Все удивленно переглядывались, пополз шепот. Кто-то тихо хихикал, а кто-то громко засмеялся. Прикрикнув и хлопнув ладонью по столу, классная продолжила перекличку.
На перемене Сашу обступили одноклассники, и начались вопросы. Она отвечала коротко:
– Фамилия отца. Родители так решили, меня не спросили. А какая разница? Мне по барабану. Ну и вообще – отвалите!
Конечно, подружки знали, что отец с ними не живет. Но о том, что Саша незаконнорожденная, не знал никто. В классе были дети из неполных семей, но незаконнорожденных не было точно.
Спустя много лет, во время очередной громкой ссоры с матерью, Саша припомнила ей эту смену фамилии:
– Как вы могли? Вы же взрослые люди! Вы что, не понимали, что это для меня значило? Как я все это должна была объяснить одноклассникам? Ну да, а зачем? – Саша зашлась в истерическом хохоте. – Зачем думать о ребенке, правда? Вы думали только о собственных амбициях. Он – о своем благородном поступке, а ты – о том, что вот наконец твою дочь легализовали. Ну и тебя заодно! Теперь у тебя появились права, правда, мама?
– Какие права, – устало ответила мать. – Ты о чем, Саша? Не было у меня прав – никогда, понимаешь? Одно ожидание. Всю жизнь я ждала. А чего – не знаю сама.
Да, и еще той последней школьной зимой родители справили дочери пальто – старое совсем износилось.
Конечно, о дубленке Саша не мечтала – какая дубленка! Но когда стала мерить пальто, разревелась так горько, что отец испугался. Пальто было темно-коричневым, стариковским и вдобавок невероятно тяжелым: еще бы, доисторический драп плюс толстенный – для тепла – слой ватина. К тому же это «чудо» украшал грязно-желтый, плоский и колючий воротник.
– Суслик, – гордо сказал отец. – Ох, и послужил он мне, этот зверь. И смотри – еще вполне, правда, Сашка?
Вполне… ну совсем идиоты!
Новое пальто было построено из старого отцовского. Поэтому об этом драном суслике он и отзывался как о шанхайском барсе, не иначе.
Спустя годы часто думала: «Почему? Почему он так поступал?» Кажется, жадным он не был. Зоя Николаевна с шиком носила попеременно две шубы, коричневую каракулевую и черную мутоновую.
Саша на шубу не претендовала. Но отец работал в торговле, а это означало, что возможностями обладал нешуточными. Неужели он не мог достать ей легкую, современную, теплую куртку или импортное пальто? Да и стоило это недорого.
Почему он пошел таким странным, изуверским путем – изуродовать любимую дочь?
И мать, вот ведь дурочка, скакала вокруг отца:
– Ах, Володечка! Какая прелесть! Теплое – шерсть ведь, да? – в сотый раз уточняла она. – Ну да, шерсть, да-да, ты говорил! И пошито как ладно – прямо Сашке по фигуре! И воротничок оживляет – яркий, желтенький!
«Оживляет»! Как же Саша их тогда ненавидела. Твердо заявив, что такое она носить точно не будет, решительно убрала пальто в шкаф.
Обидевшись, отец ее «наказал»:
– Не нравится – воля твоя. Выкручивайся, как хочешь.
«Выкрутилась» – всю зиму носила старую куртку, тоже довольно страшненькую, на рыбьем меху, но хотя бы легкую и современную.
Всю жизнь этот шедевр, это пальто, ассоциировался у нее с материнской глупостью и, увы, отцовским скупердяйством.
А к ее новой фамилии все быстро привыкли, и жизнь потекла своим чередом.
Утро было туманным, чему Саша очень обрадовалась – за долгое лето местный народ так уставал от жары и солнца, что считал дни до дождливой зимы. Но до зимы было еще далеко, а вот сентябрь катился к концу, и это означало, что впереди октябрь, а значит, жара начнет вяло и неохотно отступать, а потом начнется благословенный ноябрь, теплый, но точно не жаркий, а за ним вполне приличный декабрь, а уж только потом, в январе, польют дожди. Но им будут все радоваться – дождь здесь как подарок: во‐первых, пополнятся запасы пресной воды, а во‐вторых, дождь – это свежесть, прохлада. Благословенные тучи закрыли все небо – ура!
Сонная Катька уныло смотрела в окно.
– Все, лето кончилось? – скептически уточнила она.
– Если бы, – улыбнулась Саша. – Потерпи, это ненадолго. Искупаешься в своем море!
Позавтракав, поехали в сторону Тель-Авива. Автомобильная экскурсия по городу, а уж затем пляж-море.
От столицы Катерина обалдела:
– Пробки как в Москве! Да и вообще – город, Сашка! Современный город, прямо Европа.
Саша снисходительно улыбалась – все так. Золотистый, застывший во времени Иерусалим, с немыслимой концентрацией древностей, артефактов и мировых сокровищниц. И современный, гудящий, круглосуточно развлекающийся Тель-Авив – небоскребы, модные рестораны, лучшие магазины, красиво одетая публика. И еще бесконечный поток гудящих машин – Восток, что поделать! Впрочем, нетерпеливых, жмущих на клаксоны водителей полно и в Европе – например, в Италии.
Солнце не заставило себя долго ждать и к полудню было на месте.
Тель-Авив Катерине понравился, но она стремилась на море:
– Такое я видела, обычный современный город, в принципе мне все понятно. Давай лучше на пляж!
Море было сказочно теплым и, самое главное, удивительно спокойным. Такое здесь бывает нечасто. Скинув одежду, Катерина рванула в воду.
Ее нетерпение было понятно: российский человек мечтает о море. Это местным море доступно и, в общем, привычно.
Потом Катька сидела на полотенце и рассуждала:
– Сань, вот честно – не понимаю! Жить в такой маленькой стране и не на море? Нет, Иерусалим, конечно, чудо, потрясение и восхищение. Но… он какой-то мертвый, Саш, застывший в веках. Нет, правда. Жить там – ну как в музее. Или я не права? А здесь – жизнь. Ну мне, Саня, так кажется. Да и море, Сашка! Нет, невозможно представить – ты можешь в любой день и в любой час поехать на море.
– Жизнь здесь бурная, да, – согласилась Саша. – Ты права. Только это уже для молодых. А в нашем возрасте… – Она улыбнулась. – В нашем возрасте важнее покой и тишина. Да и так сложилось: у Гальперина там жили друзья, дальняя родня. Так мы и оказались в Иерусалиме. А что до моря, – улыбнулась Саша, – так полтора часа на машине тоже не страшно!
Пообедали в рыбном ресторанчике на берегу: жареная рыба, креветки, кальмары. Катерина пила легкое белое вино, Саша – безалкогольное пиво.
Конечно, после моря и еды разморило, а в планах еще был Яффо, ерунда, подать рукой, да и пропустить преступление. Там оживились – такая красота, что мигом проснулись. Старый город в византийском стиле, остатки крепостной стены османского владычества, Дом Симона Кожевника, Мост желаний, набережная, церковь Святого Петра, парящее апельсиновое дерево, Врата Веры. Узкие мощеные улочки, синие двери и оконные рамы домов, яркие корзины с цветами, бесконечные сувенирные лавки, крошечные мастерские художников.
И снова ошарашенная и растерянная, хлопающая глазами Катерина, и снова восторг, изумление:
– Как же классно, Саня! Как же волшебно!
И снова густой, сладкий, крепкий кофе в арабской кофейне и тягучие, приторные арабские сладости – попробовать надо, а как же!
Дорога домой почему-то оказалась томительно долгой: усталость, возбуждение. Голова шла кругом от разноцветья событий и впечатлений.
Разбрелись по комнатам, повалялись, пришли в себя и к десяти проголодались. Саша нажарила сковородку картошки с луком, вспомнили молодость и безденежье.
Катька рассказывала о себе. Старший сын оказался не очень удачным:
– Папашины гены, ты ж понимаешь, куда от них денешься!
Саша хорошо помнила Катькиного первого мужа – Димку Солодовникова, красавчика и удальца: девицы хороводом, папа известный ученый, мама бывшая опереточная певица, красавица, светская львица.
Катька залетела в конце третьего курса, перед летней сессией, и решительно призвала Диму к ответу. Деваться было некуда, и, неохотно согласившись, он повел подругу в загс. Свадьбу гуляли роскошно, в «Берлине»: фонтан, белоснежные скатерти, сверкающий хрусталь, официанты в черных смокингах, столы, заставленные деликатесами – осетры на блюдах, поросята целиком, черная икра, салат из крабов.
Модная публика – московский бомонд: дамы в длинных платьях, увешанные драгоценностями, важные, респектабельные мужчины. Молодежь – самые близкие друзья, Саша и еще пара подруг – выглядела растерянной и прибитой – такую роскошь они видели впервые!
Измученная токсикозом невеста выглядела паршиво: худющая, бледная, с синяками под глазами. Саша водила ее в туалет. На еду бедная и не смотрела – противно!
Странное ощущение не покидало Сашу – казалось, все позабыли, по какому поводу собрались – после пары, не больше, вяловатых и скучных тостов про молодых нарядные гости переключились на родителей жениха: за новоявленную красавицу тещу, за талантливого тестя – про молодых все словно забыли.
Уставшая молодая рвалась домой, Катькины родители сидели с поджатыми губами, а на Димином лице была написана такая откровенная тоска, что его становилось жалко.
Не дождавшись десерта, молодые свалили. Следом за ними уехала и молодежь.
На выходе из зала Саша обернулась: кажется, их отсутствия никто не заметил – взрывы смеха, звон бокалов и постукивание приборов продолжались.
Молодые поселились на съемной квартире. Летом Катя родила сына Прошку. А через полгода вернулась к своим.
Гулять и развлекаться Димочка не перестал, отцовскими обязанностями пренебрегал, к жене был равнодушен, словом, для него этот короткий случайный брак был просто случайным и нелепым происшествием, которое он тут же постарался забыть. Так же, как и его родители, – и им было не до внучка.
Нет, деньгами все компенсировали с лихвой – Катя и Прошка ни в чем не нуждались. «Хоть так, – вздыхала молодая мамаша, – как говорится, с паршивой овцы…»
Дима погиб в двадцать восемь, в автомобильной аварии. И спустя год его родители всполошились, вспомнив о существовании внука.
Свекровь умоляла о встречах, говорила, что оставит все им, бывшей невестке и внуку, обиженная Катька отказывалась, но потом сломалась, смилостивилась, пожалела.