...Ллойд-Джордж вилял.
Белопольские войска уже не наступали, но и не были ещё разгромлены. Значит, нужно оказывать давление на Советы, требовать урегулирования вопроса о царских долгах. Таково новое предварительное условие начала переговоров. Красин парировал эти выпады: он уполномочен вести только торговые переговоры, что же касается долгов, то о них вопрос станет в процессе общего политического умиротворения.
Британский премьер, побаиваясь консерваторов, заявил, что ни о каких общих мирных переговорах с РСФСР и речи быть не может.
Ллойд-Джордж вёл двойную игру, тянул с переговорами и одновременно посылал в Польшу военную и морскую миссии. Отдавал распоряжения о том, чтобы британский флот поддержал Врангеля.
Сколько же может ожидать советская делегация?
29 июня Красин от имени Советского правительства вручил премьеру меморандум. Решительный. Хотят ли англичане идти на разрешение всех спорных вопросов или, пользуясь присутствием делегации в Лондоне в качестве ширмы, будут продолжать свои неблаговидные махинации, направленные на поддержку всех и всяческих врагов Советского государства.
Красин знал, когда вручить меморандум. Красная Армия перешла в наступление.
Правительство Ллойд-Джорджа быстро, буквально на следующий день после вручения меморандума, ответило памятной запиской.
Записка от 30 июня гласила, что вопрос о долгах и всевозможных имущественных претензиях и контрпретензиях сейчас решать не время. Когда начнутся мирные переговоры, тогда и следует его поставить.
Что касается пропаганды и «враждебных действий», от них обе стороны должны воздержаться, так сказать, заключить перемирие.
Красин считал, что британские министры пошли на уступки.
Леонид Борисович решил немедленно ехать в Москву, познакомить Советское правительство с английским ответом и... ковать железо, пока горячо.
Ехать немедленно! Но на чём?
Ллойд-Джордж, видимо, ожидал, что Красин обратится к нему за «транспортом» и решил устроить небольшую, но внушительную демонстрацию британской морской мощи. Он распорядился предоставить русским делегатам быстроходный миноносец, только что спущенный со стапелей. Его будут эскортировать ещё пять таких же однотипных кораблей.
Красин не отказался от любезности Ллойд-Джорджа.
Миноносец ожидал в Дувре. Эскорт — в открытом море.
Красин и Ногин поднялись по парадному трапу. На палубе их встретил капитан. Леонид Борисович был приятно удивлён — капитан немного говорит по-французски и по-русски. Оказалось, что он долго служил на Дальнем Востоке и не раз заходил в русские порты. Матросы были предупредительны, офицеры любезны. Красина поместили в капитанской каюте, Ногину кто-то из помощников уступил своё жильё.
Июль начался жарой. Но с моря всё время задувал освежающий ветер, ход у корабля был превосходный.
Красин прошёл на нос корабля. Он никогда не уставал любоваться морем. Глядя вдаль на белые барашки волн, он думал о том времени, когда моря и океаны вновь станут бороздить тысячи мирных судов. И ничто, кроме стихии, им не будет угрожать. И вспомнился Питер, Кронштадт в тяжёлые годы гражданской. Наверное, и по сей день там стоят на мёртвых якорях обшарпанные, ржавеющие транспорты — им некуда идти. И белые пассажирские разваливаются в затонах — из России никто не едет в далёкие страны...
Надо открыть морские дороги советским пароходам.
Рано утром 3 июля Красин поднялся в радиорубку, в эту святую святых военного корабля. Радист с готовностью отстукал текст. «Копенгаген. Литвинову...» Красин сообщал о времени прибытия, о необходимости встречи.
И снова палуба. Сегодня море немного сердится. Так, поигрывает балла на 4–5. Когда смотришь вдаль, серые волны теряются на тёмно-сером фоне воды, и только белые гребни топорщатся пенной гривой.
Но вот миноносец повернул навстречу ветру, и волна с разбегу бьёт в острый нос. Словно взрыв, фонтан брызг и лёгкое содрогание корпуса.
Качка невелика, поэтому ленч прошёл весело и непринуждённо.
Но после завтрака неприятное известие. Миноносцы не зайдут в Копенгаген. Ногин считает, что в Лондоне перехватили их радиограмму Литвинову и сочли нежелательной эту встречу. Вот и цена любезности Ллойд-Джорджа.
Скоро Або.
7 июля Советское правительство, после доклада Красина, известило Лондон о своём согласии с основными положениями памятной записки. Открывалась дорога для будущего соглашения. Но неожиданно для всех 12 июля 1920 года Керзон прислал телеграмму, категорически предлагая Советскому правительству заключить перемирие с Польшей. И немедленно остановить продвижение Красной Армии к Варшаве. Керзон точно обозначил границу, за которую не должны заходить красноармейцы, — эта запретная черта — 50 километров к востоку от линии Гродно — Яловка — Немиров — Брест-Литовск — Дорогобуж. А также восточнее Перемышля вплоть до Карпат.
Манёвр Керзона был ясен. Надо выиграть время. Получить передышку и помочь реорганизовать польские войска.
17 июля правительство РСФСР ответило Керзону, что оно за мир и всегда выступало с мирными предложениями. Но ведь сейчас речь идёт о мире не с Англией, а с Польшей. Значит, не лорд Керзон, а по крайней мере министр иностранных дел Польши Патек должен просить об этом Советское правительство.
Керзон не унимался. Хорошо, Англия воздержится от участия в переговорах между Польшей и Россией. Но!..
Керзон заговорил языком угроз. Он сообщил Москве, что всякие встречи с советскими представителями по вопросам торговли прерываются.
Польша обратилась к Советскому правительству с просьбой о мире. Ей ничего иного и не оставалось. Но одно дело просьба, другое — желание установить мир. С этим паны не спешили.
Красная армия подходила к Варшаве.
Было ясно: место Красина сейчас не в Москве, а в Лондоне. Ведь со дня на день можно ожидать новых демаршей Керзона. Их нужно отбивать немедля там, в Англии.
Клышко прислал телеграмму — кое-кто из английских промышленников, несмотря на запреты, делает авансы советской делегации.
Надо ехать.
...Красин вытащил из кармана немножко потрёпанный бумажник. Испугался, что он пуст... Потом вспомнил, что заграничный паспорт лежит в другом кармане. Достал, перелистал страницы, испещрённые визами, бережно вложил в сафьян. Он собирался сегодня побывать у Луначарского с предложением, и прелюбопытным. Ещё в мае он заглянул в лондонские театры. Драма — хороша. Как-никак родина шекспировского театра сохранила традиции «Глобуса». Зато опера — ужас. И полно, есть ли в Англии опера? Только помещение. И если в нём иногда звучат голоса, то это поют залётные знаменитости.
Вот тогда-то, на ретираде из оперы, его осенило — неплохо бы экспортировать наше, русское, советское искусство в Англию.
Выступление выдающихся советских артистов... Шаляпина, Неждановой, Мигая... Они показали бы какие-такие «русские варвары». С их появлением за границей была бы пробита ещё одна брешь в блокаде Советского государства. Их талант и мастерство очень действенное средство культурной пропаганды, культурного сближения Советской России с остальным миром.
Что же, Леонид Борисович не отказывается от своих планов. Но пока с экспортом артистов придётся повременить. И к Луначарскому он зайдёт в следующий раз.
4 августа 1920 года. Красин едва успел распаковать чемоданы в новой гостинице «Ферст Авеню Отель», как последовало приглашение к Ллойд-Джорджу.
Эта встреча проходила без соблюдения дипломатического этикета.
Ллойд-Джордж был немногословен.
Россия прекращает наступление на Варшаву. Английский флот стоит под парами. И если... наступление не будет приостановлено, то Англия предпримет новую блокаду. Слово «война» произнесено не было.
Но это уже не предложение, это ультиматум!
Английские банки, частные фирмы получили строжайший запрет — они должны прекратить любые переговоры с советской делегацией.
Казалось, всё пошло насмарку. Неужто снова война, снова фронты, голод, страдания?
Леонид Борисович заперся в своём номере.
Это были трудные дни для Красина. Но они оказались ещё более трудными для правительства Ллойд-Джорджа.
Как будто всё рассчитано. Советы загнаны в тупик. У них нет больше сил бороться и неоткуда ждать помощи. Польша оправится, британский флот вновь войдёт в Финский залив. Конечно, вслед за Англией в Россию потянутся Франция, США. Всё рассчитано.
Нет, не всё!
Прежде чем предъявлять ультиматум Советской России, британскому премьер-министру следовало бы проконсультироваться на сей счёт у английских рабочих.
С 6 августа Леонид Борисович подсчитывал стачки и демонстрации, происходящие в Англии: «Мир немедленно», «Под суд Черчилля», «Снять блокаду». Иначе тред-юнионы, рабочие — члены лейбористской партии предпримут «прямые действия». Ими будет руководить специально созданный штаб «Совет содействия». «Прямые действия» — это всеобщая забастовка.
Такого Англия ещё не видывала.
Газеты всех толков и направлений, даже самые воинственные, вдруг затрубили отбой. Красин читал и смеялся — господи, ну прямо-таки агнцы эти керзоны, черчилли, лоу. Они, оказывается, и не «помышляли», да и никто не «помышлял». А как встретили русскую делегацию? Как ухаживали за Красиным? Это ли не пример «традиционного британского миролюбия»?
16 августа Ллойд-Джордж источал елей в парламенте. «Применение прямых действий, угроза всеобщей стачки — это факт совершенно ненужного насилия, так как правительство во всяком случае не думало начинать войну...» «Рабочие стучатся в открытую дверь» — патетически заключил премьер.
Интервенция не состоялась.
Наступил «мёртвый период» в контактах Красина с членами английского парламента. Но для Леонида Борисовича это были горячие, тревожные дни и месяцы.
Польские войска в сентябре контратаковали усталые части Красной Армии, остановившиеся перед Варшавой. Керзон, Черчилль, а с ними и Ллойд-Джордж вновь воспрянули духом. Они пока ещё не угрожали, но заявили, что никаких встреч с советской делегацией не будет.