– Да я бы похвалила, но сглазить боюсь!
– Родители! Вы долго в дверях стоять будете? У меня все готово уже! Садитесь завтракать, остынет же все!
– Смотри-ка, Егор, она на нас еще и покрикивает… – тихо засмеявшись, проговорила мама. – И что такое с нашей доченькой творится, а? То ходила три дня темнее тучи, то вдруг засияла, как ясное солнышко… А! Кажется, я догадалась! Наверное, она с этим городским мальчиком сначала поссорилась, а потом помирилась! Правильно я догадалась, дочь? Значит, опять нам сегодня с отцом не спать полночи?
– Ну мам… Ну чего ты опять…
– Ладно, ладно. Я ж все понимаю, чего ты. Первая любовь у тебя, понимаю. Я ж тебе не враг… Просто я хочу тебе лишний раз сказать, чтобы ты себя помнила и глупостей не наделала… Хотя я тебе столько раз все это повторяла, что ты наизусть выучила, наверное! По крайней мере, надеюсь, что выучила и усвоила!
Настя напряглась изнутри, но виду не показала. И впрямь, не вываливать же на родителей сейчас всю правду… Надо сначала с Никитой обговорить… Главное – до вечера дожить, извести быстрее дневное время!
– Мам… Ты скажи, что мне сегодня сделать надо? Я все сделаю, мам… И огород полью, и ягоды соберу, и в магазин схожу… А может, салаты на зиму закрутить, а? Я умею… Я Оле помогала заготовки делать и всему научилась… Ты мне только скажи, где у нас банки, крышки…
– Ну все, час от часу не легче… – тихо проговорила мама, быстро глянув на отца. – Будто подменили нам дочь, Егор… Даже не знаю, что теперь и думать, чего бояться! К добру ли такие перемены, а? Да чтобы сама вызвалась банки закручивать…
– Да брось, Ирин! – как всегда, начал заступаться за нее отец. – Никогда она лентяйкой не была, всегда по хозяйству помогала! Да, в последнее время ей не до того было…
– А теперь что изменилось, не пойму? Любовь прошла, завяли помидоры?
– Ну, не нам судить да выводы делать, Ирин. Наше дело принимать все, как есть.
– Да ладно, не учи меня жить… И без тебя все понимаю…
Родители ушли, и начался долгий день. Даже работа его убить не могла, все тянулся и тянулся от утра к пополудни, и солнце, казалось, стоит на месте, не собираясь уходить за горизонт. Наконец и оно сдвинулось, и стрелки часов тоже милостиво сдвинулись к вечеру. Пора выходить из дома. Пусть немного раньше, но ведь можно на скамейке в орешнике посидеть… Просто сидеть, просто ждать Никиту… А вдруг сегодня ребята раньше свою работу закончат? Всякое может быть…
Были уже сумерки, когда она услышала его шаги. Ветки орешника раздвинулись, и сердце зашлось радостью – наконец-то! Наконец-то можно его обнять…
Ну вот и все. Теперь уже ничего не страшно. Вон какие сильные у него руки, как крепко он ее держит, как ласково шепчет на ухо:
– Как я соскучился, малыш… Как хотел тебя видеть, мой жаворонок… А ты? Ты без меня скучала?
– Конечно… Конечно, Никит… Я же так люблю тебя…
– И я тебя люблю, малыш…
Он целовал ее долго, долго. Было слышно, как заполошно колотится его сердце, и руки становятся смелее, смелее… Вот подхватил на руки, шагнул вместе с ней к скамье…
Она вдруг опомнилась – надо же сказать ему! Да, сначала сказать!
Уперлась руками ему в грудь, проговорила тихо, но требовательно:
– Никита, не надо! Я не могу… Мне надо тебе сказать…
– Почему? Почему не можешь? – проговорил он, задыхаясь. – Ну что еще за глупости, малыш… Потом скажешь… Я же так соскучился по тебе…
– Нет, сейчас! Мне сейчас надо сказать… Погоди, Никита!
– Да что такое, малыш…
– Я… Я беременна! Я сделала тест, все подтвердилось! И я хотела, чтобы мы… Чтобы мы решили…
Он замер, продолжая с силой прижимать ее к себе. Потом вдохнул в себя воздух так, будто ему очень трудно было это сделать. Руки его ослабли, дрогнули… И дернулся судорожно кадык, будто от сильного испуга…
Наверное, он и впрямь испугался. И она тоже хороша – вывалила свою новость, как ушат холодной воды на голову! А он оказался не готов… Да и вообще так нельзя, наверное. Надо было как-то по-другому сказать. Подготовить его как-то. Или время другое выбрать…
– Ты испугался, да, Никит? – спросила робко, заглядывая ему в лицо.
– Нет… Нет, что ты… – задумчиво проговорил Никита, но она ясно услышала за этой задумчивостью осторожную и пугливую озабоченность. И струсила немного. А вдруг он скажет сейчас – ничего, мол, знать не хочу? Это твои проблемы, решай их сама?
– Что же нам теперь делать, как думаешь, Никит?
– Не знаю пока, малыш. Думать надо. Но мы обязательно что-нибудь придумаем, не переживай. Вернее, я придумаю…
– Ты ведь не бросишь меня, правда?
– Ну что ты, дурочка… Как же я могу? И вообще… Как ты могла обо мне такое подумать?
– Нет, я не думала… Я просто… Просто испугалась… Я верю тебе, Никита. Конечно же, верю!
– Да. Ты верь мне, малыш. Я обязательно что-нибудь придумаю… А ты родителям своим ничего не сказала?
– Нет, что ты! Они ж с ума сойдут… У меня мама такая… Строгая и решительная! Ее в поселке все уважают… Да если она узнает! Я даже представить себе не могу, что будет! Хотя все равно ведь узнает… А еще знаешь, что совсем плохо, Никит?
– Что?!
– Мне же еще нет восемнадцати… Ты ведь знаешь, я тебе говорила… Нет, я не пугаю тебя, не бойся!
– Да я и не боюсь…
– А почему на меня так смотришь? Как чужой смотришь…
– Тебе показалось, малыш. Показалось… Все будет хорошо, малыш, вот увидишь. Мне надо все обдумать, все решить… Надо подготовить маман… Поговорить с ней… Хотя у меня тоже сложности в этом плане… Маман у меня тоже строгая и решительная. Но я думаю, мне придется ее убедить…
Никита замолчал, и она смотрела на него зачарованно. Ждала продолжения разговора. Но он долго молчал, и пришлось о себе напомнить…
– В чем ты хочешь убедить свою маму, Никит? Что нам надо теперь быть вместе?
– Ну да… В чем же еще, малыш? Только как все это будет, не знаю… А ты уверена, что хочешь родить ребенка? Может… Может, ты…
– О чем ты, Никит? Ты хочешь, чтобы я… Избавилась от него? Убила?
– Ну почему сразу – убила… Можно ведь и под другим углом посмотреть на эту проблему…
– Нет, но… Я не знаю, как все это сделать, Никит… Поселок у нас маленький, надо в город в больницу ехать. И все равно мама узнает в любом случае… И еще… Я не хочу… Я не хочу его убивать, Никит! Не хочу…
Она заплакала тихо, вжавшись лицом ему в грудь. Он гладил ее по спине дрожащими ладонями, говорил быстро:
– Не надо, не плачь, что ты… Я же сказал, придумаем что-нибудь… Вместе со мной уедешь, я поговорю с маман… Надеюсь, она поймет… Будем жить пока у меня… Квартира маленькая, конечно, но… Не плачь, малыш, не плачь, я обязательно все решу. Только родителям своим ничего пока не говори… Не скажешь?
– Хорошо. Я не скажу.
– Обещаешь?
– Обещаю. Да я и не смогу им сказать…
– Ну вот и договорились. Мы скоро тут все заканчиваем, работы осталось недели на две. А может, и раньше закончим. И тогда уже все решим. Обещаю.
– Значит, мы вместе отсюда уедем?
– Да. Конечно же, вместе.
– А что я родителям скажу? Мне ведь тоже как-то подготовить их надо…
– Я сам им все скажу, малыш.
– Правда?
– Правда. А как по-другому? Приду и все объясню… И поговорю… А потом… Потом мы поженимся… Только ты не выдавай себя раньше времени. Молчи пока. Договорились?
– Да… Договорились.
– Я все решу, малыш. Правда. Ты мне веришь?
– Верю, Никит. И я ничего не боюсь. Я тебе верю…
– Вот и ладно, умница ты моя. Мой малыш… Мой жаворонок… Все будет хорошо, я все решу, верь мне… Пойдем, я тебя домой провожу. Поздно уже…
– Да еще рано… Давай еще посидим немного!
– Нет. Сегодня прохладно, а ты в легком сарафанчике. Тебе нельзя простужаться. Пойдем…
И опять она не смогла сомкнуть глаз до самого утра. Убеждала себя – все же хорошо, все так, как она и предполагала… Никита хоть и не обрадовался ее новости, но и не испугался, обещал все решить…
Или все-таки испугался? Ведь если смотреть правде в глаза, ни о каком ребенке он и не задумывался. И о женитьбе не задумывался. Да, говорил, конечно, что для любви преграды нет, что ни расстояние, ни время им не помешают… Но ведь о том, что они когда-нибудь поженятся – ни слова! Или это само собой подразумевалось, вкладывалось в смысл того, что преграды для любви нет…
Но ведь он сказал – поговорю с мамой! А о чем в данном обстоятельстве можно говорить? Только о том, чтобы жить вместе, ребенка воспитывать вместе… Только так, а как же иначе…
К утру от всех этих мыслей разболелась голова, да еще и затошнило вдобавок. И погода к утру испортилась, дождь забарабанил в оконное стекло. Настя накрылась с головой одеялом, свернулась в клубок… Не хочется вставать, не хочется начинать новый день. Страшно… И мамин голос не хочется слышать…
– Настена, иди завтракать! Вставай! Или у тебя только на одно утро хорошего настроя хватило? Все, запал кончился, да?
– Ммм… Можно, я полежу? – выпростала она голову из-под одеяла, повернула к стоящей в дверях маме. – Что-то мне нехорошо как-то…
– А что такое, дочь? Что нехорошо? – быстро подошла к кровати мама, положила ей ладонь на лоб. – Температуры вроде нет… Где болит, скажи?
– Да нигде не болит… То есть болит, да… Живот немного крутит… Может, отравилась чем-то вчера…
– Чем ты могла отравиться?
– Не знаю. Но я есть не хочу, мам. Совсем не хочу. Я лучше полежу, ладно?
– Да лежи, лежи… Я сейчас тебе активированный уголь принесу. Может, и впрямь съела не то. Если будет хуже, сразу мне на работу звони, договорились?
– Да… Я позвоню, мам…
Вскоре в доме стало тихо – родители ушли на работу. Дождь по-прежнему барабанил в стекло, и мысли по-прежнему не давали покоя. Хорошо хоть тошнота отступила. Может, и активированный уголь помог, а может… Это совсем другого рода тошнота… Так ведь бывает на первых сроках беременности. Вон, Маринку, Олину соседку, все время тошнило, ничего есть не могла, даже в больницу хотели положить, да она отказалась. Господи, как же не хочется обо всем этом думать, как страшно обо всем этом думать! Сил никаких нет…