– Примитивнейший сюжет. И что дальше?
– Дальше? Ну отнесла она, положила, куда сказали. Вернулась домой – радуется, с сыном танцует. А на следующий день его и грохнули…
– Это за что же?
– Да, – махнула рукой Соня, – бандиты оказались другие. Другие позвонили, понимаешь. Не тем, кому нужно, она деньги снесла. Только это все не важно. Ты уразумел, как деньги выколачивать можно?
– Нет. Ты предлагаешь мою маму ограбить? Опоздала, дорогуша. Она уж лет десять как померла. Да и не было у нее ничего, что бы продать можно было…
– Почему твою? – перебила его Соня удивленно. – Мою.
Прямо так и сказала. Сергей даже плечами передернул, поежился. Надо же, родную мать девчонка кинуть собирается. Не ровен час, и до него очередь дойдет. Сергею стало страшно. Если она начнет его шантажировать, тогда отделаться от нее будет не просто. «Подожди, подожди, – уговаривал он сам себя. – Ведь она искренна. Пришла, поделилась… Значит, я еще контролирую ситуацию. К чему впадать в панику? Насмотрелась девочка западных фильмов…»
Он успокаивал себя и тут же вспоминал, как Соня всегда отзывалась о матери. Нецензурная брань по отношению к той слетала с ее языка удивительно легко. Мать – это было единственное, что мешало ей жить.
– Ты серьезно?
– Конечно. Слушай, что я придумала. Сначала я мимоходом говорю ей, что решила заняться бизнесом. Мол, беру ссуду у хорошего человека и дую в Турцию за шмотьем. Возвращаюсь, сдаю продавцу, жду, когда продаст. А продавец – тю-тю.
– Ну и что?
– Подожди. Потом я разыгрываю панику – обзваниваю знакомых, занимаю деньги, плачу. Тогда она обязательно спросит, в чем дело. Ну я и признаюсь ей, мол, если не верну деньги в срок, ищи меня в Неве.
– И ты думаешь, это сработает?
– А почему нет? Моя матушка, может, и стерва порядочная, но сидеть и ждать, пока родную дочку пришьют, не будет.
– И чего ты этим добьешься? Ну займет она денег у кого-нибудь, отдаст тебе. Но потом ведь все равно все поймет.
– В этом-то и фокус. Сумма должна быть такой, чтобы не у кого занять было. Скажем, пять тысяч долларов.
– Смешная. Где же она столько возьмет?
– Пусть квартиру продаст. Тогда мы убиваем двух зайцев сразу: во-первых, деньги, во-вторых, мать к родителям уедет жить.
– А ты на улице останешься?
– Я перекантуюсь по подружкам несколько месяцев, а потом скажу, что замуж вышла, куплю однокомнатную.
– Соня, зачем тебе деньги?
– Надоело! Все надоело! Это ведь начальный капитал. Мы с тобой что-нибудь придумаем с этими деньгами. Откроем свою фирму, ну хоть как у твоей жены.
Сергей подумал немного.
– А какую роль ты приготовила для меня в этом спектакле?
– Забрать деньги! Я же в это время прятаться буду, от бандитов якобы. Не могу же я сама все… Она не поверит.
– А вдруг она в милицию обратится?
– Не, она ее на дух не переносит.
– Ты сумасшедшая.
Через три минуты после того, как Сергей запрыгнул в троллейбус и тот отъехал от остановки, Соня шмыгнула в ресторанчик.
– Все получилось, – сказала она парню, одиноко сидящему за столом с бокалом вина. – Он согласился.
– Молодец, – похвалил Антон. – Так держать. А кто будет звонить?
– Есть тут кое-кто, старый дружок. – Соня показала глазами на столик в углу зала.
Антон обернулся. Он не раз видел этого типа, но понятия не имел, что Соня с ним знакома.
– Ты и его знаешь? Бурная же у тебя была молодость…
– Дурак. Детство было короткое. О! Заметил. Привет! – сказала она одними губами и помахала рукой.
На другом конце зала Волк поднял руку и махнул ей в ответ.
– Слушай, а может, горбатого попросим? – сказал Антон. – Он, кажется, мужик бывалый. Пусть сходит, изобразит негодование но поводу потерянных денег.
Соня выскочила и побежала за Волком. Через полчаса они вместе сели в машину.
– Так в чем загвоздка, ребятки? – спросил он резко.
– Ты не волнуйся, Волк. За телефон мы заплатим завтра же, – погладила его по плечу Соня. – Поедем поближе к дому, – попросила она.
Остановив машину достаточно далеко от дома, но так, чтобы был виден Сонин подъезд, Антон объяснил Волку ситуацию. Волк задумался.
– Сколько ты хочешь? – осторожно спросила Соня.
– Половину.
Соня с Антоном отчаянно переглянулись. Возражать было бесполезно. Волк не из тех, кто ведет переговоры. С ним или «да», или – никак. Антон прищурился и улыбнулся Соне. «Действительно, – подумала она. – Это мы потом еще посмотрим!»
В этот момент у подъезда затормозила черная «вольво». Если бы Антон хотя бы раз взглянул в сторону подъезда, ему бы сделалось дурно. Он узнал бы знакомую машину, он сказал бы Соне: все, дорогуша, кина не будет. Но он не смотрел в сторону подъезда. Он смотрел прямо перед собой и думал о том, как потом быть с Волком и насколько он может оказаться опасен…
А Волк внимательно наблюдал, как из машины вышел мужчина и, бросив что-то на ходу водителю, направился к подъезду. Волк прикрыл глаза, ему стало не по себе. Проклятые припадки участились в последнее время. Нужно немедленно расслабиться и ни о чем не думать, так его научил один дружок-эпилептик. Иногда это помогало. Не думать, ни о чем не думать…
– Эй, ты чего? – потянулся к нему Антон.
– Не тронь его, у него бывает, – стукнула его по руке Соня и тихо добавила: – С головой что-то…
Не думать… Ни о чем не думать… И он ни о чем не думал. Что-то всплывало в памяти с самого дна, Энск, дом, отец, сестра, поезд, кружилось, снова проваливалось в бездну забвения, рассыпалось фейерверком противоречивых чувств… Он справился с приступом быстро, за минуту.
– Ты в порядке?
– Да.
– Пойдешь? – с надеждой спросила Соня.
– Нет. – Волк вышел из машины, захлопнул дверь, а потом нагнулся к открытому окошку. – И вам, ребятки, не советую.
Волк пошел прочь, а Соня разрыдалась.
– Чего ревешь, дура? Мы с тобой еще что-нибудь придумаем! Может, по-настоящему в Турцию махнем?
Но Соня не успокаивалась.
– Надо же, все как по маслу шло! Откуда же взялся этот мудак? С неба, что ли, свалился? Ну дает матушка! Чтоб она провалилась!
32
На похороны бабушки Дара приехать не смогла. У нее была высокая температура, и, хотя она рвалась поехать, Сергей удержал се дома. Он позвонил Марку и объяснил ситуацию. «Хорошо, – сказал тот. – Ты правильно сделал, что не пустил ее. Приедет на девять дней, когда поправится».
У Дары болело горло. Температура держалась четыре дня. Сергею приходилось готовить, бегать за Катькой, делать покупки. Может быть поэтому он все время нервничал, в голосе сквозило раздражение. «Бедный, – думала Дара. – У него докторская на носу, а тут я со своими болячками». В конце концов она потихонечку стряхнула градусник, и температура мгновенно упала с тридцати восьми до тридцати шести с половиной.
– Сегодня можешь за меня не беспокоиться, – весело улыбнулась она мужу.
Сергей облегченно вздохнул, чмокнул ее в щеку, и, не заметив, что она по-прежнему пышет жаром, убежал на работу. Дара позвонила Регине:
– Ма, ты не могла бы взять к себе Катьку на недельку.
Конечно же, Регина могла бы. С радостью. Значит, Даша собиралась в Энск, а следовательно, будет рядом с отцом. А значит, ему придется делить свое время между этой дрянью и Дашей. Капа, побывавшая на кладбище, в ужасе позвонила Регине:
– Сестренка! Я ничего не понимаю! Что там у вас происходит?
– Мы развелись, Капа.
– Боже мой, Боже мой, – запричитала Капа. – Ты бы видела эту потаскуху. Она так жалась к нему во время похорон, словно явилась на вечеринку. Отвратительная тварь!
Пусть, пусть Даша поедет к отцу. Пусть он вспомнит. Не может он, глядя на нее, не вспомнить, кому обязан воспитанием дочери. Он будет смотреть на Дашу и вспоминать Регину. Смотреть и вспоминать.
– Дашенька, я сейчас заеду.
Регина приехала и уставилась на Дашу.
– Да ты больная совсем!
– Ма, я тебя умоляю. Какая разница, где валяться: здесь или в поезде.
Рина снова вспомнила о том, что Даша едет в Энск, и согласилась.
– Действительно…
Может быть, и лучше, если она приедет к отцу больная. Ему придется с ней повозиться.
Дара, приготовившаяся к борьбе за свой отъезд, бросила на ма удивленный взгляд.
– Я уже заказала билет по телефону, сейчас должны привезти.
– А как же Сергей?
– Я оставлю ему записку. А из Энска позвоню.
В поезде Дара никак не могла заснуть. Таблетки совсем не помогали, горло горело, болела голова. К вечеру она забылась в полусне, и снова ей пригрезился танец с незнакомцем. Она изо всех сил вглядывалась в его лицо, но видела только – туман, туман… Головоломка, шарада. Кто ты? Смеется. Кто же ты? Бред с привкусом аспирина. Но почему-то Даре хочется узнать во что бы то ни стало… Ей хорошо и покойно в этом танце. Сердцу так сладко. Кто ты? Может быть, Сергей? Смеется. Нет, с ним так не бывает… Кто же ты? Ритм музыки переходит в дробный стук колес. Раст-ро-га-на… играй, играй… не тронный зал… в отместку – смех… звонок трамвайный… сто зеркал… браслетов клекот гасит мех. Рука… в полете… воздух гнет… смыкая пальцы в чашу сна… Устами детства… сладкий мед… и вкус… и легкость… и – узнать… О, сладострастье – из окна… и только рта стократный стон… не плачь… играй… я сот-ка-на… я – детство… я – рука… я – звон трамвайный… сто зеркал… браслетов клекот гасит мех… Дрожанье губ… и воздух – ал… и вдох – без выдоха… И – смех… О Господи, бесподобное видение, кто бы ты ни был, я согласна спать вечно!
Когда проводница подошла к Даре, чтобы разбудить перед Энском, она секунду помедлила. На раскрасневшемся от температуры Дашином лице было такое дивное выражение безмятежности…
– Папа?
– О! Кто к нам приехал! Ты же болеешь!
– По-моему, болеешь ты! – Дара потянулась к бутылке, стоящей на столе, но отец перехватил ее руку.
– Моя мать умерла, – напомнил он.
– Но это же не повод так…