– Хорошо? – Валера продолжал мурлыкать.
– Очень хорошо, – понизив голос, сказала Ольга.
– Ну тогда прошу. – Он сделал рукой приглашающий жест и сам пошел сзади, не спуская глаз с ее стройных ножек.
– Заходи, – сказал он, приглашая ее в кабинет. – Ничего, что я сразу на «ты»? Я ведь все-таки психиатр, мне позволительно.
Ольга заставила себя рассмеяться, и он весело, от души, засмеялся вместе с ней.
– Так что у нас? Я слушаю. – Он подвинул стул к ней поближе. – За консультацию я беру полтинник.
Ольга посмотрела на него удивленно, и он решил, что загнул. Пятьдесят тысяч он получал в месяц. Цены росли с каждым днем, а зарплату часто задерживали. «Сейчас уйдет», – решил он. Но Ольга, все так же удивленно улыбаясь, протянула ему три купюры по пятьдесят тысяч.
– Я думала, это стоит дороже.
«Продешевил!» – вздохнул про себя Валера.
– Единственная моя просьба, – женщина оглянулась на запертую дверь, – полная конфиденциальность.
– Всегда готов. – Валера взял деньги и сунул их в карман халата. – Я весь внимание.
При виде денег он стал серьезен. Интересно, что нужно этой женщине? Если она всегда так платит, хорошо бы, чтобы их встречи периодически повторялись. Валера задумчиво провел по ней взглядом. Она сидела, закинув ногу на ногу. Бедро основательно заголилось, и взгляд доктора прирос к тому месту, где заканчивалась ажурная резинка чулка.
– У меня муж, – сказала женщина, и Валера переместил взгляд на ее лицо.
– Да?
– Мне кажется, что он болен.
– Что вы говорите? – Валера уронил взгляд в ее глубокий вырез на груди.
– Иногда он бредит, – сказала Ольга. – Становится такой, знаете, как пьяный… Несет всякий вздор!
– Ну это еще не беда. Привози его сюда, мы обследуем. Не волнуйся, причин для такого поведения крайне много. Он у тебя не диабетик, часом? А то вот только сейчас привезли одного…
– Нет. А при чем тут…
Знаешь, когда сахар в крови понижается, люди иногда ведут себя точь-в-точь как пьяные. Не сталкивалась с таким?
– Нет.
– Ну, в общем, привози мужа, и мы быстренько поставим его на ноги. – Валерий поднялся, считая, что разговор закончен.
– Да? – как-то странно спросила Ольга.
Он обернулся. Она сидела на стуле не шелохнувшись. И теперь совсем не была похожа на ту дурочку, которой казалась ему минуту назад… Может быть, она еще что-нибудь скажет интересное…
Валерий сел снова на стул. Он демонстративно задумался, посмотрел в потолок, подпер руками голову, посмотрел на Ольгины ноги и сказал, прищурившись:
– Что-то я тебя не пойму!
– Неужели это так сложно?
Ты посмотри – настоящий хамелеон. И не глупа, и от нерешительности следа не осталось.
– Вы хотите, чтобы ваш муж был поставлен на учет в нашу клинику? Чтобы у него был диагноз?
– Что-то вроде того, – уклончиво сказала Ольга.
– Но зачем? Я понимаю матерей, которые просят положить к нам их мальчиков призывного возраста. Но вас, простите, понять не могу.
Ольга смотрела на него в упор.
– Скажите, три тысячи долларов для вас большие деньги? – спросила она.
Валера заерзал на стуле. Считал он быстро. Да и эта странная женщина, похоже, уже сосчитала, что таких денег ему за всю жизнь не скопить с его зарплатой. На эти деньги он наконец сможет купить квартиру. И еще сможет… Глазки врача забегали.
– Четыре, – уточнил он.
– Три, – отрезала Ольга. – И если вас это интересует, я продолжу.
– Продолжай.
– Когда у мужа случится припадок, я привезу его к вам.
– Хорошо.
– От вас требуется немного: продержать его в течение недели в бессознательном состоянии.
Валера присвистнул, но кивнул головой:
– О’кей!
– Его пребывание здесь должно быть зафиксировано как тяжелый психический недуг.
– Например, шизофрения, – подсказал Валера.
– Кататоническая форма, – выказала свои познания Ольга.
– О-о-о-о… – протянул он, чтобы выиграть время. Взгляд женщины неприятно щекотал нервы. – Мне нужно подумать…
– Если вы будете думать, – перебила его Ольга, – то больше никогда меня не увидите. Желающих заработать много.
Она резко поднялась.
– Я согласен, – вырвалось у него. – Сядь. Согласен, уж не знаю, кто ты. – Он посмотрел на нее и покачал головой. – Но вот что меня волнует: люди, которые зарабатывают такие деньги, редко оказываются шизофрениками.
– Деньги зарабатываю я, а не он. Он старый спившийся дед… Нужно скинуть его куда-то.
– И куда же ты собралась его скинуть?
– В дом престарелых…
– А-а-а-а… В психоневрологический интернат?
– Есть и такой?
– Есть. В лесу, в пятидесяти километрах от города.
Ольга вытащила из сумочки портмоне, достала пять зелененьких хрустящих купюр по сто долларов:
– Ну-ка расскажи…
– Что-то ты сегодня долго.
Когда она вернулась, Марк с Андреем играли в шахматы.
– На Энск залюбовалась?
– Ах. – Ольга широко улыбалась, сегодня ей было по-настоящему весело. – Какая природа вокруг, милый. Я так рада, что мы выбрались из мрачного Питера. Этот город – настоящая сказка.
Она закружилась по комнате.
– Не устала? – спросил Марк.
– Немного. Совсем чуть-чуть. Только взмокла – такое яркое солнце. Пойду, плюхнусь в ванну.
– Плюхнись, – усмехнулся Марк. – Тебе шах.
Андрей грустно развел руки.
В ванне она быстро скинула пропитанное потом белье и стала лихорадочно тереть пемзой ноги, руки, живот. Мерзкий тип этот Валера. И зачем она с ним?.. С него бы и денег хватило… Собравшись уходить, она продемонстрировала ему такую призывную походочку, что он не выдержал, схватил ее за руку. Полчаса Ольга простояла, облокотившись о стол, с задранной сзади юбкой, а врач все шептал ей жарко в ухо: «Сейчас, сейчас…» Но то ли от избытка чувств, то ли еще почему, ему никак не удавалось привести себя в необходимое состояние. Близость так и не состоялась…
34
Жанна сидела в номере у Рената Ибрагимовича и обливалась слезами.
– Ладно, ладно, – говорил он. – Расскажи-ка мне все как есть. Может, и сумею тебе чем-нибудь помочь.
Два часа подряд Жанна рассказывала ему свою историю. Рассказала всю правду, даже то, что скрыла от Луизы. И рассказала даже, что именно она от нее скрыла. Она чувствовала себя как на исповеди. А Рената Ибрагимовича мыслила самим Богом, потому что он один мог решить ее судьбу. Только он мог вытащить ее отсюда и вернуть домой. Хотя где он, ее дом?
Ренат Ибрагимович слушал не перебивая, серьезно.
– Удивительно, – сказал он, когда она закончила свой рассказ.
– Что удивительно? – сквозь слезы спросила Жанна.
– Ты ведь любила его, Волка этого, правда?
Жанна молча пожала плечами.
– Удивительно, как за такой короткий срок любовь может превратиться в страх и ненависть. Ведь ничего не происходило. Все это только в твоей голове сварилось – про Волка. Можно ведь было постараться ему объяснить…
– Ну да. Разве вы не знаете, какие у них там законы. Пырнет ножиком – и весь разговор.
– Знаю, – отмахнулся Ренат. – Потому и говорю. Ну да ладно. Хорошо бы, конечно, тебя здесь оставить в наказание за все, что ты натворила…
Жанна снова залилась слезами. Однако чувствовала уже – пожалел, поможет.
– Мальчишку твоего жалко. Математику твоему, я так понимаю, он даром не нужен.
Жанна горячо кивнула.
– А сама ты его не прокормишь, коли получишь развод.
Снова кивок.
– Я лично, разумеется, таких дел не решаю, ты ведь понимаешь. Нужно посоветоваться с друзьями из посольства. Дело-то политическое…
– Почему политическое? – испугалась Жанна.
– Ты ведь, как я понял, не просто бумаги тогда какие-то подписала. Ты от Родины отказалась.
– Ничего я не отказывалась!
– С этим, Жанна, не шутят!
Жанна совсем затрепетала – такого страху на нее нагнал Ренат Ибрагимович. На несколько минут он задумался о том, какой прекрасный репортаж мог бы выйти из этой истории: первые полосы центральных газет бы занял. Но потом вспомнил о дочери: нет, Луиза ему такого не простила бы. Ладно, репортажа не будет, решил он.
Решил, но ошибся. Репортажей было море. Местные газетчики не давали Жанне проходу.
– Мама, они спрашивают, правда ли, что ты цыганка, – переводил ей Кирилл. – Мам, они спрашивают, как ты относишься к мужчинам, и еще…
– Хватит, убирайтесь. – Жанна захлопывала дверь.
С появлением первых журналистов математик показал ей кузькин мать: избил чуть ли не до полусмерти. А потом его быстренько изолировали от камер и объективов фирмачи, на которых он работал.
Часто забегала Мэри.
– Мам, она говорит, что ты теперь знаменитость. О тебе во всех газетах пишут… Ой, смотри! – На черно-белом снимке он узнал самого себя. – Это же я!
Когда Жанна, крепко держа за руку Кирилла, вышла из самолета, прямо на летное поле подкатил микроавтобус. Из него выскочила Луиза и замахала ей руками. Жанна, расталкивая пассажиров, бросилась к ней. Они обнялись и обе заплакали. То есть заплакала, собственно, только Луиза – Жанна и так не прекращала лить слезы всю последнюю неделю.
– Хау ду ю ду? – обернулась через минуту Луиза в сторону Кирилла и услышала в ответ длинную фразу на английском.
– Что он сказал? – Луиза знала английский на уровне трех-четырех предложений, в школе она учила французский.
– Понятия не имею, – отмахнулась Жанна.
Они полчаса просидели в автобусе, пока шофер не явился с багажом – тремя большими чемоданами.
– Больше ничего не нажила? – засмеялась Луиза.
– Нет, – улыбнулась ей в ответ Жанна. – Ничего.
Они приехали на Садовую, в ту же квартиру, из которой пять лет назад Жанна бежала, сломя голову. Она подошла к окну. Деревья выросли, и шумная веселая листва закрывала купол Никольского собора.
– Ну. – Луиза стояла посреди комнаты с бутылкой шампанского в руках. – С возвращением!
Оттрубив три года на химзаводе, Волк перебрался поближе к Питеру, устроился кочегаром в маленькую котельную в Рыбацком, получил комнатенку, обжился. Соседка-дворничиха, занимавшая другую комнату, оказалась страшной занудой. Все ходила поначалу за Волком, тыкала своими кривыми пальцами в пятна на общем столе, в подтеки на плите, в график дежурств по коммунальной квартире. Но вскоре, когда к нему зачастили дружки, поняла, с кем имеет дело, и затихарилась в своей комнате. Только иногда высовывалась из норы и тогда – по крайней только нужде – обращалась к Волку: