Но нет, тихо дома, тепло. Спокойно. Мама так и лежит, стонет во сне. Тяжело ей, плохо. Не ест ничего, и таблетки не помогают. И врач, и…
Она поначалу испугалась наглой мысли, которая в голову пришла. Прогоняла её, а та возвращалась, кусала изнутри. Соня ходила по дому, думала. И вправду, чего терять? Стоит попробовать. Лучше одной, мальчишки опять всё испортят, герои недопечённые.
Когда стемнело, она знала, как поступит. Решила подождать, пока уснёт посёлок. Сидела, слушала, как на кухне секундная стрелка разгоняет тишину. За стеной мама ворочалась, долго не могла успокоиться.
В полночь Соня выскользнула в сени, обулась. Бежала, боялась, что встретит кого-нибудь, поймают её, отведут домой, отругают. Повезло, без приключений добралась.
Все корпуса на замок заперты, а молоко злосчастное так и плавает в луже. Но тихо, даже сверчков не слышно. Соня встала в том месте, где гость утром появился, про себя заученные слова повторила, покашляла:
— Здравствуйте.
Прислушалась, никто не идёт.
— Вы простите нас. И Глеба, и меня. И Бубна. Дети же, испугались, вдруг накажете или память сотрёте. Мы так не будем больше, честно-честно. Хотите, сами вам будем молока приносить, свежего. Каждое утро. Только просьба одна к вам…
Набрала в грудь больше воздуха.
— Помогите, пожалуйста. Вы из будущего, правильно? У вас там лекарства разные, бессмертие, наверное. А у меня маме плохо, болеет сильно, ничего не помогает. Не встаёт она с кровати. Пожалуйста. Таблеточку одну или микстуру… А я вам до старости буду молоко приносить, и хлеб, и колбасу. Только попросите! Пожалуйста…
Сама не заметила, как на колени упала, руки скрестила. Слёзы по щекам скатились, застыли на подбородке.
— Я никому про вас не скажу, и ребята будут молчать, обещаю! Только помогите, плохо ей. И мне. Тяжело, когда мама… поймите… пожалуйста…
Казалось, она просит помощи у неба. Глухого и мёртвого неба.
Кто-то вышел из темноты, глянул на неё жалостливо. Гайда, псина местная, которую сторож подкармливал. Брюхатая, лохматая, с разорванным ухом. Смотрела на Соню, не лаяла. Но и помочь не могла.
А она так и сидела, и ничего не происходило. Потом замёрзла, встала с трудом. Как домой шла, не помнила. Плакала и дрожала, совсем не от холода. Долго во дворе стояла, смотрела, как на небе звёзды падают. Хотела загадать желание, но рукой махнула, глупость же.
А дома, как только вошла, поняла, что-то не так. Пахло странно. Мазью какой или лекарствами. На кухне лежала упаковка розовых пилюль. Рядом короткая инструкция.
«Пить два раза в день, утром и вечером, никому не говори».
И записка от руки:
«Не надо молока, лучше маму береги»
До утра Соня так и не легла спать.
3. На пять минут впереди
Карма злилась. Когда она в бешенстве, лучше держаться подальше. Но в «Кармане» никуда не сбежишь, вот и приходилось слушать её гневную тираду.
— Дровер! Ты о чём думал, когда туда выходил? Сколько ты правил нарушил одной своей вылазкой?
— Формально ни одного, — заметил Дровер. — Жалко, волосы сбрил на голове, синяк видно от кирпича.
— Ты мне зубы не заговаривай! Не надо этого. Ты отлично понимаешь, что виноват…
— Да виноват, виноват, — оборвал её Дровер. — Накажи меня, в угол поставь, выходить из «Кармана» запрети. Только не шуми. Голова болит.
Фергер, до сих пор молча наблюдавший за взбучкой, потянулся за лекарствами.
— Не надо, — остановила его Карма. — Пусть терпит. Это на сегодня наказание, завтра… другое придумаю.
— Фергер, ну ты хоть скажи, что я ничего не нарушил, — обратился друг за поддержкой. — Планете ничего не угрожает, космос спит, вахта бдит.
— Не знаю, — он не любил занимать чью-либо сторону, потому что другой обязательно обидится. — Ты про эффект бабочки помнишь?
— Да ну ёклмн, — Дровер откатился на стуле, провёл рукой по сенсорному экрану. — Землетрясение во Флориде. Слабое. Два балла. Без жертв.
Карма фыркнула. Но промолчала.
— И батарею здорово садишь, — добавил Фергер. — У нас на сотню земных лет рассчитано, плюс экстренные случаи. Мало ли.
— Это мелочи. Есть же корабль, там запасные батареи. Достать их— дело пяти минут. И раз уж подняли тему, повторю. Надо дальше по времени «Карман» настроить! Когда мы на пять минут вперёд всё прослеживаем, затрачивается больше энергии. Надо хотя бы на полчаса, тогда и угрозы сможем на подлёте ликвидировать, и меньше сил тратить впустую.
— Тогда нас легче заметить, — возразила Карма.
— Да ну нет же. Здесь на земле такой технологии ещё долго не изобретут, а там, — показал пальцем в потолок, — кому мы нужны? То-то же. Ещё есть претензии?
Она вздохнула, отвернулась.
— С ребятнёй что делать?
— Да ничего. Пошумят, забудут. Кто им поверит? Обидно, что теперь коров на замок запирают. Ломать не хочется. А без молока тяжело растущему организму. Привык я…
— Дурак ты, Дровер, — вздохнула Карма. — И был, и останешься. Как ты продержался столько лет, не пойму. Букволюд хоть справлялся с тобой, а сейчас…
— Не надо со мной сейчас справляться. Перестань. Кто ушедших помянет, тому глаз на затылок. Там метеорит на мониторах, устранишь?
Карма, убрав со лба непослушную рыжую прядь, провела ликвидацию. Включила диагностику, почистила архивы. Рутина её успокаивала, а это сейчас нужно больше всего.
— Долго здесь будем куковать? — спросил Дровер, то ли у них, то ли у себя.
— Пока не успокоится всё, — ответил Фергер. — Сам знаешь, тут фон стабильный, моря далеко, гор нет, почва хорошая. Нас трудно заметить.
— Спасибо, учитель, — поклонился Дровер. — Что бы мы без тебя делали. Я лекцию не заказывал, а спросил, долго здесь куковать? Сколько по земным меркам?
Сработали датчики движения. Карма переключила изображение. Побледнела. Села, сцепив пальцы. Не шевелилась.
— Чего там? — заволновался Фергер.
— Твоя подруга?
Девочка в жёлтом платье сидела на коленях, плакала, о чём-то просила.
— Вот же коза, — рассердился Дровер, порылся в ящике стола, извлёк бластер. — Сейчас всё поправлю.
— Не надо, — остановила его Карма. — Она лекарство просит. Для мамы.
Они хорошо помнили, что давным-давно, ещё в родной галактике, у неё тоже погибла мама. С тех пор Карма не могла себя простить. За то, что вовремя не помогла.
— Иди за лекарствами, — приободрил её Фергер. — Соберём проход. Да?
— Ага, — поддакнул Дровер. — Соберём. Только не здесь, домой к ней сделай выход. Чтобы не пугать малую.
Никто спорить не стал. Карма собралась быстро. Порылась в аптечке, достала розовые пилюли.
— Давно не применяли, но должно помочь.
Вернулась быстро. Они даже партию в магнитные шашки не успели закончить. Так и забросили игру, не до неё уже. Впервые за долгое время ужинали вместе, Карма больше не злилась. Дразнила иногда Дровера, тот виновато улыбался. Фергер изредка отлучался, ликвидировать внешнюю угрозу. И всё казалось, как раньше, когда их в «Кармане» было не трое, а тринадцать, и было шумно и весело.
Дровер даже спел, а Карма ему настукивала мелодию по столу. Они то и дело сбивались, хихикали, как малые дети. По меркам родной галактики они и в самом деле считались детьми, может, подростками. А по земным меркам… мамонтами. Если не динозаврами.
Фергер задремал, вновь увидел свой любимый сон. Чистое небо над Парижем, аромат свежего кофе и маленьких пекарен, лай собак и женский смех. И радость, и покой, и любовь к этому миру.
А потом его разбудил сигнал тревоги. Вынырнув из сновидений, он увидел испуганную Карму. Рядом суетился Дровер, тоже заспанный, помятый. Бросался от одного монитора к другому, ничего понять не мог.
— Что случилось? Почему тревога?
— Проход, — прошептала бледная Карма. — Я забыла его закрыть. На радостях…
Словно соглашаясь с ней, жалобно пискнула вторая из трёх батарей. Разрядилась. И «Карман» погрузился в полутьму.
4. Рыцари без страха и мозгов
Бубен заявил, что гостя из будущего надо устранить. По этому случаю решил собрать совет. Позвал только надёжных друзей. Глеба, Соню, близнецов Говоркиных, Аркашу и Димыча. Ещё Сатану, угрюмого дзюдоиста, который приезжал в посёлок на лето. Условились встретиться в заброшенной церкви вечером, когда стемнеет.
По дороге за Глебом и Соней увязался местный дурачок Чаня. Ребята пытались его домой отправить, но тот не отставал. Твердил, как попугай:
— Левый правым не помеха! Не помеха, не помеха!
Пришлось от него через пустырь сбежать, потом через коллективные сады, через свалку машин и парк Победы. Церковь стояла на откосе, смотрела на посёлок пустыми глазницами. И чудилось в сумерках, что старые развалины полны неведомых обитателей, рогатых и лохматых.
— Чего встал? — толкнула Глеба Соня. — Идём. Или боишься?
Он промычал в ответ что-то, юркнул внутрь. Шаги эхом отдавались под сводами, пыль поднималась будь здоров. Бубен уже был здесь, и близнецы тоже. Сатану ждать не стали. Костёр разводить не решились.
— Чтобы чертей не завлекать, — пояснил Аркаша. У него на носу темнела бородавка. У Димыча её не было, так близнецов и различали.
— Нет здесь их, — хихикнула Соня. — Бубен страшнее всех чертей, вот и боятся его.
Решили зажечь фонарик. Посидели в тишине, глядя, как липнут тени к грязным стенам. Вскоре и Сатана подоспел, молча пожал всем руки. В стороне уселся. Бубен сплюнул, ногой вытер плевок, заговорил:
— В общем, народ, у нас в посёлке шпион. Из будущего.
Близнецы присвистнули.
— Надо его поймать. И устранить. Потому что он нехорошее что-то задумал.
— Молоко у всех коров забрать? — перебила его Соня. — Он плохого ничего не сделал, никого не трогал. Вы первые на гостя напали и…
— Начали войну, — закончил Бубен.
— Да ну почему? — разозлилась девочка. — Сутки прошли, даже двое, а он нас не тронул. Не нужны мы ему.