— Как говорил мой покойный учитель Папаша Шик, — с довольным видом пересчитывая добычу, произнёс один из них, — мы, господа-товарищи, находимся накануне большого шухера.
— Я не знаю, кто эти мальчики, — добавил второй интеллигентного вида карманник, пощипывая «профессорскую» бородку, — но чувствую, что кашу они заварили крутую.
— Если эти господа въедут в Кремль, — с одесским говорком откликнулся первый «щипач», — то я, Сёма, за наши с вами головы не дам и тухлого бычка!
— А знаете, Шерман, я наверное-таки с Вами соглашусь! — вздохнул «профессор». — Что-то подсказывает мне, что в случае удачи на выборах, эти господа будут ставить нас с вами к стенке без суда и следствия! И не только таких уважаемых людей, как мы, но и своих политических оппонентов. Всё это очень грустно и всё это мы уже проходили!
— Типун Вам, Сёма, на ваш интеллигентный язык! Я с детства не переношу высшую меру. Мама Соня говорила, что это очень вредит здоровью. Сёма, что Вы молчите, как иудей в арабском ресторане! Надо-таки что-то делать!
— Валить надо из этой страны! — авторитетно заявил, тот, кого называли Сёмой. — И чем раньше, тем лучше для нас с вами, Шерман. — Моё незаконченное высшее образование подсказывает мне, что нынешняя политическая конъюнктура такова, что наш любимый город Одесса скоро «добровольно» отойдёт москалям [40] и будет это ещё до того, как грядущая амнистия снимет с Вас, Шерман последнюю непогашенную судимость.
— Интеллигентно выражаясь, расклад не в нашу пользу, — вздохнул вор и сплюнул сквозь зубы на промёрзший асфальт. — А не заглянуть ли нам для поднятия настроения в ресторацию?
— Вы же знаете, Шерман, что я на работе не пью! Это понижает квалификацию, но сегодня я наверное-таки с Вами соглашусь. Очень мне не нравится, когда некоторые политики свои прежние ошибки собираются смывать нашей кровью! Это, знаете ли, попахивает террором в государственном масштабе, а надеяться на то, что эту горькую чашу пронесут мимо нас, с нашим еврейским счастьем просто глупо!
— Сёма, Вы просто читаете мои мысли!
— Осторожней с дверью! Здесь тугая пружина. Берегите пальцы, Шерман, они Вам ещё пригодятся!
На следующий день вся пресса, захлёбываясь собственными броскими заголовками, пытаясь выяснить, откуда на политическом поле появился новый игрок, наперебой выдвигала версии — одна невероятней другой. Версию о том, что появление «Державы» — очередная политически ангажированная Кремлём акция, призванная «заземлить» силы оппозиции на себя, даже не рассматривали. Всё было слишком серьёзно и очень профессионально: среди «забронзовевших» и погрязших в политических интригах вождей-истуканов появился политик, способный на поступок.
Даже молоденьким политическим обозревателям было ясно: появилась новая политическая сила. Вопрос был в том, откуда она появилась? «Держава» возникла как-то сразу и вдруг, подобно чёртику из табакерки. Ещё вчера об этой партии и её новоявленном лидере ничего не было известно, а сегодня она устами своего вождя уже делает громкую заявку на участие в президентских выборах. Плакаты с изображением Назара Калачёва и цитатами из его ставшей за одну ночь знаменитой речи заполонили весь город.
Сам Назар всю неделю был нарасхват: его приглашали для участия в политических ток-шоу, предлагали выступить по радио, умоляли дать интервью. Однако Калачёв, вопреки ожиданиям, не бросился зарабатывать политические очки и не воспользовался благоприятной ситуацией, а заперся у себя в штаб-квартире на Тверской-Ямской и всю неделю хранил молчание. Как опытный политик, Назар умело держал паузу, чем ещё больше подогревал интерес к своей персоне.
Второе появление лидера «Державы» на публике было не менее шумным, и даже сенсационным. Во второе воскресенье ноября московский мэр давал ежегодный Осенний бал. Проходил бал в Колонном зале на углу Большой Дмитровки — любимом месте проведения балов старой дворянской Москвы.
Попасть на это мероприятие среди российских политиков и бизнесменов считалось большой удачей, так как обладатель пригласительного билета на бал автоматически зачислялся в «Список лиц особо приближённых», или, говоря попросту, в число людей, кому верховная власть доверяла и на кого рассчитывала.
Калачёв вместе со своей красавицей женой Еленой и прелестной восемнадцатилетней дочерью Ольгой появился в самый разгар бала. Без серой куртки и спортивной шапочки, одетый, как и требовал дресс-код, в чёрный фрак и безукоризненно белую манишку, он казался выше ростом и напоминал скорее английского лорда, чем лидера пролетарских масс. Все присутствующие сразу бросились жать ему руки, не забывая при этом щедро одаривать комплиментами его жену и юную дочь. Даже нефтяные магнаты не побрезговали общением с лидером новой оппозиции, и, уважительно пожимая его сильную, как у молотобойца ладонь, заученно улыбались и сдержанно шутили.
— Чёрт его знает, каким боком завтра жизнь повернётся! — думали про себя олигархи, ощупывая взглядом крепкую фигуру Калачёва, — ещё неизвестно, кто на следующих выборах в президентское кресло сядет: может, кто-то из старой гвардии, а может и этот дуболом. А чего вы хотите — Россия! Здесь политические прогнозы старятся в день своего рождения!
Но среди восторженных поклонников и льстецов была гостья, которая появление Калачёва восприняла более чем странно. Это была знаменитая прорицательница, или, как она сама себя называла, потомственная колдунья Варвара.
Варвара одинаково беспрепятственно входила как в высокие кремлёвские кабинеты, так и в пафосные резиденции олигархов. Нельзя сказать, что ей везде были рады, но обидеть её или потерять её дружеское расположение считалось плохим предзнаменованием. Поговаривали, что даже бюджет на следующий финансовый год не начинали свёрстывать, пока Варвара не давала подробного прогноза. На вид прорицательнице было не более тридцати лет, но её истинного возраста не знали и сотрудницы паспортно-визовой службы. В дни благоприятных прогнозов Варвара выглядела весёлой и помолодевшей, но когда наступали дни «чёрных» предсказаний, прорицательница как-то сразу сникала, горбилась и старела на глазах. При этом у неё появлялся тяжёлый, или, как говорили её тайные недоброжелатели, «мёртвый» взгляд.
Как только Калачёв вместе со своим семейством перешагнул порог бывшего Благородного собрания, Варвара, ещё не видя посетителя, отшатнулась, как от удара и закрыла лицо руками. Когда ведунья убрала руки, то выглядела она так, словно накануне похоронила всех близких.
— Случилось! — прошептала она, и, отыскав «мёртвым» взглядом среди гостей Назара, направилась к нему прямо через танцевальную площадку, не обращая внимания на вальсирующие пары.
— Господин Калачёв? — бесцеремонно обратилась она к политику.
— К вашим услугам, — учтиво склонил голову оппозиционер.
— А Вы, оказывается, совсем не такой, каким Вас рисует пресса, — глядя «мёртвыми» глазами на собеседника, холодно произнесла женщина.
— Я бываю разным, — так же холодно ответил Назар, почувствовав в словах собеседницы скрытое недоброжелательство. — Чем обязан?
— Я составила Ваш персональный гороскоп, — продолжила Варвара. — Вы страшный человек, господин Калачёв!
— Неужели? — скривил губы политик, прикидывая, как бы половчей избавиться от чрезмерно экзальтированной дамы.
— Вас нельзя пускать во власть! Вы погубите Россию!
— Это спорный вопрос, — парировал политик и жестом поманил к себе начальника охраны. — Если желаете подискутировать, милости прошу ко мне в офис.
— Дискуссии не будет, — срывающимся голосом произнесла гадалка, и, выхватив из дамской сумочки пистолет, хладнокровно выстрелила ему в голову.
Однако в этот злополучный день ангел-хранитель главного «державника» был начеку, и уберёг его от скоропостижной смерти. Пуля прошла рядом с головой политика, лишь слегка опалив висок. Второй выстрел потомственная ведьма сделать не успела, так как через мгновенье уже билась в стальных объятиях начальника охраны.
— Нельзя! Его нельзя оставлять в живых! — истерически кричала прорицательница, когда трое мускулистых охранников, профессионально заломив руки, почти бегом выводили её из бального зала.
— Он есть зло! Зло во плоти! — продолжала истерически кричать женщина. — Я узнала его! Он вернулся! Антихрист! Пустите меня…! Его обязательно надо убить! Он… он погубит Россию!
В зале наступила мёртвая тишина. Запоздало пискнула скрипка и испуганно замолчала.
— Господи! Какой скандал! — схватился за виски московский мэр. — Ещё этого не хватало на мою плешивую голову!
— Папочка! — испуганно вскрикнула побледневшая, как мел, Ольга и в слезах прижалась к отцу. В это время среди пугающей тишины послышался какой-то шум и нервная суета — это жена оппозиционера в лучших традициях века прошедшего без чувств рухнула на руки стоявшего за ней охранника.
Но больше всего поразило присутствующих поведение самого Калачёва. Впоследствии журналисты будут смаковать каждый его жест, каждое оброненное в тот момент слово, каждую нотку в интонации голоса. Но это будет потом, а тогда, сразу после покушения, чудом оставшись в живых, Назар, усилием воли сохранил внешнее спокойствие и доиграл роль до закономерного финала. Как потом признавались даже его политические противники, сделал он это безукоризненно. Осторожно отстранил плачущую дочь, он спокойно поднял лежавший на дубовом паркете украшенный причудливой вязью маленький пистолет и с неподдельным интересом осмотрел его.
— Ты посмотри, да это же наградной ПСМ [41]! — обращаясь ко всем присутствующим, громко сказал политик. — Даже как-то странно, что она воспользовалась оружием. С её стороны очень непрофессионально! Могла бы просто наслать порчу!
Газетчики ликовали! Каждая фраза Калачёва как минимум тянула на газетный заголовок, да и сам Назар вёл себя так, если бы заранее готовился к подобному повороту судьбы.