И снова Балтийское море. Холодно, даже в каютах. Ночью немного покачало. 12 лет назад Красин пересекал Балтику, добираясь в Германию, спасаясь от виселицы. Он покидал Россию после поражения революции. Теперь он едет в Европу, как полномочный представитель новой, революционной России. Красин не скрывает своей гордости.
На палубе сильный ветер. Пришлось поднять воротник шубы. Нахлобучить шляпу. Но всё равно долго не вытерпеть. Красин торопливо обходит пароход и скрывается в каюте. Скорее спать. Ночь пролетит как мгновение.
31 марта выдалось солнечное. На пристани Стокгольма полно народу. Рабочие шведской столицы пришли приветствовать советских делегатов.
Ногин и Клышко что-то там показывают, смеются. Леонид Борисович не слушает. Он ищет в толпе знакомые лица. Вот они, вот!.. Машут руками, подпрыгивают от радости. Дочки! Вытянулись!
Любовь Васильевна, как на пресс-конференции, интересуется целью приезда. Красин шутит:
— Историю делать приехали, историю!..
Ногин и Клышко — секретарь миссии — должны ехать в Копенгаген, где их уже поджидает Литвинов. А Красин задержится в Стокгольме. Ведь наверняка завтра же к нему пожалуют представители шведских фирм с предложениями. И если всё пойдёт успешно, весть об этом из Стокгольма долетит до Темзы, Берлина, и там найдутся здравомыслящие охотники торговать с Россией.
Зашевелились шведские промышленники. Они хорошо погрели руки в годы мировой войны. Ведь Швеция, оставаясь нейтральной державой, поставляла оборудование, сырьё, продовольствие обеим воюющим сторонам. Но война закончилась. Англия и Франция налаживают своё производство. Германия готовится к тому, чтобы экспортировать всё в обмен на продовольствие. Шведам труднее стало сбывать товары. Шведские промышленники стоят перед угрозой сокращения производства.
И тут — красинская делегация.
Её приветствовали рабочие. И по-своему «приветствовали» капиталисты.
Четырнадцать шведских фирм объединились в концерн, чтобы легче было договориться с русскими.
Между тем Леонид Борисович уже успел один на один провести переговоры с фирмой «А. В. Нюдквист и Хольм». Она взялась поставить в Советскую Россию в течение 6 лет 1000 паровозов. Немного, конечно, если учесть сроки, но ведь главное, не в количестве, главное — воздействовать на промышленные крути других стран Европы. Красин доложил об этом первом успехе в Москву и получил согласие Владимира Ильича.
Промышленники были сами себе хозяевами, политикам приходилось трудней. Они всё время оглядывались.
Шведское правительство оглядывалось на Антанту. Но приходилось «оглядываться» и на своих промышленных тузов. Фирмы буквально штурмовали политиков. Наконец, нашли обтекаемую формулировку. Россия, конечно, только в лице Центросоюза (ни слова о Советском правительстве), получила право вложить в Шведский банк 25 миллионов крон золотом и закупить на 100 миллионов любых товаров. Центросоюз основывает своё торговое представительство. Суда Центросоюза в шведских портах имеют гарантированные и равные права с судами иных государств.
Красин к формулировкам не придирался. Пока, конечно!
Ведь главное достигнуто — этим соглашением прорывалась «золотая блокада». Советское золото, которое нигде не хотели принимать, теперь пробило себе дорогу в мировые банки. У Советской страны почти не осталось иностранной валюты. Но было золото. Им оно могло расплачиваться в пределах очень значительных сумм.
15 мая 1920 года в Стокгольме договор был подписан. И договор с советской стороны подписал член Советского правительства, нарком Красин.
Теперь можно и в Копенгаген. Красин уже несколько раз ездил туда на переговоры с Верховным экономическим советом Антанты. В благоприятный исход этих переговоров Леонид Борисович верил плохо.
Копенгаген полон коммерсантов. Они атакуют советскую делегацию деловыми предложениями. Даже спокойный, уравновешенный Ногин иногда выходит из себя. «Сто предложений в день». Голова кругом идёт. И он уезжал в замок Гамлета, отдыхал на могиле датского принца от датских дельцов.
Красин не имел на это времени. Изнуряющие, затяжные переговоры с мистером Уайзом — председателем Верховного экономического совета, встречи с представителями Италии, которая была не прочь за спиной «непоколебимо-непримиримой» Франции заключить торговую сделку с Россией. Но итальянцы оглядывались на Англию. Англичане колебались. А датчане шли и шли нескончаемым потоком. Среди них было немало мелких спекулянтов и крупных жуликов. Нужно распознать каждого.
В Лондоне Ллойд-Джордж увещевал твердолобых консерваторов: «Высокие цены... нищета и голод... в Англии, не что иное, как результат „исключения России с рынков сырья и продовольствия“».
Он напомнил о русском масле, ведь 1/3 всего масла, потребляемого Англией, вывозилась из России. А лён, а пшеница? Наконец, нефть? Более двух лет ждали, что сила оружия свалит большевиков. Вот и дождались. Большевики создали 5-миллионную регулярную армию, разгромили интервентов и Колчака, Деникина, Юденича. В Англии с тайной надеждой ожидали результатов польского наступления. Но надежды были шаткие. Хотя Антанта на сей раз постаралась как никогда. Одна только Франция дала белопанской Польше 575 миллионов франков, поставила вооружение для 6 дивизий.
Французский представитель в Экономическом совете Антанты выразительно молчал. За него с большевиками говорить будут пушки.
Англичане тоже не остались в стороне — самолёты, 58 тысяч винтовок и 58 миллионов патронов — вот их вклад в общий котёл польской интервенции. Но, конечно, ни Франция, ни Англия не могли сравниться с щедростью Америки.
Соединённые Штаты выложили на белогвардейский стол 176,5 миллиона долларов. Взаймы, разумеется.
Ну и на всякий случай 20 тысяч пулемётов, 200 танков, 300 самолётов.
Об этих поставках и субсидиях помалкивают в присутствии Красина его партнёры на переговорах. Но советский делегат ведёт себя на заседаниях Экономического совета так, словно все эти миллионы, пулемёты, пушки — уже стали трофеями Красной Армии. Откуда такая убеждённость?
А итальянцам не терпелось. Они ещё до приезда красинской делегации договорились с Литвиновым о кооперативной русско-итальянской торговле. И только Красин успел появиться в Копенгагене, как 8 апреля была выработана совместная русско-итальянская торговая конвенция. Она имела силу договора, хотя её срок был ограничен одним годом.
В Копенгагене советские делегаты приобрели популярность в деловых кругах. Американские нефтяные акулы и те приплыли сюда. Нефть после войны пропитала всю международную политику. А Советская Россия богата нефтью.
В Стокгольме и Копенгагене советские делегаты и эксперты смогли по-настоящему оценить Красина. Торговец, финансист, знаток европейской экономики, политики, к тому же умный и тонкий дипломат.
Имя этого выдающегося русского инженера не забыли ни в Скандинавии, ни в Германии, его «вспомнили» и деловые люди стран Антанты.
Многих дельцов удивляло — почему такой трезвый человек, как Красин, вдруг заключает сделки, явно менее выгодные, чем те, которые ему предлагают другие фирмы. Они не могли понять, что в каждой торговой сделке Леонид Борисович усматривал и определённый политический смысл.
Красин целеустремлённо добивался главного — пробить брешь в блокаде. Через деловой мир Европы воздействовать на европейские правительства и в конце концов добиться признания Советского государства.
С этой точки зрения переговоры с Верховным экономическим советом Антанты были мало перспективны. Они не продвинулись ни на шаг за месяц «Копенгагенского сидения» и фактически свелись к нулю стараниями французского представителя.
Оставалась последняя возможность продолжить затянувшийся диалог.
Англичане, в соответствии с решением держав Антанты, предложили Леониду Борисовичу проследовать в Лондон, где заседал Постоянный комитет Верховного экономического совета.
Красин совсем уже было собрался в Лондон. И вдруг английский Фореин-Оффис — Министерство иностранных дел, отказало в визе Максиму Максимовичу Литвинову. Это была провокация. И никто не верил жалобам английского правительства на якобы нелояльное поведение Литвинова в Англии в 1918 году, когда он представлял там Советскую Россию. Наоборот, к советскому послу тогда отнеслись более чем «нелояльно» — его просто засадили в тюрьму.
Красин отказался ехать в Лондон. И продолжал деловые встречи в Копенгагене.
С Родины приходили неутешительные вести. Мирная передышка была сорвана. Панская Польша, несмотря на предупреждения и мирные предложения Советского правительства, начала интервенцию.
Французы били в литавры.
Англичане вдруг стали корректно-молчаливыми. Хотя и не отказывались принять Красина в Лондоне.
Леонид Борисович понял — можно упустить момент. Значит, надо ехать без Литвинова. Ленин согласился с ним.
Ногин и Клышко первыми отбыли в Лондон.
Красин съездил ещё раз в Стокгольм. А затем на английском миноносце поспешил к берегам Темзы.
Любовь Васильевна с дочерьми тоже готовилась к переезду в Лондон.
Лондон! Разве можно несколькими словами передать впечатление человека, впервые попавшего в Лондон?
Красина не беспокоят предстоящие встречи. Он уверен в своих силах и хорошо подготовлен к борьбе. Но его волнует встреча с Лондоном. И первое, что приходит на память, зарисовки города, так мастерски сделанные Диккенсом. Но этот Лондон не диккенсовский. Хотя, наверное, сохранилось и что-то от тех времён, когда по Лондону разгуливал мистер Пиквик. Он ещё обнаружит и не одного мистера Пиквика в Лондоне. Мост через Темзу. Грязная и величественная река. Говорят, что не так страшно плавать в Бискайском заливе, как тяжело без аварий пробиться вверх по Темзе.
Красин успевает только оглядываться, иногда узнаёт знакомые по описанию места — здание парламента, Букингемский дворец, Колонна Нельсона, Гайд-парк. И конечно, знаменитый туман, хотя уже май.
Отель «Holland». Комфортабельный, по-английски чопорный. И, в общем, скучный.