Какое-то время он еще смотрел телевизор, а вот потом… Потом в памяти ничего не осталось. Полный сумбур. Мелькали лица Ии, Сашки. Почему, интересно, не Регины? Ни в страшных, ни в прекрасных видениях ее не было. Только Ия, она одна. Как это там говорится? Только первая жена от Бога. Вторая – от людей. А про третью что?.. Марк интуитивно чувствовал, что разгадка его болезни где-то совсем рядом. Но все, о чем он еще не смел сказать самому себе, все его догадки были чудовищны. Третья жена – от черта.
Марк шумно выдохнул воздух. Каждый раз, когда возникала необходимость поехать в Санкт-Петербург, разобраться с делами, Ольга всегда была тут как тут, с удовольствием собиралась и ехала. А с самого начала? Она ведь непременно хотела работать вместе с ним. Правда, тогда ему казалось, что она страшно ревнует его и боится, что он вернется к Регине. Он всегда считал ее дурочкой, свою Олю. А деньги, разве ей не нужны были всегда деньги? Разве не про эти самые деньги она и говорила с ним? Дочке угрожают. Кто? Покажите. А показать-то оказалось некого. Так кто кого хотел кинуть: дочка маму, или они обе – Марка? С больничной койки сумасшедшего дома Ольга уже не казалась ему такой дурочкой, как тогда, когда находилась рядом.
Марк был человеком проницательным и дальновидным. Иначе он не сколотил бы состояние. Но что-то такое сломалось внутри, чего-то не хватало в последнее время. Или, может быть, что-то казалось лишним из того, чем он обладал. Как только он понял, что Ольга может иметь какое-нибудь отношение к его заключению в этот дом страданий, воспоминания, подтверждающие эту догадку, посыпались одно за другим.
«А теперь я хочу домой». – «Через два дня, – легко обещает врач. – А пока, извините, поколем вас немного». – «Тогда – телефон, срочно». Хмурится, достает из кармана листок, протягивает: «Это вам»… Почерк Ольги, крупные буквы пляшут:
«Мой дорогой, любимый, единственный! Эта чертова клиника и мне ужасно надоела. Третий день сижу под дверью главного врача, и только сегодня удалось его поймать. Здесь у них карантин, но завтра меня непременно пустят к тебе, сам главный обещал. А пока, умоляю тебя, слушайся этих извергов. Дай им себя полечить немного, окаянным. Ты чуть не умер, Марк, чуть не оставил свою маленькую девочку одинокой и безутешной… Потерпи пару денечков хотя бы ради того, чтобы потом мы снова могли заняться любимым своим делом. Я буду лежать на полу, а ты…»
Дальше читать Марк не стал.
Все их разговоры вдруг предстали для него совсем в другом свете. «Четырнадцать лет назад у меня погиб муж… Мне почудилось, что я спасаю не вас, – его…» А ее бедро тем временем все плотнее прижимается к его ноге. От бедра веет жаром. Да еще эта полупрозрачная рубашечка… И никак не оторваться от этих ножек в прозрачных чулочках. Что это она там ему рассказывает? Что-то печальное о злодеях, которые требуют с нее денег. Она – о грустном, а ему хочется ее… Господи, давно с ним таких приключений не было. Внутри дрожит каждая жилочка. А она все говорит… Да, ей угрожали и даже стукнули как следует о стенку. Она оттягивает с плеча шелковую материю и показывает синяк, синяк и половину маленькой, насмешливо торчащей груди. Он потрогал синяк. Нет, день сумасшедший, ему хочется хохотать, как малому ребенку. А чуть позже, уже совершенно голая: «Ты поможешь мне?» – кокетливо спрашивает Оля. «Ты еще спрашиваешь», – он стаскивает ее со стола. «Но мне нужно очень много денег», – успевает сказать она, прижатая грудью к столу, когда он уже тяжело дышит ей в затылок и держит крепко за бедра…
Целую неделю она потом просилась на работу к нему в фирму. Странное желание для чувственной дурочки, у которой в голове одни сексуальные игрища. Тем паче, что Ольга пожелала быть ни много ни мало – его заместителем.
«Я пригласила сегодня к нам на ужин Равиля». – «Зачем? Я его терпеть не могу!» – «Я думала, он твой друг», – надув щечки, обиженно тянет Ольга. «Да, разбираешься ты в людях, нечего сказать…» – «Но я не умею притворяться… Будь с ним полюбезнее, ладно?»
А как здорово она подловила его с замужеством. Все-таки она гениальная женщина, его Оля.
На ней тогда было желтое короткое платье, и они собирались в ресторан. Через два квартала она говорит: «Останови. Иди сюда, что покажу!» – и тащит его в подъезд. «Ты с ума сошла!» Они успели привести себя в порядок за секунду до того, как распахнулись двери лифта… «Говори – чего ты хочешь больше всего на свете». – «Замуж».
Третья жена – от черта. Складывая мозаику разрозненных воспоминаний и глядя на нее теперь под другим углом, Марк достаточно быстро все понял. Но это было не важно. И то, что это было не важно для него, и было самым важным из того, что произошло. Вот такая странность. Его не волновало то, что Ольга упрятала его в сумасшедший дом. А теперь он именно так расценивал свое здесь пребывание. Он догадывался, что для нее смысл всей этой затеи – в деньгах. Дурочка. Все-таки она дурочка.
А в чем смысл – для него? Смысл всей его жизни, этих бесконечных блужданий в черных пространствах между жизнью и смертью? Кажется, он кое-что знал теперь. Распахнувшаяся ли бездна открыла ему это, воспоминания ли о сыне, о Ие – Бог весть. Только смысл теперь был очерчен совершенно ясно. Он чувствовал себя пушинкой, перышком, качающимся на волнах судьбы.
И в этом тоже был смысл, может быть, самый глубокий смысл и был в именно в этом. «Дашенька. Нужно обязательно рассказать Дашеньке», – подумал он, засыпая.
8
Смешно, но ей не было ни до чего больше дела. Дара чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Ей не хотелось ни с кем воевать, не хотелось принимать решений ежеминутно, поэтому в конце лета она взяла отпуск и совсем перестала появляться в фирме, оставив все дела на своих помощниц.
Целыми днями она лежала на диване, листая старые журналы.
– Ты чего лежишь? – спрашивала ее иногда Катька.
– Мама устала, – отвечала она.
– Почему? – не по-детски хмуря брови и подозрительно глядя на нее, спрашивала дочь.
– Просто так: жила-жила – и устала.
– От этого не устают, – немного подумав, изрекала Катька.
Ей пора было в школу. Катька с отвращением поглядывала на свои косички, которые мама поклялась ей отрезать, как только она пойдет в первый класс. Большие девочки не ходят с косичками, Катя давно заметила это. А Дара надеялась, что она одумается, не пожелает резать такую красоту. Но Катька была неумолима.
– Скорее бы!
Вот и сейчас она стояла у зеркала, дергая себя за волосы. Потом вдруг перестала дергать, замерла и уставилась на собственное отражение. «Совсем как я когда-то», – с нежностью подумала Дара. Но Катька поморщилась и отошла от зеркала. Что-то ей там не понравилось. Интересно, что?
Периодически Дара проваливалась в сон. И тогда ей снова снилось, что кто-то спасает ее. Непонятно было, правда, от чего, но ясно, что от чего-то страшного. От чего-то такого страшного. Ей нравился этот сон. Она укладывалась теперь спать по ночам и, обращаясь к кому-то, кто предположительно был там, наверху, гораздо выше, чем непосредственные соседи, просила: «Давай сегодня покажем мне снова этот сон, а?» И тот, кто сверху, показывал ей этот сон снова и снова.
Сергей теперь ее немного раздражал. Его деловая активность была похожа на бесконечное хвастовство. Он ходил по комнатам, высоко подняв голову.
– Все лежишь?
– Ага.
– А у меня сегодня…
Он уже оформил документы на открытие частного предприятия. Долго листал словари в поисках подходящего названия и не придумал ничего лучше, чем назвать свое детище «Тигром».
– Интересно, как ты будешь объяснять это?
– Хозяин ничего не должен объяснять. – С упором на слове «хозяин».
Дара морщилась.
Однажды днем кто-то позвонил в дверь. Она, не спеша, спустилась со второго этажа. Ну кто еще там? За дверью никого не оказалось. На полу перед порогом валялась газета. Дара подняла ее, и оттуда посыпались оранжевые цветы. Дара закрыла глаза. Это были такие же цветы, какие ее бабушка сажала всегда перед домом, – ноготки. Дара схватила цветы в охапку и побежала к окну.
«Господи, Сережа, – она чуть не приплясывала от счастья. – Прости меня, идиотку. Ты действительно любишь меня, ты даже помнишь…» Машины Сергея она за окном не увидела и поругала себя за нерасторопность. Решила позвонить ему позже на работу, но там все время было занято.
Вечером, открыв Сергею дверь, Дара хотела тут же высказать ему свою благодарность, но, вглядевшись внимательнее в его лицо, поняла вдруг – это не он. И действительно, войдя в зал и небрежно бросив свой дорогущий кожаный портфель на пол, он уставился на хрустальную вазу.
– Не могла ничего лучше придумать? Ну и странный у тебя вкус!
Дара ломала голову над этой загадкой битый час, потом хлопнула себя ладонью по лбу: ну конечно, как она могла забыть?..
Позвонила.
– Кирилл?
Здравствуйте, Дара.
– Как успехи?
Пока вроде неплохо.
– Хотела поблагодарить вас…
– Меня? – В его голосе звучало неподдельное удивление. – За что же меня? Это я должен звонить вам каждый день и благодарить.
Дара помолчала. Похоже, он действительно понятия не имеет об этих цветах. Или притворяется?
– Поблагодарить за то, что вы согласились преподавать. Кстати, вы любите ноготки?
– Это что такое?
– Цветы, – упавшим голосом сказала Дара.
– Не знаю, если объясните мне, как они выглядят, может, и скажу, люблю я их или нет.
– Это моя дочка спрашивает, ко всем сегодня пристает по этому поводу. Ну ладно, всего доброго.
Катька сердито посмотрела на мать.
– Не прикрывайся мной!
– Котенок мой, понимаешь…
Дара замолчала. Если Кирилл тут ни при чем, тогда – кто?
Через два дня случилось еще более странное происшествие. На этот раз не было никакого звонка в дверь, но, когда Дара вышла из дома, собираясь забрать Катьку из садика, на пороге снова лежала газета. Сердце у Дары запрыгало. Она двумя пальцами подняла газету. Но никаких цветов там теперь не было. Дара стояла и смотрела на нее как полная идиотка. «Кто? Кто?» – стучало в висках. Ничего не понимая, Дара стала спускаться по лестнице, чтобы выбросить газету в мусоропровод. И в тот момент, когда уже готова была разжать пальцы, вдруг увидела, что одно из объявлений обведено красным фломастером.