Я рванула к двери и только в последний момент сумела остановиться и через силу, но сказать:
– Знаешь, есть совсем не хочется. Даже сладкого. Спасибо, я очень тронута, – сочла нужным добавить, чтобы он не обиделся. – Давай я вечером выйду, и чаю попьем с ним?
И мысленно прикинула, какие маски можно наложить на лицо и в каком порядке, чтобы отек сошел быстрее. Ай, блин, еще глаза воспалены и сосуды на них полопались… Интересно, я те волшебные капельки взяла или дома забыла?..
– Шаира, шайтан тебя за ногу взял бы! – вдруг рявкнул Лео. – Ты нашла когда включать эти ваши женские заморочки!
– Что? – непонимающе хлопнула ресницами. – Какие еще заморочки?
– Не делай из меня идиота, ты понимаешь, о чем я!
– Нет, не понимаю, – ядовито прошипела я, немедленно заводясь. – Так что будь добр, о, великий знаток загадочной женской натуры, просвети темную меня!
– Слушай, ты до сих пор вела себя адекватно, давай не будешь начинать? – устало попросил Леонард. – А то знаю я ваши эти… «Нет, милый, я не обиделась!» – тонким голосом перекривил он кого-то. – А на деле: «Ты меня оскорбил до смерти, я тебе ночью горло перегрызу, если ты немедленно не догадаешься и не покаешься во всех грехах!»
Пока он говорил, мои глаза медленно округлялись и округлялись, а под конец я не выдержала и расхохоталась.
– Аха-ха, – буквально рыдала я, упершись лбом в дверь. – Ой… аха-ха, не могу… То есть ты… ха-ха… решил, что я таким образом кокетничаю и цену себе набиваю? Ой, не могу… Аха-ха!
– Эй, не смешно, – оскорбился Лео. – А что я еще мог подумать?!
– Неуд вам по женской психологии, молодой человек, – с удовольствием припечатала я. – Ничегошеньки вы в ней не понимаете.
– Тогда открой дверь, – ледяным голосом проговорил художник. – Если я настолько не прав.
Веселость пропала, словно ее и не было.
– Не открою.
– Значит, ты мне просто голову морочишь! – психанул он и так грохнул по двери, что я даже лбом немного стукнулась.
– Лео-о-о, – утомленно протянула я, – а подумать, что могут быть еще причины, не судьба?
– Ты достала! – вдруг заорал он. – Я сейчас дверь вышибу, и тогда…
– Да я выгляжу не очень, придурок! – не сдержалась я и тоже заорала. – Мозги включи, подумай, что со мной может быть, если я полночи прорыдала…
Ой. Я вытаращилась и торопливо закрыла рот ладонью. Вот идиотка, сама себя красиво сдала. Вечная моя проблема – мой темперамент…
Лео умолк ненадолго, а затем тихо спросил:
– А ты рыдала?
– Не бери в голову, дело прошлое, – с неудовольствием отозвалась я, костеря себя на чем свет стоит – уж не показала своей слабости так не показала, молодец, Шая! – Сам, думаю, знаешь… Для женщины нет ничего лучше для выхода напряжения, чем выплакаться.
– А как же секс? – тут же возмутился он, и я невольно рассмеялась.
– Кому что, а мужчине секс, да? – хитро спросила я и, пока он не начал развивать тему, торопливо сказала: – Серьезно, я ужасно выгляжу. Давай вечером поговорим?
– Творец всемогущий, Шая, перестань! – воскликнул он. – Не думаю, что с твоей миленькой мордашкой все так плохо…
– Лео, шайтан тебе в печенку! – рявкнула я. – Я в таком виде даже братьям бы не показалась! Не говоря уже о… – и торопливо прикусила язык, осознав, что чуть не ляпнула глупость а-ля: «Мужчине, который мне не безразличен».
– Не говоря уже о ком? – подозрительно уточнил Лео.
– О мужчине, который не видел меня еще совсем сопливой девчонкой, – выкрутилась я.
– Ох уж эти женщины, – иронично сказал он. – Ты прямо как одна из моих бывших. Та специально ложилась спать позже меня, а просыпалась – раньше, чтобы, не приведи Творец, я ее без боевой штукатурки не увидел.
– Вот спасибо, – не менее иронично отозвалась я. – Хорошего же ты обо мне мнения. Что-то я в себе подобных маразмов не замечала.
– Не обижайся, куколка, – хмыкнул художник. – Это так… размышления вслух о непостижимой женской природе. Ладно, – он похлопал по двери, – я тебя понял. Отдыхай, приводи себя в порядок. Надеюсь, что до заката ты выйдешь из своей башни, принцесса. Потому что я на всю ночь ухожу и, скорее всего, вернусь не раньше чем солнце встанет.
– Ты к Альбине? – вырвалось у меня, и я досадливо прикусила губу.
Что-то у меня сегодня полное словесное недержание!
– А ты ревнуешь? – конечно же, не упустил случая поддеть меня вредный сосед.
Да! Но так я взяла и призналась. Не дождешься! Все, лимит глупых откровений на сегодня исчерпан!
– Не-а, – небрежно ответила я, – обычное женское любопытство.
– Ну да, ну да, – хохотнул Лео и, прежде чем я среагировала, миролюбиво сказал: – Сегодня обещают красивую луну. Хочу зарисовать, как она купается в море.
– О-о-о! – восторженно выдохнула я. – А покажешь?
– Если будешь себя хорошо вести, – лукаво отозвался он. – Все, куколка, я ушел. Когда надумаешь спускаться, ищи меня в мастерской. Дверь запирать не буду.
Шаги Леонарда давно стихли, а я все стояла у двери с блаженной улыбкой на лице.
Он сам – сам! – предложил мне зайти в свою святая святых! Шая, ты умничка! Ты это сделала! Кажется, шанс на дружбу стал намного больше, чем был еще вчера! Как бы закрепить теперь это все?.. О!
Я торопливо набрала на равви Оливера.
– Чего тебе опять, егоза? – утомленно спросил друг.
– Олли, солнце, можно тебя еще дернуть? – умоляюще спросила я.
– Валяй, – с вселенским смирением в голосе произнес он.
– Ты можешь сейчас прислать сюда стейк? – зачастила я. – Ну, обычной доставкой. Отдать Леонарду в руки и передать от меня: «Ты за это ничего не должен».
– Мне кажется, я прокляну тот день, когда согласился участвовать в твоей авантюре, – вздохнул Оливер, но все же неохотно согласился: – Ладно, сделаю.
– Спасибо-спасибо-спасибо! – взвизгнула я радостно.
– Ша, оглохну еще, – проворчал Олли. – Я отключаюсь. Не переживай, все сделаю.
Абсолютно довольная собой, я отправилась рыться в своих сокровищах в поисках того, что поможет вернуть лицу нормальное состояние. Отек, конечно, уже почти спал, но выглядела я все равно неважно. Так что на кровать с книгой я завалилась только после того, как наложила на лицо специальную тканевую маску и закапала в глаза капли. И с чистой совестью погрузилась в сюжет увлекательной книги о приключениях.
Косметические процедуры сделали свое дело, так что вниз я спустилась еще до заката. Не скажу, что была в полном порядке, но на меня уже можно было смотреть, не падая в обморок от ужаса.
Я остановилась перед дверью в мастерскую и нерешительно прикусила губу. Меня обуяла странная робость, предвкушение, словно я на пороге комнаты с чудесами. В прошлый раз ничего подобного мной не ощущалось. Видимо, потому, что меня толкало вперед любопытство, подпитанное страхом быть пойманной. Сейчас-то все по-другому…
Глубоко вдохнув, я постучала, а затем, не дождавшись реакции, заглянула внутрь:
– Можно?
Несмотря на то что Лео был на месте, меня он проигнорировал. Я сначала оскорбилась – сам позвал, а теперь демонстративно не обращает внимания?! Что за ребячество! Но потом… я увидела, насколько художник поглощен своей работой. Все его внимание было сосредоточено на полотне, так что, вероятнее всего, моего оклика он даже не услышал. Так что, немного поколебавшись, я решила войти без приглашения. Вернее, оно у меня уже было…
Я тихонько, чтобы не спугнуть вдохновение творца, прошла к дивану и осторожно села, стараясь не скрипеть обивкой. Как и ожидалось, Лео даже бровью не повел.
Это ведь ничего, если я понаблюдаю, да? Ощущала я себя неловко, словно в чужую спальню посреди ночи заглянула. Но любопытство было сильнее меня. Так что я укрыла ноги клетчатым пледом и привалилась к подлокотнику дивана, не сводя взгляда со своего соседа.
На мольберте сейчас стояло то же полотно, которое я видела в прошлый свой визит в мастерскую. Только теперь там был не плоский и непонятный эскиз, а объемный рисунок, пока не законченный. Уже было четко видно, что изображена улица, над которой нависали дома, фонарь и, если я правильно разобрала, две фигуры под ним.
Хм, городская зарисовка? Любовный фрагмент? Что за картинку видит Лео внутренним взором, когда наносит на холст мазок?
А сам Леонард был настолько поглощен своим вдохновением, что это было… прекрасно. Стремительные движения кисти сменялись минутами задумчивого созерцания. Пальцы, испачканные краской, осторожно касались полотна, поправляя или добавляя глубины. Временами Лео забавно хмурился и прикусывал губу, а затем ерошил волосы, отчего на тех расцветал абстрактный рисунок, словно художник сам себя стремился превратить в картину. По его коже пробегали серебристые нити божественной энергии, сплетаясь в тонкие ручейки и наполняя кончики пальцев. И Лео щедро смешивал ее с красками, вдыхая в свое полотно то, что художники называют искрой творца.
И картина благодарно отзывалась на старания своего создателя, послушно наполняясь жизнью.
Улица стала не просто темной, а мрачной, словно в самую глухую ночь. Дома казались грязными и облупленными, и лишь в некоторых окнах виднелись редкие смутные огоньки. Фонарь же давал настолько тусклый и блеклый свет, что сумел осветить только небольшой клочок брусчатки под собой. А фигуры… Я долго не могла понять, что именно они делают. Их частично скрывала тьма, отчетливо были видны только крепко сжатые ладони. Но что это? Танец? Бой? Объятия? Или обещание? Я подалась вперед и не сразу поняла, что синхронно с Лео закусила губу.
Все же что это? Каждое движение кисти Леонарда меняло мое мнение, и я с трудом сдерживалась, чтобы не спросить. Но попытка оторвать его от работы казалась кощунством. Сейчас в моих глазах он и правда выглядел божеством, создающим полотно бытия. Я поймала себя на том, что с благоговением смотрю на его длинные пальцы, мягко сияющие божественной энергией.
Творец всемогущий… И джинны еще смеют звать себя венцом твоего творения? Вот он – венец. Тот, кто в чем-то даже равен тебе. Никто из джиннов не способен создать ничего нового. Мы можем лишь подсматривать у твоих созданий и копировать для своих нужд. Распутывать твои загадки и изучать законы, чтобы сделать свою жизнь более легкой и комфортной. Но никому из нас не дано небрежным взмахом кисти создать другой мир, который вполне способен утащить тебя к себе. Я невольно вспомнила знаменитую «Лето в предгорьях Шейли» гениального художника прошлого века Кевина Орвела, которую всегда держали под стеклом. Ее слава была прекрасна и… ужасна. Ученые до сих пор спорят о том, что она собой представляет, но… За десять дней выставки, на которой она впервые была представлена, без вести пропало больше десятка посетителей. Причем изображения всех их через несколько дней появились на полотне. А если учесть, что сам Орвел исчез в ту ночь, когда дописал свой шедевр, а потом тоже был замечен на холсте… Мой брат Ирхай, будучи ученым, много времени провел, изучая феномен «Лета», и однажды за обедом сказал, что один из его ассистентов выдвинул гипотезу, что полотно – портал в другой мир. И мир этот был создан Орвелом. Его, конечно, засмеяли… А вскоре исследования свернули, просто накрыв рисунок специальным стеклом.