Три жизни Красина — страница 46 из 57

Во главе делегации поедет в Геную народный комиссар иностранных дел Чичерин.


Александр Николаевич Эрлих — русский инженер, архитектор, строитель городов Италии, а затем сотрудник советской торговой миссии в Риме, неожиданно получил предложение от своего начальства — Вацлава Вацлавовича Воровского — выехать в Геную и подготовить всё к приёму советской делегации, прибывающей на международную экономическую конференцию.

Задание почётное, но Эрлих никогда раньше не занимался административными делами. И уж тем более не представляет, как организовать охрану руководителей делегации.

Пробовал отказаться — Воровский был неумолим.

Пришлось ехать. По дороге грустно размышлял — и какого лиха конференцию занесло в Геную? Хоть и живописна итальянская Ривьера, но Генуя город провинциальный. Отсюда нелегко связаться со столицами государств, чьи делегаты прибудут на конференцию.

Болтают, что в Каннах, когда выбирали место предстоящей встречи, итальянский делегат крикнул по-французски «Генуя». Английский премьер Ллойд-Джордж французский знал плохо, ему показалось Женева, ведь по-французски Женева и Генуя звучат почти одинаково. И он сказал — согласен. Итальянский верховный комиссар уведомил Александра Николаевича, что советская делегация получает резиденцию недалеко от Генуи, в местечке Санта-Маргерита и в её распоряжении отель «Палаццо Империале». Для охраны делегатов уже выделен отряд карабинеров и наряд полиции.

Пятиэтажная гостиница — пристанище принцев крови и королей денежного мешка, была слишком велика. Ведь вся советская делегация с экспертами, секретарями, машинистками состояла из 63 человек. Когда Эрлих поговорил с директором и узнал, что содержание одного человека с полным пансионом составляет 160 лир в день — ужаснулся и запросил Воровского.

Ответ был категорический: «Снять четыре этажа, о цене не торговаться».

Снял.

5 апреля из Рима приехал Воровский, назначенный генеральным секретарём советской делегации. Отель ему понравился, понравились и курьеры — рабочие различных итальянских заводов.

Немного озадачил полковник карабинеров. Он предложил на завтра, в день прибытия советской делегации, очистить площадь перед вокзалом Санта-Маргерита. Конечно, если «очистить» — будет безопаснее, но с другой стороны...

И всё же — очистить.


Безлюдная площадь, пустынный перрон. Безмолвные солдаты. Скорее бы поезд...

Поезд подошёл к перрону. Отчаянно скрежетали тормозные колодки — в Италии поезда ходят очень быстро, машинисты тормозят перед самой остановкой.

Из вагона вышел Чичерин.

Среднего роста, немного сутулый, с рыжеватой бородкой клином и рыжеватыми волосами.

Пока встречающие обменивались рукопожатиями с Чичериным, подошёл Литвинов.

Максим Максимович прямая противоположность Чичерину. Тоже среднего роста, но заметно полнеющий, с круглым добродушным лицом, без бороды и усов, в пенсне. Даже здороваясь, он не расстаётся с папиросой.

Чичерин не дал Эрлиху времени протянуть руку всем прибывшим товарищам. Отведя Александра Николаевича в сторону, он сообщил, что в трёх запломбированных контейнерах хранятся уникальные книги и документы, поэтому их нужно со всей осторожностью, немедленно доставить в гостиницу. И Эрлих должен сам проследить за этой операцией.

Ящики оказались очень тяжёлыми, особенно один. Когда его сгружали у гостиницы, вдруг всполошились полицейские. С большим трудом Эрлиху удалось выпроводить их из вестибюля. Александр Николаевич недоумевал, что, собственно, встревожило этих людей? Разгадка пришла быстро. Один из полицейских подошёл к Эрлиху и тихо спросил: «Сеньор инженьере, правда ли, что в этом контейнере привезли Ленина?»

Эрлих даже опешил немного. Взбредёт же такое в голову! Рассказал делегатам — хохот потряс вестибюль благопристойной гостиницы.

Литвинов деловито распределял делегатов по комнатам, а Чичерин тотчас же отправился с Эрлихом гулять по Санта-Маргерита. Что там рассказывал Чичерин, Александр Николаевич пропустил мимо ушей. Да и не до разговоров ему было. Ясно, что советский нарком вышел не просто погулять. Это была «политическая прогулка», назло белогвардейскому отребью, никого не боясь, презирая их угрозы. Эрлих сжимал в кармане рукоятку браунинга и следил, чтобы два вооружённых курьера, идущих сторонами по боковым аллеям бульвара, не зазевались.

Слава богу, прогулка кончилась благополучно.

К Генуе были прикованы взоры всего мира. Буржуазная пресса рекламировала конференцию как универсальное средство от всех экономических бед, которые продолжали сотрясать Европу после окончания мировой войны.

Но ни Англия, ни Франция не собирались выступать на конференции с какими-либо конструктивными предложениями. Их цель состояла в том, чтобы заставить Россию платить долги.

В итальянский город на Ривьере съехались делегаты 34 стран, включая английские доминионы. Никогда ещё не созывалось такой представительной конференции.

Открытие первого пленарного заседания должно было состояться в 3 часа дня 10 апреля во дворце Сан-Джорджо.

Старинный, XIII века дворец, неоднократно перестраивавшийся, хранил память о славных временах Генуэзской республики. Знавал он и банкиров, владевших им в XV столетии.

К дворцу примыкала пристройка, внутри её два роскошных зала — «зал капитанов», глав республик, и «зал сделок».

В «зале сделок» и должна была заседать конференция. Пресса изощрялась в каламбурах.

«Зал сделок» прямоугольный, с деревянной галереей для корреспондентов и гостей. В нишах — статуи знатных генуэзцев.

Пышно и неуютно.

Позже других делегатов в Геную приехал Леонид Борисович. В связи с конференцией ему пришлось сделать длинный вояж — побывать в Берлине и в Лондоне. И лишь только 9 апреля, накануне открытия «я попал-таки на место можно сказать в обрез», писал Красин в тот же день жене.

Пришлось заниматься и парадными туалетами. Не 20-й же год. В багаже Красина прибыл отличнейший чёрный фрак и английский чёрный цилиндр. Всё по протоколу. Литвинов и Воровский от фраков отказались, но их прекрасно сшитые чёрные костюмы были вполне уместны.

Три часа дня. На площади перед дворцом почётный караул карабинеров и моряков. Под лёгким бризом развиваются флаги государств, участниц конференции.

Советская делегация прибыла во дворец последней, и ей пришлось прокладывать себе дорогу к местам за столом делегатов. 300 фотоаппаратов защёлкали, как стая дятлов.

За столом президиума премьер Италии — Луиджи Факта, рядом — английский премьер Ллойд-Джордж, французский министр иностранных дел Луи Барту и представитель Бельгии.

Места советской делегации были напротив президиума. Чичерин занял свой стул и спокойно принялся разглядывать зал, на что-то указывая Красину.

Пора было начинать, и Леонид Борисович приготовился слушать, как вдруг заметил, что Ллойд-Джордж поднимается с места, наводит лорнет на Чичерина и начинает бесцеремонно разглядывать его.

Нахал! Леонида Борисовича так и подмывало напомнить британскому премьеру его же слова, брошенные когда-то Керзону.

Пауза затягивалась. На местах для публики послышался лёгкий гул голосов. До Красина донеслось: «...не тактично», «моветон...»

Чичерин невозмутимо рассматривал причудливую люстру, свисавшую над столом.

Ллойд-Джордж сел.

Только тогда поднялся Факта.

— Уважаемые делегаты, дамы и господа! От имени его величества короля Италии, Кипра и Иерусалима разрешите приветствовать всех вас в Генуе, в этом старом дворце...

Конференция началась.

После вступительной речи Факта с обтекаемыми декларациями выступили Ллойд-Джордж, Барту, японец Ишии и немецкий канцлер Вирт.

Настала очередь Чичерина. Зал замер. На каком языке будет говорить глава русской делегации? Ведь рабочих языков конференции только два — французский и английский.

Чичерин произнёс свою речь по-французски. Он говорил как истый парижанин.

Чичерин призывал к мирному экономическому сосуществованию двух систем, к равноправию обеих систем собственности, всеобщему сокращению вооружений.

«Российская делегация, — сказал он, — явилась сюда... ради вступления в деловые отношения с правительствами и торгово-промышленными кругами всех стран на основе взаимности, равноправия и полного и безоговорочного признания».

Речь длилась 20 минут.

В зале готовы были вспыхнуть аплодисменты, но итальянский премьер смотрел грозно.

Зал приготовился слушать переводчика на английский. Переводы уже с первых выступлений принимались как неизбежное зло.

Но Чичерин заговорил снова. На этот раз по-английски. Как коренной житель Лондона.

И зал прорвало.

Когда утихли аплодисменты, завязалась дуэль между Чичериным и Барту по вопросу о разоружении. В зале поднялся шум.

Факта поспешил закрыть первое заседание.


??? Пустая строка ???


Каждый день, предварительно облачившись во фрак, Леонид Борисович отправлялся то на заседание политической комиссии, то в комитет экспертов по русскому вопросу.

Всюду и везде он отстаивал монополию советской внешней торговли, парировал попытки поставить Советскую страну в положение колонии или полуколонии, высмеивал претензии на вмешательство во внутренние дела России. Это было утомительно, требовало сил, выдержки.

«Россия должна уплатить долги». Такие условия навязывали советской делегации, и только в случае принятия их соглашались вести дальнейшие переговоры. Советская делегация внесла свои контрпретензии к тем, кто осуществлял интервенцию.

Долги! Что ж, допустим, мы должны. А вы нам? За ущерб, нанесённый Советской России интервенцией. Всё точно подсчитано. Вы должны нам 39 миллиардов золотых рублей.

Ллойд-Джордж заявил, что эта «величина совершенно непостижима», «не стоило ехать в Геную».

Конференция висела на волоске.

А 16 апреля грянул гром.

Рядом с Санта-Маргерита, в городке Рапалло находилась резиденция германских делегатов. С тревогой наблюдали немцы, как на вилле «Альбертис», где жил Ллойд-Джордж, за закрытыми дверями идут совещания. На виллу ездят и три советских делегата. А не сговорились ли они с представителями Антанты за счёт Германии? Германии же не по пути с авторами Версаля!