Андрей же слушал Марка спокойно и грустно, кивая головой. Когда тот полностью изложил ему все, что пережил, Андрей слабо улыбнулся другу:
– И не подозревал никогда, что ты философ…
– Да я им и не был. Это ты всегда жил как философ. А я слишком мало думал и слишком многое делал не думая. Пока не понял, что не живу, а просто-напросто играю в азартную игру. Позови сюда сейчас Регину, и она втянет меня в игру «Возвращение блудного мужа». Она не спросит – хочу ли я этого? Я играл в бизнесмена, соревновался с самим собой. Смогу заработать еще больше? Смогу в незнакомой области добиться успеха? Я никогда не спрашивал себя – зачем все это?..
– Вы не о том говорите, – перебил его Ренат Ибрагимович. – Зло должно быть наказано, обязательно наказано. Иначе – что же получится?
– Зло? Но все, что со мной случилось, не было для меня злом. Я стал другим, я понял то, чего мне все время так не хватало. Пусть мне осталось совсем немного…
– Марк…
– Погоди, Андрей. Я же знаю, что немного. Но сколько бы мне ни осталось, я проживу эти дни так, как я хочу. А вы мне что предлагаете? Таскаться по судам, писать заявления? Нет уж, увольте.
– Хорошо, подумайте о дочери, о внучке. Это ведь их обокрала ваша… ваша…
– Да никого она не обокрала. Может, конечно, и стащит кое-что, так, по мелочи. Не нам ее судить…
– Ну знаете… – И Ренат Ибрагимович снова вылетал из комнаты…
Дом, в котором жила Дара, Валентина нашла довольно быстро. Вошла под арку, отыскала подъезд. У дверей лифта стоял мужчина. В руках у него был газетный сверток. Они вошли в лифт одновременно.
– Мне четвертый, – сказал он, подняв на нее глаза.
Она так растерялась, что ничего не ответила, а только промычала что-то невнятное. Этого не может быть. Марк рассказывал ей, но… Нет, это наваждение какое-то. Так не бывает. Приехать в Питер и сразу же встретить… Говорят, на свете живут двойники… Одно лицо. И голос – такой же, как у Марка, голос.
Двери лифта открылись. Мужчина вышел. Валентина спохватилась и нажала наугад кнопку. Лифт двинулся дальше вверх. Опомнившись, она вытащила из кармана бумажку с адресом. «Четвертый этаж, – стояло там. – Квартира сорок пять». «Ну конечно же!» – Валентина хлопнула себя по лбу. Лифт снова остановился. Она нажала четвертый.
Дверцы лифта неожиданно распахнулись. Саша решительно шагнул внутрь и столкнулся снова с той же долговязой девицей, которая только что поднималась наверх и таращилась на него как на восьмое чудо света. Он отступил, пропуская ее. Она замешкалась в лифте, поэтому, как только вышла, дверцы за ее спиной захлопнулись. Вот артистка! Саша нажал вызов, но лифт уже плавно шел вниз – кто-то перехватил его на первом этаже. Девица стояла как вкопанная и смотрела на него. Он уже собирался сказать ей какую-нибудь грубость, даже открыл рот. Но в этот момент дверь квартиры сорок пять распахнулась…
Дара слонялась по комнатам, не зная, чем ей заняться. Она думала о Сергее, о том, сколько лет прожила с ним вместе. Ее мучила мысль, что она виновата в его смерти. Экспертиза выявила у него инсульт. Антон, по результатам той же экспертизы, был пьян в стельку. Скорее всего, Сергей поехал искать ее, встретил Антона, и тут случился удар. Антон, хоть и был пьян, сел за руль и повез его в больницу, но не справился с управлением. Единственное, чего она не понимала, – где же они встретились? Регина уверяла ее, что сама понятия не имела, где проводит время Антон. Да и Сергей ей не звонил. А Антон… Удивительно. Не стало человека – и ничего не произошло. Такое чувство, что его и не было никогда.
Дара быстро устала от своих мыслей и пожалела, что не пошла на пляж. Сидеть и думать о том, чего нельзя поправить, – самое дурацкое занятие. Нужно только надеть слаксы и захватить темные очки. Она посмотрела на себя в зеркало и замерла. Теперь она была удивительно похожа на маму. На ту, настоящую свою маму с фотографии. Теперь она действительно очень на нее похожа… Дара взяла ключи и открыла дверь.
От неожиданности Валентина и Саша обернулись. Дара остановилась. Саша резко отвернулся и осторожно стал спускаться вниз. Дара, не отрываясь, смотрела ему вслед. Валя переводила взгляд с одного на другого.
Он спускался и чувствовал затылком ее взгляд. Что в нем? Отвращение к жалкому горбуну? Равнодушие к незнакомому человеку? Нужно уйти. Он столько раз рисовал себе сцену их встречи! Все должно быть не так! Он должен был сначала позвонить ей по телефону, поговорить. «Нет, нет. Я просто хотел справиться, действительно ли у вас был брат? А вы искали его? Я, конечно, могу вам помочь…» Разговор должен был состояться не раньше чем через месяц. Сейчас у нее траур. Она ходит в черном платье. Она похоронила мужа. Ее мысли заняты совсем другим. А вдруг она любила его? Саша отгонял мысль о том, что косвенно виноват в смерти Сергея. Но эта мысль возвращалась снова и снова. Последняя ступенька. Осталось только повернуть на следующий пролет и бежать сломя голову вниз. Кажется, она что-то сказала. Нет, не ему, конечно. Наверно – той девице. Он на мгновение замер, прислушиваясь. Нет, показалось…
– Саша!
Это – ему. Это она – ему. Дашенька, девочка моя маленькая, ненаглядная… Он повернулся и, засмеявшись, заплакал. В руках у него была газета, а оттуда падали и падали оранжевые ноготки, она протягивала к нему руки, она тоже плакала. Он бросился наверх, и последнее, что еще успел заметить, так это ревущую рядом девицу, обхватившую лицо ладонями.
– Где же ты был так долго? – причитала сквозь слезы Дара, обнимая брата. – Слишком долго, нельзя же так. Я знала, что ты есть. Я тебя помнила! Саша. Саша.
Вот теперь он ее нашел по-настоящему. Теперь он вернулся домой. Наплевать, что это совсем другой город и что его Даша стала на тридцать лет старше. Разве это имеет значение? Он вернулся. Она не забыла его. Она его любит. Она его не покинет.
– Никогда больше так не делай… – Дара оторвалась от брата, стала жадно всматриваться в его лицо.
– Ты стала похожа на маму, – сказал ей Саша.
– А ты… Господи, как жаль, что папа не дожил…
– Что? – Белое марево угрожающе нависло плотной волной. Только не это!
Он так долго играл и прятался. Он так долго готовился к встрече, он и не думал о смерти… Отец должен был дожить до глубоких седин, ходить по дому в очках и в тапочках, читать газету… Он не мог умереть таким молодым!
– Нет… – Он закрыл глаза.
«Нет» – прозвучало откуда-то слабо. Они повернули головы. На полу на корточках сидела та самая долговязая девица.
– Вы что-то сказали? – спросила у нее Дара. – Вы, кажется…
– Я из Энска, – глупо улыбаясь, ответила девица. – Я от Марка. Вот. – Валентина совала им записку с адресом, размазывая слезы по лицу.
– Он дал вам мой адрес? Он что-то хотел передать?
– Он хотел передать, что он жив, Дара.
– Вы, может быть, еще не знаете. Он умер совсем недавно…
– Мы познакомились с ним после этого…
Что тут началось! Хотя началось или кончилось – сказать трудно. Много было пролито слез, много сказано слов. Когда Сергей с Катей вернулись с залива, они застали дома странную компанию – улыбающуюся Дару с распухшим от слез лицом, горбуна с полыхающими синими глазами и великаншу, что-то шептавшую себе под нос.
– Ух ты! – обрадовалась им всем Катька. – Это что, гости?
Ее познакомили с родным дядей, и она поинтересовалась, останется ли он жить с ними. Потом – с высокой женщиной, и Катька чуть не свалилась, задрав голову вверх, чтобы разглядеть ее лицо. Женщина перекрестила Катю, та испугалась, замахала на нее руками и спряталась за спину Сергея. Дара представила своих гостей Сергею. «Это Саша – мой брат, помнишь, я тебе рассказывала? Это Валя, она говорит удивительные вещи… Она говорит, что мой отец жив, ты представляешь себе, жив! А это Сергей. Он… мой…» Дара не находила нужного слова, а Сергей сознательно не стал ей помогать. Интересно, как она выкрутится? «…Мой друг», – Дара вздохнула. Брат удивленно посмотрел на нее. Дара смутилась и стала теребить Катьку:
– Слышала, слышала, дедушка не умер. Он жив, представляешь, жив! Произошла ошибка…
– А может, папа тогда тоже потом оживет? – с надеждой спросили Катька.
Но ей никто не ответил. Все, как по команде, отвели глаза. Только Сергей улыбнулся и сказал:
– То, что случилось с твоим дедушкой, бывает раз в тысячу лет.
– А-а-а… – протянула Катька.
Они просидели до поздней ночи и рассказали друг другу все, что помнили, все, о чем старались забыть эти долгие годы. Рассказали, как жили, о чем думали, о чем мечтали. В два часа ночи спохватились, что не уложили ребенка. Дара побежала к Кате, но та уже давным-давно спала на диване рядом с включенным телевизором. Потом кто-то сказал, что нужно срочно собираться в Энск, к Марку. Все снова оживились, заговорили хором. Сергей пытался вставить, что никуда не поедет, что он не из этого муравейника, что у него работа, с которой его обязательно выгонят, если он исчезнет куда-то, но его никто не слушал. Дара сунула ему персик, Валя потрепала по плечу, а Волк только махнул рукой. Поняв, что ему не отвертеться, Сергей стал потихоньку грызть заледенелый фрукт.
Дара отвезла Катю к Регине на следующий день, расцеловала в обе щеки, рассказала о Марке. Регина хотела собираться тоже, но, узнав о Саше, внезапно села и обняла Катю.
– Поезжайте, с Богом.
И только когда Дара подошла к двери, она вдруг сказала:
– Передай ему…
Дара обернулась.
– Что?
– Нет, ничего. Ничего. Главное – возвращайся. Я буду тебя ждать.
Дара вернулась и тихо сказала Регине:
– Мама, ну о чем ты говоришь!
Поцеловала и быстро вышла.
19
Через два дня Дара сидела у ног отца на даче Андрея. Дом стоял на краю садоводства, кругом шелестели мелкие березовые листочки.
– Вот видишь, как все просто. Мое путешествие подходит к концу.
– Замолчи, – мурлыкала Дара.
– Но это не страшно. И ты, пожалуйста, не плачь, когда я умру во второй раз, ладно? Сколько же можно плакать? Знаешь, я все-таки понял, в чем смысл…