— Мне понадобится много бумаги! — волнуясь, сказал Кибальчич.
— Больше не положено.
Так! Ладно, пусть два листа. Тратить экономно… Пора! Пора!
И как бы горн протрубил в камере тюрьмы департамента полиции, где содержался Николай Кибальчич, инженер "Народной воли", "главный террорист", по утверждению петербургских газет. Торжественно зазвучала величественная музыка — Бетховен, Девятая симфония? — и разъялись тюремные своды, открылось бездонное небо в мириадах звезд, и дуга Млечного Пути одним своим концом упала к подножию стола, за которым сидел Кибальчич.
Он быстро писал бисерными буквами, строка к строке, зачеркивал. Возникали на листе бумаги формулы, крохотные чертежи, столбцы цифр. И многое тоже зачеркивалось. Он быстро ходил по мировому пространству, прислушиваясь к величественным раскатам музыки, вглядываясь в беспредельность звездного неба. Опять садился к столу, повисшему во Вселенной, писал, зачеркивал, спорил с собой и силой земного тяготения, весь был во власти озарения, прозрения: истина открывалась ему. Время получило иной отсчет. Или остановилось? И вообще — что такое время? Оно движется? Нет, время — вечность, оно стоит на месте, это мы проходим через него…
Между тем, оказывается, минули земные сутки, пошли вторые.
…Когда же сверкнула ему эта идея? Эта захватывающая, невероятная идея?
Новгород-Северский, последний, седьмой класс гимназии. Любимое развлечение — пускать с деснянской кручи ракеты. Вовлечены в их изготовление Мика Сильчевский и Саша Михайлов. Ракеты становятся все больше по размеру, длина их полета увеличивается. И однажды — была ранняя весна, — наблюдая за летящей ракетой, которая тянула длинный хвост над многоводной Десной в рваных пятнах льда, он вдруг замер от этой мысли: "Она может, может поднять в небо человека! Только надо… Что? Чтобы ракета летела вверх и вверх, ей необходимо все время придавать ускорение. Еще что? Нужна сила, могучая сила какой-то энергии, способной поднимать все выше и выше и саму ракету, и человека".
В тот весенний вечер он ничего не сказал друзьям. Слишком фантастической, несбыточной, невероятной казалась и ему эта открывающаяся перед человечеством возможность. Но, возникнув, эта мысль, эта идея уже не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Коля Кибальчич не мог все время носить ее в себе: она мучила его, терзала, разрывала на части и в памятный вечер перед отъездом в Петербург прорвалась:
Вот т-так ракета к-когда-нибудь поднимет ч-чело-века в небо. — Три друга смотрели на ракету, пересекающую пространство над Десной, которую запустил Коля в честь расставания с родными пенатами. — А может быть, и к д-другим мирам!..
…В Институте инженеров путей сообщения, увлеченный новой жизнью, захваченный политическими страстями, бушевавшими в студенческой среде, постигая последние достижения науки в области различных систем двигателей, Николай Кибальчич не расставался с идеей полета человека на ракете, однако понимал: не здесь надо искать ту энергию, которая необходима. Для его замысла ни сила пара, ни электродвигатели непригодны.
Как это ни парадоксально, приближение к решению проблемы возникло в его сознании, когда он встал на путь революционной борьбы с самодержавием, превратился в "инженера" "Народной воли". Изготовление кустарным способом динамита, мин, метательных снарядов, их испытание… Энергия взрывчатых веществ, сила огня при взрыве… Что, если его растянуть, придать ему растяженность?..
У Николая Кибальчича не было времени на обдумывание этой вдруг возникшей ошеломляющей идеи. Не было ни дня, ни часа, ни мгновения, начиная с осени 1879 года, когда через Александра Квятковского он предложил свои услуги "Народной воле", и до ареста семнадцатого марта 1881 года, вернее, до двадцать второго марта. Все его время без остатка принадлежало партии и исходу ее смертного поединка с Александром Вторым.
Чтобы понять Николая Ивановича Кибальчича в последние дни его жизни и феномен "Проекта", необходимо это уяснить до конца: на свое гениальное изобретение у него на свободе не было времени. Не только физического, но и времени мыслить: думать, думать только об одном, ни на что постороннее не отвлекаясь, полное сосредоточение во вселенской тишине и молчании… Силою обстоятельств Николай Кибальчич был лишен этого времени мышления, принадлежащего только ему и его идее.
Кибальчич урывками, часто ночами все-таки пытался заниматься: первые расчеты, опыты с цилиндриками, обдумывание конструкции летательного аппарата. Надо признать: это его "странное увлечение" не находило поддержки у народовольцев, у членов Исполнительного комитета порой вызывало раздражение; его торопили: скорее! Скорее работать над изготовлением нового оружия. Нельзя отвлекаться ни на что другое. То лько два человека до конца понимали его: Александр Михайлов и Николай Морозов.
…И вот — наконец-то! — у Николая Кибальчича появилось свое время — время мышления. Пробил звездный час: все, казалось, легко выстраивалось в логическую систему: сам прибор, его схематическая конструкция, топливо, которое даст необходимую энергию, способ его постоянного употребления, наконец, движение прибора и воздухоплавателя в нем в небесном пространстве, маневрирование, зависание в одной точке…
Физического времени не существовало, а между тем промелькнули вечер двадцать второго марта, ночь, проведенная Кибальчичем под раскаты бетховенской музыки, среди мерцающих звезд, в центре мироздания. Где-то уже текли часы и минуты двадцать третьего марта.
Четыре листа желтоватой бумаги были исписаны с обеих сторон. Там, на этих страницах, еще были хаос, столкновение стихий, сопротивление могучего притяжения земли, несколько вариантов одного и того же решения. Однако в мозгу все сложилось в законченную стройную систему, все решения найдены… Теперь только записать. А бумаги нет!
Кибальчич покинул стол, который, потеряв парение во Вселенной, прочно встал на каменный пол; померкли звездные миры, и небесные своды, молниеносно сужая пространства, обратились в сумрачный потолок. Обозначился квадрат зарешеченного окна, и из него столбом падал дневной свет. Замерла торжественная музыка, но тишина галактик сохранилась, и теперь ее нарушали мерные шаги охранника по коридору.
И в это мгновение в замке загремел ключ, дверь открылась, и охранник пропустил вперед полного пожилого мужчину с благородным напряженным лицом, в темном костюме и бархатном галстуке, голова с шапкой густых каштановых волос была горделиво закинута назад.
Хлопнула дверь за охранником. Кибальчич, возвращаясь в реальность, подошел к незнакомцу, спросил:
— С кем имею честь?
— Я ваш адвокат, господин Кибальчич. Герард Владимир Николаевич, к вашим услугам…
Они проговорили недолго. Адвокат ушел, и скоро появился в камере подполковник Никольский, положил на стол порядочную стопку бумаги, сказал усмехнувшись:
— Чудите, милостивый государь. Ничего вас не спасет, никакие проекты.
Оставшись один, Николай Иванович Кибальчич скорее всего под влиянием слов жандармского подполковника вдруг осознал, почувствовал весь ужас своего положения: через два дня суд, а там — казнь. Но ощущение холодного смертного ужаса длилось недолго.
Он сел к столу, придвинул лист бумаги, обмакнул перо в чернила… Написал крупно: "Проект воздухоплавательного прибора".
Подчеркнул, подумал. Написал: "Бывшего студента Института инженеров путей сообщения Николая Ивановича Кибальчича, члена русской социально-революционной партии.
Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении.
Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу огромную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью. Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее.
Прежде всего считаю нужным заметить, что, будучи на свободе, я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект в подробностях и доказать его осуществимость математическими вычислениями. В настоящее же время я, конечно, не имею возможности достать нужные для этого материалы. Следовательно, эта задача — подкрепление моего проекта математическими вычислениями — должна быть сделана теми экспертами, в руки которых попадет мой проект… Насколько мне известно, моя идея не была предложена никем".
…И снова исчезла камера, исчезли подполковник Никольский, реальность смерти. Были Земля, Пространство, Вселенная, Космос и Человек, проникающий в иные миры.
На желтоватые листы бумаги ложились спокойные, уверенные строки, возник на третьей странице чертеж — схематическое изображение "летательного прибора", на пятой чертеж, подтверждающий маневренность прибора в пространстве, способность двигаться и горизонтально и вертикально.
На весь проект понадобилось пять страниц — спокойный, без всяких эмоций стиль изложения, деловой, суховатый. Работа ученого, постоянно следящего за главным: четко, предельно сжато, доказательно изложить суть изобретения, обратить внимание на то, что требует специальных математических вычислений и лабораторных опытов.
Первый вопрос, который ставит Кибальчич: какая энергия приведет в движение и поднимет вверх воздухоплавательный аппарат? Ответ: "Такой силой, по моему мнению, являются медленно горящие взрывчатые вещества". Медленно горящие… Таким веществом может служить спрессованный порох.
Впервые в истории техники высказывается мысль, что для замедления горения пороха его необходимо бронировать.
Далее Кибальчич делает предположение, что в качестве топлива для летательного аппарата могут быть употреблены другие медленно горящие взрывчатые вещества, "в состав которых входят тоже селитра, сера, уголь, как и порох, но только в другой пропорции или с примесью еще других веществ… может быть, какой-нибудь из этих составов окажется еще удобнее прессованного пороха".