В конце концов, совместными российско-украинскими усилиями хряка разворачивали вдоль дороги. Довольные собой участники международного проекта жали друг другу руки и расходились по домам. Тем временем зловредный хряк, наплевав на достигнутые в ходе нелёгких переговоров договорённости, через какое-то время, словно стрелка компаса, возвращался в исходное положение. С наступлением холодов Борька слагал с себя роль политического провокатора и большую часть времени проводил в тёплом свинарнике.
Именно в период такого политического затишья и приехал в Житное беглый заговорщик Климент Калмыков. Уж неизвестно, чем приглянулось Клименту Михайловичу это село, но только он твёрдо решил переждать лихолетье именно в Житном, а чтобы окончательно запутать российскую контрразведку, которая, по его разумению, должна была выйти на его след, снял себе комнату на сопредельной — украинской половине.
Несмотря на пограничный режим, оформление прописки, даже временной, никто у него не потребовал. Бывало, что украинские полицейские, то ли с умыслом, а может, и по недоразумению, забредали в Житное, но никаких иных чувств, кроме лёгкого любопытства к необычной полицейской форме, у селян не вызывали.
— В случае чего ты, мил человек, на почту беги, — поучала Калмыкова квартирная хозяйка. — Вроде как тебе письмо отправить надо, или по другой какой надобности. На почте они тебя не тронут, да и сами туда не сунутся, потому как почта на москальской земле стоит — чужой, значит, а на чужую сторону им ходу нет. Хоть и не видна граница, но они закон дюже уважают, потому как сами — власть! Пример для нас, значит.
Через три дня в сельпо, куда Калмыков пришёл за сигаретами, к нему подошёл странный худой субъект, чем-то неуловимо напоминавший грызуна. Уставившись колючим взглядом в лицо заезжего москвича, незнакомец какое-то время изучал его, потом ощерился в улыбке, показав мелкие, тронутые кариесом зубки и протянул для знакомства руку.
— Суслов Родион Рудольфович, — представился незнакомец. — Можно просто: Тушкан! Я к такому обращению привык. Вы, я вижу, так же, как и я, приезжий.
— Приезжий, — подтвердил Климент Михайлович, брезгливо пожимая Тушкану ладонь. Знакомство было не из приятных, и Калмыков, купив сигареты, постарался избавиться от нового знакомого. Однако Тушкан вцепился в него, словно клещ. Запахнув полы поношенного демисезонного пальто, он неотвязно следовал за ним.
— Я слышал, Вы у Евдохи поселились, — бубнил Тушкан, пытаясь поспеть за Калмыковым. — Хорошая баба, в смысле хозяйка: чистоплотная и готовит вкусно. Я от Вас через три дома живу, у Василия Криворотько. Евдоха говорила, что Вы из Москвы.
— Из Москвы, — ответил Калмыков, прикидывая, как бы половчее избавиться от приставучего субъекта.
— Я тоже москвич, — скороговоркой пояснил Родион. — Не сошёлся характером с партнёром по бизнесу, и вынужден был эмигрировать, так сказать, за кордон.
— Бывает, — согласился Климент и ускорил шаг, но Тушкан тоже перешёл на мелкий галоп и не отставал от него.
— Вас, Родион Рудольфович, ностальгия не мучает? — резко остановившись, поинтересовался Калмыков у налетевшего на него вынужденного эмигранта.
— Вот с этим здесь хорошо! — неожиданно развеселился Суслов. — Как только начинается тоска по Родине, я перемещаюсь от сельпо к почте. И я снова в России! Можно целовать родные сердцу берёзки, если, конечно, таковые отыщете! Я так всегда поступаю, и Вам советую… Климент Михайлович.
— Откуда Вы знаете, кто я? — вздрогнул Калмыков. — Я Вам своё имя и отчество, кажется, не называл. Неужели Евдоха бабьим языком растрепала по всему селу?
— Евдоха здесь ни при чём, — пристально глядя собеседнику в глаза, пояснил Тушкан и протянул Калмыкову его же паспорт.
— Как…? — опешил Климент Михайлович. — Как Вы смогли?
— Издержки воспитания, — усмехнулся Тушкан. — В детстве ознакомился с некоторыми главами «Оливера Твиста», и с тех пор не могу удержаться, чтобы не проверить чужие карманы.
— Так Вы ещё и уголовник! — возмутилась жертва карманника. — Как Вы посмели?
— Не гони волну, начальник! Судя по тому, что ты в это захолустье перебрался без семьи, да ещё на старости лет — ты тоже не ангел с крылышками.
— Да я… да мне здесь… — растерянно заблеял Калмыков.
— Ага, я понял! — с серьёзным выражением лица перебил его Тушкан. — Вы это село в сорок четвёртом освобождали и здесь Вас настигла фашистская пуля. И с тех самых пор Вы раз в двадцать, нет — раз в тридцать лет, приезжаете сюда почтить память однополчан. Так?
В ответ Климент Михайлович только икнул. Типичный с виду уголовник обладал логическим мышлением, и это ещё больше испугало Калмыкова.
— Хватит врать! — продолжил Тушкан, незаметно для себя перейдя на обличительную тональность.
— Что-то я плохо представляю Вас в составе маршевой роты. Такие, как Вы, обычно ударно трудились в тылу… на руководящих должностях, за что и получали усиленный паёк. Я угадал?
Климент Михайлович икнул ещё раз.
— Можете не отвечать. Мне не нужны подробности вашей героической биографии. Более того, я предлагаю Вам создать временный союз на паритетных условиях. Назовём его «Союз труда и прослойки»! Я имел в виду прослойку интеллигенции.
— Идите Вы ко всем чертям со своим союзом! — прошипел Калмыков и испуганно завертел головой. — Знать ничего не знаю! И вообще я в Житном потому, что мне здесь очень нравиться!
— Особенно удобства во дворе, — поддакнул Тушкан. — И особенно в рождественские морозы. Очень полезно для вашей старческой простаты!
— Что Вы от меня хотите? — заскулил бывший управленец.
— Взаимопонимания! Простого человеческого взаимопонимания!
— И никакого криминала. — вставил Калмыков.
— Это я Вам обещаю! — заверил его Тушкан, но при этом почему-то отвёл глаза в сторону.
— И какие планы у нашего союза? — вяло поинтересовался типичный представитель прослойки.
— План один: выживание в этом жестоком мире! — авторитетно заявил Тушкан, и, зажав ноздрю большим пальцем, высморкался на украинскую территорию. — У Вас ведь должны остаться какие-то сбережения или нужные связи?
— Предлагаете создать фирму «Рога и копыта»?
— Можно и фирму, — согласился новоявленный комбинатор, вытирая пальцы о полы пальто. — Но если фирму, то только не здесь! Я, честно говоря, не решил, что делать, но какие-то телодвижения совершать необходимо. В самом деле, не доживать же в этом убогом местечке свой век! Не для этого меня мама родила.
«И меня тоже, — мысленно добавил Калмыков. — Действительно, надо что-то делать! Не сидеть же на месте и не ждать, когда тебя отыщут люди Мостового. Интересно, кого он зарядил по факту моего исчезновения? Наверное, Лещинского — профессионал в полном смысле слова. Такой и на том свете отыщет, но всё равно следы попутать надо. Глядишь, и он на старости лет даст промашку, и я поживу лишний годочек. А Суслов, видать, большой пройдоха, к тому же умён, и, вероятно, имеет связи в криминальном мире. Такой в моём положении может пригодиться».
— Вы что-то сказали? — перебил его размышления новоявленный партнёр.
— Я говорю, что надо бы отметить нашу встречу и выпить за успех нашего безнадёжного предприятия.
— Не такое уж оно и безнадёжное! — возразил Тушкан. — Вот увидите, что у таких деловых людей, как мы с вами, всё будет тип-топ! А выпить действительно не грех. Пошли ко мне!
— А как на это посмотрит ваша квартирная хозяйка?
— Вот увидите, она мне поперёк слова не скажет. Я её балбеса Ваську по всей школьной программе консультирую, так что я у неё в авторитете.
— Откуда столь обширные познания?
— К Вашему сведенью, партнёр, хочу заметить, что у меня, кроме погашенной судимости, имеется и незаконченное высшее образование! Хоть и незаконченное, но высшее. Кстати, а Вы по какому профилю Родине служили?
— Я экономист. Последняя моя должность — заместитель начальника Управления в одном крупном министерстве.
— Солидно звучит! — согласился Тушкан. — Надо подумать, куда Ваши познания в нашей ситуации применить можно.
— Подумать надо! — в тон ему ответил Калмыков. — Однако предлагаю это сделать завтра, а сегодня, в связи с наметившейся пьянкой, объявляю выходной!
— Пьянка, уважаемый Климент Михайлович, это когда после литра самогонки тракторист Тимошка рессорой от трактора «Беларусь» по двору гостей гоняет! А у нас с Вами культурное времяпровождение. Осторожней! В коровью «лепёшку» не наступите! Удивительное бескультурье кругом!
Через щели в старом хлеву хряку Борьке было хорошо видно, как на сопредельной украинской территории в калитку подворья Василия Криворотько одновременно бочком втиснулись два абсолютно разных человека. Между ними не было ничего общего, и роднила их только беда, а точнее — страх смерти, который давно поселился в душе каждого из них. Впрочем, хряку Борьке было всё равно, и, проводив равнодушным взглядом исчезнувшие в доме две человеческие фигурки, он улёгся на соломенную подстилку, удовлетворённо хрюкнул, и в ожидании обеденных помоев блаженно смежил веки.
Глава 14
23 час. 15 мин. 10 ноября 20** года,
г. Москва, ночной клуб «Сбитый лётчик»
В тот вечер Москва привычно полыхала холодным режущим взгляд неоном. Герман неуютно поёжился: неон напомнил ему слепящий безжалостный свет осветительных ракет.
В памяти всплыла осенняя ночь в окрестностях предгорья, промёрзшая полоска земли с редкой щетиной пожухлых кукурузных стеблей на окраине затаившегося во тьме чеченского села, и гроздья осветительных ракет, которые боевики щедро запускали в небо вплоть до рассвета. В ту ночь он долго лежал в борозде, вжимаясь всем телом в мёрзлые комья, ежеминутно рискуя быть обнаруженным и расстрелянным неуловимым снайпером.
Это был честный поединок: снайпер искал его, он искал снайпера. Неуловимый боевик каждую ночь выходил на кровавую охоту и успевал сделать два-три результативных выстрела, после чего миномётчики добросовестно обрабатывали «квадрат», откуда шла стрельба, надеясь, что уж в этот раз похоронили стрелка раз и навсегда. Но приходила ночь, снова звучал выстрел и очередной «федерал» падал на дно неглубокого окопа с простреленной головой.