Три жизни Красина — страница 44 из 57

Ллойд-Джордж понимал, нельзя идти на открытый разрыв. Премьера «просветили» английские рабочие. К тому же в те дни в Англии появилась новая сила — Английская компартия. Она родилась в дни стачек и демонстраций в этом, 1920 году.

Красин, в свою очередь, считал, что «джентльмены» ведут себя не слишком-то корректно. Хотя из Лондона он всегда успеет уехать. Ллойд-Джордж не хочет разговаривать с советской делегацией? Что же, Красин не будет стучаться в закрытые двери резиденции премьера. Но он, невзирая ни на какие запреты, постучит в двери лондонского Сити. Может быть, именно дельцы заставят Ллойд-Джорджа открыть свою резиденцию.

Ещё раньше, в начале лета 1920 года, Леонид Борисович добился учреждения частного акционерного общества «Аркос». Оно было независимым, и ему нельзя было предъявить, например, претензии об уплате царских долгов, тогда как торговой делегации Красина такие претензии могли быть предъявлены в любой день.

«Аркос» руководился советскими людьми. К нему и перешли все функции делегации по вопросам торговли. Красин теперь мог целиком заняться другими делами. «Аркос» осуществлял торговые операции, фрахтовал суда, готовил, по особому заданию Ленина, первую советскую экспедицию к северным берегам Сибири.

Красин же, как герой пушкинской сказки, «мутил воду» в том самом «пруду», где обитали «финансовые черти». Он вёл частные переговоры с крупными фирмами и заключал сделки. Увы, они были пока условны. Красин не уставал сочувственно вздыхать по этому поводу. Когда же его спрашивали, что значит «пока» и какое именно «условие» должно быть выполнено, он разъяснял — пока не будет подписан официальный торговый договор между РСФСР и Англией. Вот единственное условие.

Это был очень верный ход.

Йоркширские фирмы обязались поставить русским сукна на один миллион фунтов стерлингов, как только будет заключён официальный договор.

Фирма «Слау» — 500 автомобилей, как только...

«Армстронг», «Уитворт и К0» — отремонтировать 1500 советских паровозов, как только...

Это «как только» подхватили промышленники и торговцы других стран Европы и даже Америки.

Встревожилось Сити. Главный довоенный торговый конкурент Англии — Германия лихорадочно навёрстывает упущенное. Германия стремится наладить не только торговые, но и дипломатические отношения с РСФСР. О чём думает Ллойд-Джордж?

Английские газеты, связанные с Сити, перечисляют германские фирмы, заключившие договора с Россией — «Геншель и сын», «Всеобщее электрическое общество», «Борзиг».

Сити тревожит и другое. О чём думает Красин?

А Красин думает о том, что пора сказать Ллойд-Джорджу: «Если великобританское правительство торговое соглашение подписать откажется — мы уедем из Лондона». Леонид Борисович теперь готов к этому. В столице Великобритании должны понять, что ключи от блокадных ворот, хранящиеся в Англии, давно заржавели. И без них многие европейские страны уже открыли Советской России свои «калитки».

Это было в октябре — ноябре 1920 года.

Но понадобилось ещё много месяцев, много сил, чтобы 16 марта 1921 года торговый договор РСФСР с Англией был, наконец, подписан.

Это была победа, имевшая большое международное значение.

И её отпраздновали. Отпраздновала небольшая группа советских людей. Отпраздновала неофициально. Как-то так, пришлось к случаю.


Андрей Ротштейн так и не доучился в Оксфордском университете. Его исключили за поездку в Советскую Россию и участие в учредительном съезде Коммунистической партии Великобритании. Нужно было подумать о хлебе насущном. Устроиться куда-либо на работу в английские газеты или издательства не представлялось возможным. Скандал с Оксфордом ещё не был забыт.

Оставалась одна надежда на Советскую торговую миссию в Лондоне. Ротштейн хорошо знал русский язык, хотя по-русски писал с трудом. Советской миссии требовался референт по печати, знающий русский. И Ротштейна приняли. Через некоторое время он стал заведовать отделением РОСТА и сделался членом бюро партийной ячейки Советской миссии.

И как на грех, пришлось ему тут же выполнять первое, не очень приятное партийное поручение. Нужно встретиться с Красиным и в корректной форме упрекнуть его за то, что он неаккуратно посещает собрания.

Захватив с собой для храбрости Валентину Остроумову — стенографистку и тоже члена бюро, Ротштейн постучал в кабинет Леонида Борисовича. Ответа не последовало. Что за оказия? Ротштейн знал, что Красин никуда не выходил.

— Может быть, с ним что-нибудь случилось? — забеспокоилась Остроумова. — Где Клышко?

Ротштейн решительно отворил дверь. Красин сидел за столом и что-то писал. Ротштейн хотел тихонько ретироваться, но Леонид Борисович поднял голову.

— В чём дело, батенька?

Красин хмурится. Он не любит, когда ему мешают. Трудно выбрать худший момент для деликатного разговора. И у Ротштейна не было к Красину ровным счётом никаких иных дел. Пришлось выговаривать, и получилось как-то неловко. А тут ещё Остроумова добавила о невнимании к партийным обязанностям. Красин взорвался. На «делегатов» обрушился гром. Ротштейн чувствовал себя попавшим в клетку льва.

И когда они уже совсем упали духом, Леонид Борисович неожиданно улыбнулся, выбрался из-за стола и, заговорщически подмигнув, сказал:

— А как наша ячейка посмотрит на то, чтобы устроить небольшую вечеринку? Конечно, неофициально, у кого-либо на квартире. Можно даже с вином? И обязательно с чаем...

Ротштейн оживился. Оказывается, лев пьёт вино! Андрей Фёдорович недоверчиво посмотрел на Красина. Леонид Борисович по-прежнему плутовато улыбался. И только теперь Ротштейн понял, — всё, всё знает этот удивительный человек. И то, что на бюро ячейки решили собраться и провести вместе вечер без дел. Остроумова долго не могла оправиться от разноса. Она пропустила мимо ушей разговор о вечеринке, казнила себя. Тоже нашли время читать нотации Красину! Он дни и ночи работает — на полный износ. Ведёт нелёгкую борьбу в дипломатических салонах, приёмных министров, банкиров, промышленников, а они...

О какой это вечеринке они там договариваются?

Ротштейн пояснил. Господи, ну что за человек! И о вечеринке ему известно. Наверное, кто-то из членов бюро рассказал, а вернее, Красин сам не забыл справиться. Он всё помнит, знает, и не нужно было ему напоминать и мешать.

— Леонид Борисович! — Ротштейн впервые назвал Красина по имени и отчеству и даже немного испугался. Ни в Англии, ни в какой другой стране нет почтительного и вместе с тем такого душевного обращения — просто имя и отчество, без всяких там сэр, сеньор, господин или, что ещё хуже, ваше превосходительство, ваша светлость и т. п.

— Леонид Борисович, в воскресенье, часов в 7 у меня в коттедже соберутся все наши товарищи, приходите, мы вас очень просим...

— В коттедже? А ваши родители, или вы не подумали о них? А где Женя и Наташа?

— Родители опять уехали к морю, с Женей и Наташей.

— Ну тогда отлично. Приеду, обязательно приеду.

Домик Ротштейнов, как, впрочем, и большинство английских коттеджей, владельцы которых пользуются средним достатком, был не слишком большим, очень прохладным, но не чопорным. И это выдавало русское происхождение его владельцев.

Хозяин суетился, принимая гостей. Ему было 22 года, и впервые в жизни к нему съехались не школьные товарищи и не студенты, а работники иностранной миссии. Причём Красин приехал первым и в ожидании остальных с интересом рассматривал книги в отличной библиотеке хозяина.

Наверно, ни в одной миссии, ни в одном посольстве никогда не собирались на равных правах так вот, запросто — стенографистки, шифровальщики, курьеры, секретари и... глава представительства.

Красин вышел из библиотеки, огляделся, нашёл свободный стул, сел верхом. Молодёжь стеснялась и молчала. Леонид Борисович удивлённо поднял брови, внимательно оглядел каждого и сказал:

— Ну и ну!.. Скучная вы молодёжь. В мои студенческие годы где-нибудь на вечеринке, если не о чем было говорить — пели. Хотя нет, такого, чтобы не было о чём поспорить, поговорить — не помню! Но пели всегда...

И вдруг запел. Голос у него был чуть глуховатый, но приятный. Слух — абсолютный. А песня какая-то незнакомая, сибирская, немного протяжная. Так и виделась бескрайняя тайга, слышались переливы колокольчика ямщицкой тройки...

Кто-то, не зная слов, подтянул. И вот уж песня стала общей. Пахнуло Россией, её просторами. Потом пели ещё и ещё.

— Леонид Борисович, вы ведь чуть ли не ежедневно встречались с Лениным — расскажите!

Красин задумался. Вспомнился кабинет в Кремле, вспомнилась простая строгая квартира, и чай, и долгие, далеко за полночь беседы.

Неожиданно Леонид Борисович рассмеялся. Все приготовились к рассказу. Но Красин продолжал смеяться и как будто прислушивался к своему смеху.

— Нет, так смеяться, как Ильич!.. Не выходит, ничего не получается...

Никто не мог понять, о чём это...

— Осенью прошлого года приехал я в Москву из Лондона и привёз подарок Ильичу. Знаете какой? «The Land of Mystery».

— Леонид Борисович, так это же кинокартина, я её видел — «Мелодрама в большевистской России». Так, кажется, её назвали в «Daily Herald»?

Красин опять засмеялся.

— Вот, вот... Сеанс устроили в синем зале кино «Метрополь». Я об заклад побился, сказал — буйну голову отдам, а приведу Ильича. И привёл. Он с Надеждой Константиновной пришёл. Холодно было в зале, все в шубах сидят, в шапках... Ильич, он хитрющий, чувствовал, что я ему подвох какой-то готовлю. Косится на меня. Застрекотал аппарат. Кто-то стал переводить титры. Картину эту помните — она шла здесь не столь давно: князь Ленофф, сын богатейшего помещика, приезжает в Петербург и становится заговорщиком, бомбы где-то на чердаке, под крышей изготавливает. Его в тюрьму. Потом он уехал из России. Затем в России революция. Князь во главе правительства... Там ещё хороши чекисты, помните, эдакие башибузуки с кинжалами в зубах, не могли вежливо арестовать князя Ивана, кажется, послали ему с лакеем свои визитные карточки. В общем, чушь собачья. И вдруг в зале раздаётся смех, неудержимый, закатистый, звонкий. Это Ильич. Он понял, что князь-то Ленофф и есть он, Ленин. Всю картину хохотал, до слёз. Редко я слышал, чтобы Владимир Ильич так смеялся. Картина кончилась. Ну, думаю, задаст мне сейчас Ильич взбучку, ведь я его от дела оторвал... Нет, ничего, даже поблагодарил. Вечера без дел тоже необходимы, товарищи...