– Алеша – хороший человек. Нам с Ефимом он нравится. Любит Роню, и она его, – дочь посмотрела на родителей и добавила: – Очень.
Дальше говорить было уже легче.
– Он много работает, учится на заочном в институте на факультете журналистики, работает в газете, возглавляет комсомольскую организацию, кандидат в члены партии.
– Но откуда он, откуда он взялся? – не выдержала Нэха. – Что за семья? Мы же никого из них не знаем.
– Он из села Бражное. Родители – простые крестьяне, еще двое сыновей, тоже на селе. Алексей первым подался в город, приехал всего-то года четыре назад, а столько всего сам добился. Поэтому и говорю, хороший парень.
– Да уймись ты, хороший, – Моисей наконец пришел в себя. – То есть ты хочешь сказать – они не евреи.
– Папа, я это обсуждать вообще не собиралась. Но выходит так, они не евреи, они вообще приехали из Белоруссии, помнишь, у нас в сибирских деревнях земли нарезали, только обрабатывай. Вот они всей семьей и приехали.
– Значит, они не евреи, – подытожил Моисей.
– Папа, скажи, какое это имеет значение?
– Это, дочь, имеет очень большое значение, – Моисей поднял палец вверх. Нэха торжественно выпрямилась на стуле. – Запомни, Анна, только еврей знает, что такое настоящая семья. Только он даст ребенку все, что ему нужно. Никогда не оставит голодными ни детей своих, ни жену. На него можно положиться.
Анна с сомнениями смотрела на родителей. Они никогда не обсуждали эту тему, и дочь действительно была сейчас крайне удивлена. Ей всегда казалось, приведи она в дом любого парня, отец так ее любит, что, конечно, поймет и обрадуется, и даст свое благословение.
А тут, оказывается, вот как. А как же все, что ребенок ни захочет?
– Папа, вы с мамой живете старыми взглядами. Сейчас все по-другому.
– Сейчас все то же самое, даже не сомневайся.
– Но и среди других национальностей есть хорошие люди.
– Не спорю, – быстро согласился Моисей, – есть. Только ведь как угадаешь? А среди евреев – всегда хорошие. Я имею в виду, идеальные семьянины.
– Ой, папа, папа, – только и ответила Анна.
Спать легли рано, так ни до чего и не договорившись, в крайне расстроенных чувствах. Всю ночь Моисей ворочался в своей кровати, никак не мог уснуть.
Это же надо, его Ронька. Его вихрастая любимица, его маленькая разбойница. Как же она могла? Так подвести своего отца! Выставить его на такое посмешище! Ну разве бы он не понял? И тут же одергивал себя. А мог бы и не понять, и запереть. Да, так, наверное, и случилось бы. А Роня знала, поэтому и убежала. Что делается, что делается?
Утром Моисей засобирался в дорогу.
– Ты куда, Мовша? И зачем тебе с собой нужна твоя швейная машинка? Ты что, решил пойти в люди? Зарабатывать на хлеб? Тебя не устраивает твой стол у окна?
– Ой, Нэха, что делать? Ведь она наша дочь. И другой Рони у нас нету. Ну вот не спал я ночь, и все крутился, и все думал. Может, и я чем перед дочерьми виноват? – В глазах Моисея блеснули слезы. – Но ведь хотел как лучше!
– Конечно, золотой ты мой, ты все делал правильно. А как иначе.
Моисей снял картуз и присел за стол.
– Ну кто бы взял нашу Фрейдочку, если бы не этот немой австрияк. Но парень-то хороший?!
– Хороший, Мовша!
– И Фрейдочку ведь нашу полюбил!
– И то правда, полюбил.
– Она его, правда, нет.
Нэха вздохнула.
– И чего ей еще нужно в этой жизни? Мовша, но у нее был в жизни только один шанс. И ты ей его предоставил.
– Так и я так думаю, Нэха! А наша Маруся? Ну, красавица, ну таки и все же! До сих пор бегаешь с судками к ней домой, готовишь потихоньку фаршированную рыбу.
– Таки ведь дочка.
– Так и она вроде носом воротит. Тоже недовольна!
– Видите ли, не очень красивый этот ее муж, – Нэха развела руками.
– А про Анну я вообще молчу. И красавица, и умница. Просто хотел ей выбрать самое лучшее. В Канск поехал, не в какое-то село. Унижался, можно сказать. Чуть лицо не потерял. И опять все не так, – Моисей, сгорбившись, сидел за столом. – Поеду, Нэха моя, подарю вот машинку нашей Рахиль на свадьбу. Она единственная проявляла интерес к моему ремеслу, пусть она послужит ей, как когда-то служила мне.
– Моисей, – Нэха взяла мужа за локоть, – подожди. Тут наш Изя прислал письмо. Все не знала, как сказать, а теперь чего уж там.
– Что такое? – вскинулся Моисей.
– Пишет, разводиться с Реввекой хочет.
– Вай, неужели она ему изменила?!
– Если бы, Мовша! Он нашел себе другую. Но она замужем! Ждет теперь, пока та разведется. Мовша! Она русская. Какая-то Дуся! – Нэха заплакала.
Моисей тяжело вздохнул.
– Ну мы же правильно воспитывали своих детей? Мы же давали им только самые положительные примеры?
Нэха развела руками. Потом взяла гребень и еще раз причесала и без того аккуратно причесанные волосы.
– Ну вот что, Моисей, поезжай в Канск, все правильно, благослови детей, передай от меня все самые лучшие пожелания. А я поеду в Куйбышев. И разберусь и с этой Дусей, и с ее мужем, и с Израилем.
Нэха решительно встала со стула и пошла в спальню – собираться в дорогу.
Глава 7Москва
Москва. Столица. Для кого-то – мечта всей жизни. Для Тамары – теперь реальность. В Москве совсем другая жизнь. Театры, музеи, библиотеки. Все, что хочешь, только успевай, только поворачивайся. И вот Тамара здесь. С мужем, с дочерью.
– Эх, счастливая, Томка! – за столом сидели Роня, Светлана, Шура и Тамара.
Светлана вышла замуж за своего летчика и уехала с ним в Норильск, в Алымск приезжала уже в гости. Тамара не расспрашивала подругу, счастлива ли, не жалеет ли, что сделала выбор не в пользу Бориса. Что ворошить старое? И Светлана молчала, значит, рана еще не затянулась.
А Шура переехала в Алымск. Врачи помочь ей, к сожалению, не смогли, одна нога так и осталась короче другой, зато Николай помог устроиться на работу. У девушки появилось много новых друзей, и от бывшей угрюмости не осталось и следа.
Сегодня девчонки пришли проводить подругу. Устроили по случаю отъезда девичник. Роня накрыла стол, как водится, с пельменями, с квашеной капустой. Достали бутылку вина.
– Да, девчонки, счастливая, – Тамара улыбнулась, – даже стыдно, муж такие письма пишет. Никогда таких слов от него не слышала. А тут – и «родная», и «скучаю». Что разлука с человеком делает!
– Вот и поезжай быстрее, она, знаешь, разлука хороша, пока недолгая. И потом, Ковалев твой – парень видный.
– Он меня любит, – тихо произнесла Тамара.
– Любит-то любит. Только вокруг девчонок сколько? Не забывай! А парней меньше. Уведут, оглянуться не успеешь, – подруги наперебой давали советы.
– Не увели же за год.
Светлана опять было открыла рот, что-то добавить.
– Свет, ладно мою девку стращать, – вступилась Роня, – и так в себе не уверена. Лучше давайте выпьем, – Роня посмотрела на девушек. Все было в этом взгляде, и радость за них, и горечь, что своя молодость прошла. Но все-таки радости больше. – Вот все вы молодые, красивые. И вся жизнь у вас впереди. Вот я вам желаю простого женского счастья. Чтобы рядом с вами всегда был человек, который бы вас любил. Самой любить – это очень хорошо. Но важно, чтобы любили тебя, чтобы встретился вам тот единственный. И приласкал когда, и слово сказал хорошее. Дети, труд, это все замечательно. Но за работу особо спасибо не скажут, и дети вот разъезжаются. А муж – он рядом. Берегите его, мужика. Не дай вам бог остаться одним, – голос у Рони задрожал.
– Мам, перестань, а то я сама сейчас разревусь. Договорились же, только обустроимся – сразу приедешь.
– Все, девчонки, выпили, – уже веселым голосом продолжила Роня. – Это я так, по-стариковски. Давайте лучше что-нибудь споем.
И Роня затянула: «Крутится, вертится шар голубой».
Нет, все-таки не дома. Дом – это Алымск, это мама, бульвар, по которому она ходила на работу в родную школу, ее ученики.
В Москве все чужое. На улице смотрят недружелюбно, никто никому не улыбнется, не спросит, как дела, не расскажет последние новости. Все бегом, все на ходу. Тамаре было откровенно тяжело и очень одиноко. И характер еще такой стеснительный, сама не подойдет, не познакомится. Все сама. А как сама, когда ничего толком не знаешь? Еще и Наташенька маленькая.
Работа у Николая сложная, 40 дней в командировке, 10 дней дома, в Москве. Значит, нужно привыкать, обустраиваться.
Первым делом узнать, где продуктовые магазины, деньги Коля оставлял исправно. Приспособиться к ценам, выбору продуктов. В Алымске же как? Молоко, сметану у тетки Матрены берем, яйца на рынке, хлеб в палатке. А здесь – все в одном магазине, или тоже нужно побегать да поискать, где получше, посвежее. И в квартире нет подпола! Что делать?! Ну да, зима, продукты можно вывешивать за окно. А летом как быть? А она все удивлялась, почему покупают по 100 да по 50 грамм. Теперь понятно. Купили, съели, опять пошли, купили. Надо же, когда же другими делами заниматься. Ничего, уговаривала себя Тамара, справлюсь.
Новый дорожный знакомый позвонил через неделю после приезда.
– Тамара? Это Владимир Лопухов беспокоит.
– Володя, как я рада вас слышать!
Тамара действительно была рада от души. За дни, которые провели вместе, столько было переговорено, столько друг другу рассказано. Этот чужой мужчина стал ей близок. И даже как-то екнуло сердце.
– Рассказывайте, Тамарочка, как устроились, как вам на новом месте, не обманулись в своих ожиданиях?
– Что вы, Володя, Москва же. Хотя, знаете, это длинный разговор. С одной стороны, здорово, с другой стороны, все чужое, – Тамара помедлила, – и я чужая…
– Да что вы, Тамара, это все поначалу только. Я, кстати, не отвлекаю?
– Нет, нет, что вы, муж на работе. А мы с Наташенькой только с прогулки вернулись.
Тамара про себя отметила, звонит в понедельник, среди дня. Почему? Специально, чтобы застать без мужа? А она, понимая, тем не менее с ним разговаривает.