Тамара любила вот этот самый первый урок. Как в омут с головой. Все зависит только от тебя. Обычно из такой битвы – «кто кого» – она выходила победителем. И ребята ее уважали, но и дисциплина в классе была железная.
– Тамара Алексеевна, а вы стишата тоже будете заставлять учить? А у меня памяти нету.
– Память есть у всех, Юра. Вот ты же запомнил, как меня зовут.
Мальчишки тут же громко заржали, Юра насупился.
– А стихи учить будем. Это я вам обещаю. Причем спрошу каждого. Это мой принцип. Раз вы учили, труд должен быть вознагражден. Так что 15 минут от урока всегда на опрос, и у нас же еще перемены есть, тоже по 5 минут найдем. Остальное – после уроков.
– А почему вы такая сердитая?
– А кто вам сказал, что я сердитая? Вы меня первый раз сегодня видите. Вот в конце года и скажете, какая я. Раньше вроде говорили, справедливая. Но вам судить.
Мальчишки с интересом смотрели на новую учительницу. Небольшого роста, тоненькая, волосы заколоты за уши. Взгляд добрый.
– Предлагаю дружить. Домашние задания выполняем, спрашиваю строго. Но и уроки обещаю интересные. И книжки вслух читать буду, и постановки ставить.
– Это что еще за постановки?
– Я в интернате отвечаю за драмкружок. Я в своем родном городе Алымске, тоже в школе, и отрывок из «Молодой гвардии» ставила, и «Тома Сойера». Вместе решим.
– А Алымск, это далеко?
– Темнота, это в Таджикистане! Глобус купи!
– Сам купи! Тоже мне умный!
– Ребята! – Тамара постучала указкой по столу. – Алымск – это Сибирь. И я вам обязательно расскажу о своей родине. И письма почитаю своих бывших учеников.
– Вы про драмкружок рассказывали, – раздалось с последней парты.
– Заинтересовались? Здорово! Подкидывайте идеи! Ребята, все зависит от нас. Выберем с вами музеи, театры. Есть же выходные? Почему же не сходить.
Ребята притихли, глядя на новую классную руководительницу. И охота ей свои выходные на них тратить? Спектакли еще? Может, ненормальная или прикидывается? А может, просто все врет, наобещает сейчас с три короба, а потом ищи-свищи. Это все мы проходили.
Тамара видела настороженные лица ребят и понимала их недоверие. Она уже ознакомилась подробно с личным делом каждого.
Миша Ефремов…
Юра Сажин…
Витя Трегубович…
Алеша Никитин…
Тамаре будет непросто. Но этим ребятам еще сложнее, чем их учительнице. У нее есть дом, семья. А что есть у них?
– Не буду занудой и не буду рассказывать, что нужно хорошо учиться, получать хорошие отметки. Но только так у нас с вами будет оставаться свободное время.
– А в Мавзолей пойдем? – спросил неугомонный Юра.
Тамара подошла к мальчику, положила руку ему на плечо.
– В среду, после уроков – классный час. Вот и давайте составим программу на целый год. Я приду со своими предложениями, вы тоже подумайте со своей стороны. Мавзолей – отличная идея, давайте сходим. Я там еще и сама не была. Но точно знаю, что есть экскурсия и в Мавзолей, и в Музей Ленина. Там знаете как интересно! Не только рабочий кабинет, но и комната подарков.
Ребята оживились, Тамара хлопнула в ладоши.
– Все, все, договорились, в среду. А сейчас закройте тетради и просто посмотрите на меня. Я прочитаю вам стихи, которые очень люблю сама. А потом мы их с вами обсудим. Эдуард Асадов. «Доброта».
И Тамара, настроившись за несколько секунд, начала читать.
В классе сразу же воцарилась звенящая тишина. Тамара читала тихо, твердым решительным голосом. Слова чеканила, проговаривала их медленно, акцент – на каждую фразу. Она немного волновалась, но со стороны это было совсем незаметно.
Слушают. Внимательно слушают. Хорошие подобрались мальчишки, хотя такие строчки, они каждого за душу возьмут. Тамара чуть повысила голос, она уже успокоилась, верные нашла стихи, правильные. Она всегда читала окончание этого стихотворения, уже обращаясь лично к каждому из слушателей. Каждый должен услышать, каждый понять!
Мальчишки молча смотрели на свою новую классную руководительницу. Широко распахнутые глаза, гробовая тишина в классе.
Тамара долго думала, как ей начать знакомство с этими трудными мальчишками. Как растопить их душу. Как заставить поверить в то, что она их друг. И здесь у них новая семья. И она решила прочитать им свои любимые стихи. Никто не может остаться равнодушным к этим строкам. Тамара знала, что читает хорошо и сможет преодолеть комок в горле и дочитает до конца.
И сейчас, глядя на реакцию детей, она понимала – все правильно. Можно много говорить о доброте, о дружбе, приводить примеры из классических произведений. А можно вот так просто прочитать стихи Асадова. Они близки и понятны и взрослому, и ребенку.
– Еще, – почти шепотом сказал Витя Трегубович.
– Да, еще, – поддержали нестройно другие ребята.
Тамаре тоже необходимо было время, чтобы прийти в себя после прочтения стихотворения.
– Я рада, ребята, что вам понравились стихи. И давайте мы поступим так. Устроим вечер поэзии Эдуарда Асадова. Каждый из вас прочтет что-то, что сам выберет, что больше всего понравится. Это не по программе. Но сами видите, насколько человечные стихи, глубокие.
– А кто он, этот человек? Этот Асадов?
– Ребята, у этого человека судьба очень и очень непростая. Бывший фронтовик, на фронт ушел прямо со школьной скамьи. Уже между боями начал писать стихи, а потом было страшное ранение, в битве за Севастополь. И долгие годы госпиталей, операций, лечения. К сожалению, Асадов ослеп, – Тамара слегка помедлила, потом подошла к учительскому столу, открыла первую страницу томика стихов и показала фотографию поэта со страшной повязкой на глазах. По классу пронесся негромкий вздох. Тамара продолжила: – Но Эдуард Асадов не пал духом, окончил Литературный институт. Ведет активную жизнь, может, и стихи его оттого проникновенные такие, что знает он про нас что-то большее. Вот так, ребята.
Звонок прозвучал неожиданно для класса. Ребята первый раз в жизни не спешили на перемену, каждый подошел к учительнице и что-то незначащее сказал на прощание.
– Ну что, Тамара Алексеевна, молодец. По-моему, и подход к ребятам нашла, и успеваемость неплохая. А что с Никитиным? Смотрела его дневник, это что за отметки?
– Это, Мария Игнатьевна, моя беда. Мальчик неплохой. И устно отвечает. И говорила с учительницей математики, там одни пятерки. Но безграмотность страшная. Борюсь.
– Как?
– Занимаюсь дополнительно каждый день.
– Когда думаешь подтянуть?
– К концу полугодия. Раньше не получится. Тройку за первую четверть поставлю. Но с натяжкой. А ко второй четверти, думаю, тройка уже будет твердая. Ни одного правила не знает. Каждый день пишем с ним диктанты, улучшения есть.
– Дома у него была?
– Конечно, Мария Игнатьевна. Ничего хорошего. Грязь, запущенность, мужики какие-то сидят, выпивают. Да еще и болезнь у нее… – Тамара не знала, как дальше продолжать.
– А ты в обморок-то не падай… Ну, сифилисом мать больна. Нам пацаненка государство доверило. Значит, будем из него человека делать. О нем нужно думать.
– Да хороший он мальчишка, только запущенный. Но я выправлю.
– Хорошо, – Мария Игнатьевна делала пометки в толстой тетрадке.
– Как на суд сходила?
– Показания свидетельские дала, Мария Игнатьевна, сказала все как есть. Нужно Мишку из этой семьи забирать. Не зря он так отчима боится, каждый раз плачет, как тот за ним приезжает. Мужик уже сидел за мужеложство. Все, что чувствую, все сказала.
– А мать Мишкина что, жена его?
– Не знаю, Мария Игнатьевна, что это за мать такая. Я за своего ребенка горло перегрызу. А эта сидит, руки сложила на животе, в пол смотрит. «Я, – говорит, – своему мужу, как себе, верю. Мишка все придумывает». А где он придумывает, Мария Игнатьевна?! Как из дома после выходных возвращается, все по углам плачет. Сил нет смотреть.
– Срок мужику светит?
– Надеюсь, что так.
Мария опять сделала пометку в своей тетрадке. Как же правильно она взяла эту Ковалеву. А могла бы Амалию послушаться, и что бы тогда? А в Ковалевой есть стержень. Правда, принципиальная уж она слишком и честная. И иногда неудобная. Но это для других. А для Марии – так то, что надо.
– На следующей неделе – комиссия. Дашь показательный урок.
– Хорошо. Со своими? Или в 9-м?
– Да сама решай. К тебе поведу и к Гендель Симе. Кстати, тоже толковая. Но твои уроки – они особенные. Хвалить тебя не хочется, но, действительно, сама бы к тебе учиться пошла. И, главное, ты никогда не теряешься.
– Да вы что?! Коленки трясутся так, что по классу пройтись лишний раз боюсь.
Мария усмехнулась:
– Никогда не подумаешь. Да, Тамара Алексеевна, еще все спросить тебя хочу, да вот не решаюсь, – она прямо посмотрела на Ковалеву. По тому, как та покраснела, поняла: можно не спрашивать, и так все ясно. Но все-таки спросила: – Когда в декрет?
– В марте, – выдохнула Тамара.
– Дома не засиживайся, с яслями помогу, ждать тебя буду, – просто сказала директриса.
Тамара не ожидала такой реакции и неожиданно для себя расплакалась.
– Ну, ну, брось, все будет хорошо. Иди посмотри, что это за крики в коридоре. Небось опять твои.
– Спасибо, – выдохнула Тамара, вытерла глаза и выбежала из кабинета.
Мария сидела в кабинете и все думала про Ковалеву. И про себя. И про то, что у нее своих детей не будет никогда. Зато чужих много. Пусть у этой Ковалевой все сложится, она заслужила.
Беременность Тамара переносила легко. В отпуск приехала наконец Роня. На целых две недели. С собой привезла холодильник и телевизор. На вокзале встречали всей семьей. Николай заказал на работе грузовик для холодильника и сам поехал с машиной домой, а Роня с Наташенькой и дочерью поехали на метро.
– Ой, даже не верится! Целых две недели будем вместе. Мама, выходи скорее на пенсию и приезжай к нам. Сейчас до дома доберемся, увидишь, места всем хватит, а мне тебя так не хватает.