Ответа от советского посла Шохат так и не получил и перед отъездом из Германии нанял для Лукачера частного преподавателя — отставного кайзеровского генерала, специалиста по партизанской войне.
По дороге домой Шохат еще успел заехать в Париж, и знакомые евреи помогли ему встретиться с главой французской социалистической партии Леоном Блюмом. Блюм, как и Эйнштейн, не соблюдал библейские заветы, но очень заинтересовался гостем из Эрец-Исраэль и особенно еврейскими юношами, которые хотели стать летчиками. Он обещал им помочь, но оказалось, что во французские летные школы принимали только французов или жителей французских колоний.
Через год после возвращения Шохата домой в Эрец-Исраэль приехала делегация из России в составе супружеской пары для выяснения возможностей установить торговые связи между советской Россией и Палестиной. Делегация посетила киббуцы, поселения Трудового батальона и встретилась с Шохатами, которые постарались показать товар лицом. Пусть русские товарищи увидят, что Киббуц и есть основа партизанской армии, готовой к войне с Англией. Делегация вернулась в Россию, а через несколько недель Эрец-Исраэль посетил намного более важный гость — Александр Хашин, приехавший из Берлина инкогнито. Он встретился с Шохатами. Месяц спустя после его отъезда Трудовой батальон получил от советского Центра кооперации предложение направить в Москву делегацию для посещения колхозов и совхозов.
Шохат возглавил делегацию. Он взял с собой руководителя Трудового батальона Менделя Элкинда и члена батальона Дова Мехонаи. В апреле 1926 года все трое выехали в Москву.
Москва ошеломила Шохата еще больше, чем Берлин. Москвичи, все как один человек, боролись за светлое коммунистическое будущее! С этим могут сравниться огромные дома и прочие чудеса Берлина?!
На первомайском параде трое «палестинских товарищей» стояли вместе с другими иностранными делегациями на Красной площади и восторженно аплодировали, глядя на физкультурный парад. Шохат особенно восторгался русскими физкультурницами.
«Палестинских товарищей» в Москве приняли очень радушно. Возили по образцовым заводам и фабрикам, показали образцовый подмосковный совхоз, образцово-показательную среднюю школу.
Как и мечтал Шохат, с ними беседовали «на самом высоком государственном уровне». Их пригласил Михаил Трилиссер[903] — начальник иностранного отдела ГПУ.
Не тратя время на официальную часть, Трилиссер начал расспрашивать делегатов об отношениях евреев в подмандатной Палестине с англичанами, с арабами и о рабочем движении. Элкинд и Мехонаи рассказали о Трудовом батальоне, который, по сути дела, есть оплот коммунизма в Эрец-Исраэль, и о приверженности рабочих идеалам социализма. Услышав про идеалы социализма, еврей Трилиссер печально улыбнулся. Шохат рассказал о сионизме, сделав акцент на социалистическом направлении этого еврейского национального движения, и подчеркнул неизбежность вооруженного конфликта с Англией, обманувшей ожидания еврейского народа.
Выйдя из здания ГПУ, трое делегатов распрощались. Элкинд поехал на встречу с руководителями Евсекции, а оттуда — в Крым для ознакомления с созданными там еврейскими коммунами; Мехонаи остался в Москве заканчивать медицинское образование, а Шохата на следующий день снова пригласили к Трилиссеру.
Шохат подробно рассказывал Трилиссеру об истории «ха-Шомер» и Киббуца, тот делал пометки в блокноте и неоднократно возвращался к вопросу о том, почему Киббуц не сотрудничает с палестинской компартией. Шохат объяснил, что это — небольшая партия, что ее в Эрец-Исраэль терпеть не могут за то, что она против сионизма и еврейского образа жизни. В заключение Трилиссер спросил, какие у Шохата просьбы. Тот ответил: зачислить нескольких киббуцников в советские летные школы и нескольких — в военную академию, а главное — официально поддержать создание еврейского коммунистического государства в Эрец-Исраэль. Трилиссер пообещал передать эти просьбы в соответствующие инстанции и в знак личной симпатии дал Шохату засекреченный номер своего служебного телефона. Этот номер и спас Шохату жизнь. Когда его задержали на московском вокзале по подозрению в шпионаже, в отделении милиции Шохат вынул записку с телефоном Трилиссера и попросил позвонить по этому номеру. Через считанные секунды вспотевший начальник отделения сам проводил Шохата к выходу, извинился за ошибку своих подчиненных и обещал их наказать.
В ожидании ответа советских властей на свои просьбы Шохат разъезжал по колхозам, побывал в Крыму, посетил там еврейские коммуны.
А ответа все не было. И быть не могло: русские «…не были заинтересованы в установлении связей с еврейской подпольной организацией, они проверяли возможность завербовать людей Шохата (…) Это был просто один из многочисленных трюков руководителей ГПУ, искавших подходящих агентов по всему миру»[904], — писал потом Исер Харэль.
Подходящего агента руководители ГПУ нашли. Мендель Элкинд, вернувшись из Москвы, привез с собой подробный перечень заданий:
Приостановить нелегальную репатриацию.
Внести деморализацию в ряды сионистов.
Вызвать раскол в рабочем движении.
Последнее задание Элкинд выполнил успешно. Трудовой батальон раскололся на левую, прокоммунистическую, и правую, сионистскую, фракции. Конфликт бушевал больше года, после чего в 1927 году Элкинд с группой своих сторонников иммигрировал в Россию. Их транспортно-дорожные расходы оплатил спецфонд ГПУ. В Крыму Элкинд создал свою еврейскую коммуну. Ее пришлось назвать на эсперанто «Войо нова» («Новый путь»), поскольку иврит советские власти запретили, а от идиша коммунары отказались сами. Что касается «Нового пути», то он привел коммунаров в старое, хорошо известное во всем мире место — в ГУЛАГ. Там они все и сгинули, кроме Ширы Гуршман, которая в 1989 году снова репатриировалась в Израиль.
26
Вернувшись из Москвы, Шохат открыл в поселении Тель-Йосеф военную школу Киббуца. Ее слушатели прошли трехмесячный курс военной подготовки под руководством Лукачера, которого Шохат назначил главным военным инструктором. В школе было три выпуска общей численностью около пятидесяти человек, составивших командные кадры Киббуца, после чего Лукачер исчез. Только через несколько месяцев выяснилось, что он ушел в коммунистическую партию Палестины (КПП), получил подпольную кличку «Хорзо» и стал ответственным за обеспечение конспирации.
Маня была ошарашена изменой Лукачера. Она не знала, что, когда он был в Берлине, резидент ГПУ Хашин рекомендовал Лукачера московскому начальству. По заданию Москвы, Лукачер стал секретным агентом советской разведки в Эрец-Исраэль и на Ближнем Востоке.
Для нелегальной компартии Палестины, находившейся тогда в условиях глубокого подполья, Лукачер с его военной подготовкой, знанием методов ведения партизанской войны и конспирации был, что называется, бесценной находкой. Он подыскивал квартиры для партийных явок, обеспечивал секретность визитов и личную безопасность важных заграничных товарищей. Через него лидеры КПП осуществляли связь с партийными активистами. Он же отобрал, подготовил, вооружил и поставил охранять партийную типографию и склад оружия группу молодых членов КПП. Время от времени, получая шифровку из Москвы, Лукачер, свободно говоривший по-арабски, выезжал в арабские страны, снабжал там оружием местных коммунистов и провоцировал их на мятежи. В Эрец-Исраэль Лукачер поддерживал связь с арабскими кругами, враждебно настроенными по отношению к сионизму, и подстрекал их против евреев. Ходили даже слухи, что Лукачер обучал арабов обращению с огнестрельным оружием перед кровавыми беспорядками 1929 года. В 1930 году англичане по анонимному доносу арестовали Лукачера, но ему удалось бежать, и в 1931 году он уже был в Москве со всей семьей. Сначала ГПУ хотело на год послать Лукачера курсантом в военную академию им. Фрунзе и сделать его резидентом Коминтерна на Ближнем Востоке, но вместо этого поручило ему несколько секретных заданий в странах Европы. С волной «чисток»[905] Лукачера выслали из Москвы и перевели на канцелярскую работу, а в 1937-м — посадили. В подвалах. Лубянки пламенный коммунист и верный агент ГПУ Иерахмиэль Лукачер под пытками признался, что он — агент мирового сионизма и английский шпион. Но ему невероятно повезло: он получил всего пять лет лагерей. За эти пять лет красавец Лукачер стал изможденным, беззубым стариком. Таким его встретил в лагере генеральный секретарь компартии Палестины Йосеф Бергер-Барзилай[906], которого в 1932 году вызвали в Москву возглавить ближневосточный отдел Коминтерна и через два года арестовали за «троцкистско-зиновьевскую агитацию». Бергер-Барзилай провел в советских тюрьмах и лагерях более пятнадцати лет, после чего был приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь. В 1942 году Лукачера освободили из лагеря и послали на фронт. Каким-то чудом он отыскал свою семью и провел с ней несколько дней, сказав жене, что будет пробираться на Кавказ, чтобы через Турцию вернуться в Эрец. Он не только не вернулся в Эрец, но и не доехал до своей воинской части. Однако много лет спустя его семья получила уведомление, что он «пал в боях за родину».
В 1937 году был расстрелян и берлинский резидент ГПУ Александр Хашин, а в 1941 году расстреляли вместе с двумя сыновьями его младшего брата Вольфа Авербуха, председателя КПП, вызванного в Москву для консультаций. Вдова Вольфа, Мария, много лет спустя сказала: «У меня всех убили: мужа, детей, брата, шурина (…) я осталась совсем одна (…) но, несмотря на все, что случилось, я верю в коммунизм»[907].
Из руководителей КПП, оказавшихся в советских лагерях, выжили только двое. Оба — польские евреи: Йосеф Бергер-Барзилай и Леопольд Треппер[908]