Красин не верит в эту Февральскую. Она должна привести к анархии, окончательному экономическому краху России. Что бы там ни трубили всякие эсеро-меньшевистские трубачи. Разве он не был свидетелем бесплодия всей деятельности военно-промышленных комитетов. Разве ему неизвестно число погашенных домен, заброшенных шахт, рудников, умолкших заводов, замёрзших паровозов?
Питер встречает Красина не деловой суетой торопящихся на работу чиновников, как это бывало раньше, а толпами людей всё в тех же кепках, папахах, платках. Боже, как они умеют радоваться, как хорошо смеются, как горды красными бантами на груди. Кажется, эти люди готовы брести от одной тумбы к другой и слушать, слушать ораторов без конца. Но толпа не просто слушает, она активно слушает. Иногда такие стихийные митинги кончаются для оратора мятыми боками и сбитыми пенсне.
Раньше Красин любил пройтись по Питеру от Царскосельского вокзала до Большого проспекта, где расположилась контора заводов Барановского. Теперь он каждый раз просит шофёра встречать его на машине. Автомобиль плутает улочками, — по главным магистралям ни пройти, ни проехать.
Директорский кабинет навевает уныние. Красин не умеет сидеть без работы. Но сейчас ему совершенно нечего делать. В 12 часов, как всегда, является лакей Барановских и приглашает Леонида Борисовича на квартиру к хозяину завтракать.
Но сегодня ритуал был нарушен, Красин так и не успел позавтракать. К нему пришёл Авель Енукидзе. В последние дни он частый гость, и Леонид Борисович рад Авелю. Он умеет поднять настроение. Бес его знает почему, но Енукидзе смотрит в будущее оптимистически. И ему не мерещатся призраки запустения, одичания России. Он верит: как только Советы станут большевистскими — кончится анархия на заводах и фабриках. Россия быстро восстановит силы. Откуда эта уверенность? От неведения, незнания действительного положения вещей? Или Авель знает что-то такое, о чём крупный инженер Красин и не догадывается? Они уже несколько раз спорили на эту тему. Красин оперировал цифрами, а Енукидзе, как показалось Леониду Борисовичу, говорил цитатами. Потом выяснилось, — он излагает Апрельские тезисы Ленина. И довольно сумбурно и не совсем точно.
Владимир Ильич приехал из Швейцарии всего несколько дней назад. И сразу выдвинул чёткую программу большевиков — Апрельские тезисы. Красин не совсем ясно представляет себе все политические аспекты этой программы, зато вполне согласен с её, так сказать, экономической стороной. Идея ясна — в России двоевластие, но возможен мирный переход власти из рук буржуазии в руки Советов. Ибо им верят народные массы и армия. Власть всё ещё в руках буржуазии, она будет углублять анархию в производстве — это ей на руку.
Красин хорошо знает этих керенских, милюковых, коноваловых, чтобы доверять им. Не случайно, на второй-третий день революции тот же Милюков предлагал трон царскому братцу — Михаилу.
Красин настойчиво твердил Авелю, что спасение страны в сохранности её фабрик и заводов. Производственный аппарат России должен быть на ходу передан новым хозяевам — пролетариату. ...Но как это осуществить?
Может быть, прав Авель. Главное сейчас не экономика, а политика. Нужно вовремя низвергнуть власть буржуазии, её Временное правительство. Передать всю власть Советам. И сделать их орудием диктатуры пролетариата. Но это война — гражданская война. Буржуазия будет сопротивляться, итог — разруха...
Страх перед крахом русской экономики берёт верх в душе Леонида Борисовича.
Красин очень недоволен собой, поэтому часто злится. Авелю тоже достаётся.
Сегодня Авель решился. Хотя нет, это не то слово. Он со дня приезда Ленина твёрдо решил устроить встречу Владимира Ильича с Красиным. Прошло уже много лет с момента их последнего свидания, семь лет назад они порвали друг с другом всякие связи. Но Красин вспоминал о Ленине с неизменной теплотой. И теперь подробно расспрашивал Авеля о нём. Владимир Ильич при первом упоминании имени Красина тоже засыпал Авеля вопросами. Он очень интересовался Леонидом Борисовичем. «Где этот богатый инженер?» — смеялся Ленин.
И когда Авель прямо заявил, что им надо бы встретиться, Ленин согласился навестить Красина. Да, да, согласился навестить. Леонид Борисович понимает, что это значит. Он хорошо знал Ленина. Владимир Ильич никогда не пошёл бы к человеку, если бы не придавал важного значения свиданию с ним. Авель тоже это знал.
Они стоят друг против друга в служебном кабинете Красина. Ленин держит Красина за локти. Стоят молча, вглядываются. И оба улыбаются. Оба постарели. Годы, годы! Хотя чего там, ведь седина только чуть-чуть тронула бороды и виски.
Красин ощущает какую-то неловкость. А Ленин разглядывает кабинет. Он понимает Красина и даёт ему время подавить смущение. И только Авель, счастливый, что всё так хорошо устроилось, не умолкает ни на минуту.
Ильич замечает кушетку. Торопливо, словно его хотят обогнать, подходит к ней и не садится, а ложится. Потом подпирает голову рукой. И всё это так непринуждённо, по-домашнему, что исчезает всякая связанность. Красин легко откинулся в кресле.
Авель умолкает на полуслове. Его черёд прошёл.
Потом, много лет спустя, Енукидзе корил себя за то, что не догадался записать эти беседы. Их было две. Они длились часами. Но разве он мог записывать? Он слушал и только слушал.
Иногда во время беседы Ленин смеялся, а Красин хмурился. Часто Владимир Ильич, разволновавшись, соскакивал с кушетки, ходил по кабинету, а на лице Красина светилась ироническая улыбка. Собеседники ни разу не упрекнули друг друга. Но они вспомнили всё. И прежде всего, свои разногласия. Говорили друг с другом открыто, без утайки. Даже поругивались, повышая голос.
Ещё не было достигнуто единомыслия по острым и трудным проблемам. Ещё не был найден тот единственный общий язык. Они временно расстались. Но не так, как в 1910 году.
Много, очень много старого было сброшено со счетов.
Август стоит багряный. Ранняя осень. А по календарю почти середина лета. Или это только здесь, в Финляндии, пожелтела листва?
Снова Финляндия. А завтра — Норвегия, Осло. Там Люба и дочери. Он всё-таки отправил их за границу. Люба была страшно напутана летними событиями. Этими расстрелами в начале июля.
Вспомнились беседы с Ильичём. В апреле он делал ставку на мирное течение революции, мирный переход власти в руки Советов. Но мирный период кончился. Вновь встал вопрос — кто кого, и решать его будут с оружием в руках.
Когда Красин выезжал из России, буржуазия открыто разглагольствовала о своей победе над Советами и искала «сильного человека», чтобы закрепить победу. Диктатура, военная диктатура! Враги сбросили маски. Их хорошо знает Красин — это и его кровные враги, мракобесы, душители свободы.
Ленин ушёл в подполье. Но большевики не сдались. Они готовились к боям. Красин знал о решениях VI съезда большевиков.
За эти несколько месяцев резко ухудшилось экономическое положение страны. Красин понимал: это устраивает Коноваловых и Родзянко. Они хотят уморить революцию голодом, задушить пролетариат безработицей. А ведь в стране есть запасы пеньки, льна, леса. Их можно было бы выгодно продать за границей. Получить хлеб, уголь, машины. Но буржуазию устраивает разруха.
Война не прекращается. Восточный фронт совершенно развалился. Это тоже на руку капиталистам. В конце концов, если они почувствуют, что им не одолеть революционный пролетариат — пойдут на то, чтобы открыть фронт немцам. Пусть кайзеровские солдаты растопчут русскую революцию. Но пока война продолжается и нужно организовать наступление. Чем чёрт не шутит! Бросить русских солдат в штыки. Успех! И тогда генералы зададут тон. Генералы задушат революцию.
Голова раскалывается от этих тревожных мыслей. Никогда он не был так мрачно настроен. Никогда! И вот что странно — почему-то он не хочет задуматься над тем, что же произойдёт, если всё-таки победят большевики, прогонят Керенского и К0, возьмут власть в свои руки.
Нельзя обманывать самого себя. Он не верит в эту победу, хотя и страстно желает её.
Небольшой домик под Осло. Мирная, размеренная жизнь. Ни война, ни социальные бури не затронули этих мест. Леса, маленькие озёра. Аккуратные дороги, чистенькие, уютные виллы. Гуляй, не думай, не мучайся. Но он не может не думать.
К чёрту Осло, к дьяволу уютненькие виллы, прозябание. Он приехал отдохнуть. Что же, для отдыха место подходящее. Но жить здесь, работать — нет и нет!
Любовь Васильевна в конце концов уловила настроение мужа. Она поняла, что в Норвегии его не удержать. Да, видно, придётся смириться. Вряд ли Красин способен сейчас жить где-либо, кроме России. Она видит, как молчаливо и трудно Леонид Борисович что-то обдумывает, с кем-то внутренне спорит. Она догадывается, что её муж решает самый важный для себя вопрос. Хочется ей этого или нет, но он придёт к Ленину. Она боится за себя, за детей. Она боится трудностей, которые неминуемо обрушатся на её семью, если придётся возвращаться в Россию. И Любовь Васильевна в отчаянии опять пытается удержать мужа.
В Стокгольме имеется филиал «Сименс и Шукерт», там Воровский, нужно переехать в Стокгольм, оглядеться.
Расчёт был тонкий. Красин очень соскучился по своей инженерной работе. Но надежды жены не оправдались.
Красин уехал в Россию. Его срочно вызвал Барановский. Оказалось, что во Владимире на фабрике забастовали рабочие и только Красин сможет уговорить их продолжать работу. Красин не собирался выступать в роли уговаривающего, но телеграмма была хорошим предлогом для отъезда.
Леониду Борисовичу всё же пришлось ещё один раз покинуть бурный Петроград, съездить на несколько дней в Норвегию, перевезти семью в Стокгольм, в Швецию. Конечно, дочерям в большом культурном городе будет лучше...
И как ни уговаривала Любовь Васильевна мужа задержаться в Стокгольме, он не пробыл там ни одного лишнего часа. Его место в Питере, где решается судьба революции — родины. А значит, и его судьба.