли в холл. Но сперва они завязали ему глаза темным платком, а поскольку руки и ноги ему не повиновались, оставалось только подчиниться. Судя по ощущениям, его подняли наверх по короткой лестнице, а затем пронесли по коридору в спальню, где горела лампа. Чьи-то руки раздели маркиза, не снимая платка, одели в чужую пижаму, которая оказалась для него слишком просторной и одновременно чересчур короткой. Потом принесли поднос с едой, и кто-то – уже по-английски – посоветовал ему поплотнее поужинать. Платок с его лица сняли, но он успел увидеть лишь две мужские спины, исчезающие за дверью.
До сих пор маркиз не чувствовал ни голода, ни жажды, но вид пищи мгновенно дал ему понять, что в животе у него совершенно пусто. Повернув голову, он обнаружил рядом с кроватью стол, на котором стояла довольно аппетитная с виду еда: ветчина, заливное мясо, омлет, салат, сыр и маленький графинчик красного вина. Всей душой Турпин потянулся к этим яствам, но как быть с непослушными мышцами? Это же просто какие-то танталовы муки!
Наконец, сделав над собой чудовищное усилие, он, подергиваясь, как автомат, двинулся к столу. В онемевшие руки и ноги впились тысячи иголок, но тело уже стало гораздо более послушным, чем в машине. Сначала ему удалось приподнять правую руку, затем он проделал то же самое с правой ногой и вскоре понял, что может на пару дюймов придвинуться к краю кровати. На этом он почти выдохся, но сомнений больше не было – силы прибывают. Внезапный приступ жажды помог ему дотянуться до графина и после короткой борьбы с пробкой поднести его к губам. Пролилось немало, но он все же сумел сделать изрядный глоток. «Ля-роз, – пробормотал он. – Выдержанный кларет. Правда, коньяк был бы более кстати».
Вино наполнило маркиза новой жизнью. Он обнаружил, что способен действовать обеими руками, и с волчьим аппетитом накинулся на омлет, что получилось у него не слишком аккуратно. За омлетом последовала ветчина, и он продолжал в том же духе, пока судорога в левом предплечье не заставила его откинуться на подушку. Вскоре боль прошла, и он прикончил все, что оставалось на подносе, вплоть до последнего листка салата и последней капли в графине. Затем он снова откинулся на подушку, чувствуя, что во многих отношениях снова стал тем же самым порывистым молодым человеком, который прошлой ночью шагнул в роковую дверь, ведущую в темноту. Но в голове у этого молодого человека сейчас было больше вопросов, чем ответов.
Ему захотелось курить, но портсигар остался в кармане пиджака, который с него сняли, поэтому он принялся осторожно разминать ноги и вскоре достиг того же, что и с руками. Теперь, пока он здесь один, было бы неплохо проверить, удастся ли ему встать. Он предпринял попытку, но скатился с кровати и так стукнулся затылком о стол, что зазвенела посуда.
После непродолжительной возни ему все-таки удалось принять вертикальное положение и кое-как проковылять через комнату. Он чувствовал, как таинственная сила, парализовавшая его тело, постепенно покидает его, и если не считать вполне естественной скованности в суставах, чувствовал себя почти здоровым. Но что все это означало – оставалось для него загадкой. Вдобавок у него появилось ощущение, что он каким-то образом переиграл своих врагов и оказался куда более крепким орешком, чем они рассчитывали. Проклятое колдовство не повлияло на его разум, а теперь все шло к тому, что и с его телом у них ничего не вышло.
Эта мысль воодушевила Турпина. В доме было тихо – так почему бы не провести небольшую разведку?
Он осторожно приоткрыл дверь, которая, к его удивлению, оказалась не запертой. Коридор освещался газовой лампой, на полу лежала шерстяная дорожка, стены украшали натюрморты. Осмотревшись, маркиз невольно пришел к выводу, что не так уж часто доводилось ему видеть дома, внешне более безобидные и уютные. Он считал себя чувствительным к малейшим проявлениям зла, но здесь не чувствовалось ничего подобного.
Сделав пару шагов по коридору, Турпин остановился. Что за звук? Несомненно, это текущая из крана вода. Очевидно, кто-то собирался принять ванну.
На всякий случай он юркнул обратно в спальню и прикрыл за собой дверь. И вовремя. Этот «кто-то» приближался легкими шагами, шурша тонкой тканью. Едва шаги стихли, он снова отворил дверь и высунулся в коридор. У поворота мелькнул бледно-розовый капот, хрупкие плечи и высоко подобранные пышные темные волосы. Эту девичью фигуру он узнал бы из сотни тысяч.
То, что он увидел, надлежало обдумать. Турпин вернулся в кровать, укрылся и стал размышлять.
Его невеста, Адела Виктор, находилась здесь. Следовательно, также в руках у ее похитителей. Но что заставило этих хитрых и осторожных преступников свести их в одном месте? Они настолько уверены в своих силах и безопасности, что пошли на такой риск? Эта дерзость привела его в бешенство, и про себя маркиз поклялся, что заставит негодяев об этом пожалеть. Но тут же вспомнил о запутанных обстоятельствах этого дела и о необходимости дождаться условленного времени, чтобы сберечь жизни двух других заложников.
Тут в дверь постучали, и вошел слуга, чтобы прибрать со стола. Выглядел он как самый обычный английский дворецкий: твердый воротничок, добротный черный пиджак, гладкое и совершенно бесстрастное лицо.
– Прошу прощения, милорд, – сказал он, – в котором часу прикажете подать воду для бритья? Поскольку сейчас уже весьма поздно, осмелюсь предложить десять утра.
Турпин кивнул, но едва слуга удалился, как в комнату вступил новый посетитель – седовласый мужчина изможденного вида с меланхолично опущенной головой. Этого человека Турпин никогда прежде не встречал. Посетитель встал у изножья кровати и одобрительно осмотрел неподвижно возлежащего маркиза. После чего обратился к нему на французском с явственным саксонским прононсом: