в. Поэтому нашим механикам приходилось работать крайне осторожно, чтобы ни одна капля воды не попала на машину.
Механики измазались, перепачкались в саже, но упорно продолжали протирать стекла светового люка, чистить и драить стены и потолок. Несколько дней прошло, пока они отмыли добела огромный зал машинного отделения. Было израсходовано не меньше пуда мыла, все наличные запасы каустической соды и даже отработанный электролит из аккумуляторов, который дядя Саша по знакомству уступил механикам. Зато машинное отделение, очищенное от грязи и освещенное дневным светом, проникавшим через вымытый верхний люк, теперь стало неузнаваемым.
Закончив уборку, Трофимов, Токарев, Алферов и Недзвецкий 25 августа вооружились кистями и ведерками с краской. На помощь к ним пришли Шарыпов и Гетман, временно числившиеся в палубной команде. У Шарыпова и Гетмана уже был большой опыт в малярном деле, приобретенный во время окраски корпуса, и на этот раз они показали высокий класс работы.
целыми днями просиживали наши механики в люльках, подвешенных к потолку, усердно орудуя кистями. Красили они машинную шахту белилами, которых у нас было достаточно. Трофимову и Токареву хотелось придать краске приятный голубоватый оттенок, и они не отступались от боцмана, назначенного бригадиром малярного цеха, требуя синьки.
Механики были глубоко убеждены, что запасливый Буторин прячет ее от машинной команды, приберегая для каких-то целей. Дмитрий Прокофьевич беспомощно отмахивался от наседавших на него механиков и клялся, что синьки нет ни одного грамма. Ему не верили, зная, что у него всегда в каком-нибудь уголке припрятаны на всякий случай самые различные предметы.
Но на этот раз Буторин был прав: синька отсутствовала. Пришлось пустить в ход берлинскую лазурь, которая лишь отдаленно напоминала желанную синьку.
Работали механики очень весело. Из открытого светового люка то и дело слышались взрывы хохота, песни, какие-то присказки. Наш весельчак Павел Мегер, который 25 августа вернулся к обязанностям повара, заменив заболевшего малокровием Гаманкова, сильно завидовал малярам. Поставив на огонь свои кастрюли, он убегал в машинное отделение и заявлял:
- Дайте кисть, братишечки, малость подсоблю!..
И пока в камбузе кипятился суп, Павел Мегер разводил узоры на стене, сопровождая эти упражнения нескончаемыми описаниями своих веселых приключений на суше и на море.
Вряд ли от такой системы выигрывало качество обедов, но зато настроение маляров поднималось и за одно это нашему коку можно было простить отступление от правил поварского дела.
Семь дней продолжалась окраска машинного отделения. Зато после этого можно было приглашать сюда для контроля любых экспертов: все сверкало и блестело, как и подобает корабельному машинному залу.
Все эти работы отнимали у нас немало времени. Много часов и дней приходилось затрачивать и на проведение научных наблюдений, которые мы вели по-прежнему в строгом соответствии с планом.
В такой обстановке было трудновато выкроить время для каких-либо внеслужебных дел. Но все же, если командиры были вынуждены по нескольку месяцев проводить без отдыха, то большинство команды более или менее регулярно пользовалось выходными днями. По мере возможности я избегал прибегать к сверхурочным работам. Поэтому мои товарищи не только не переутомились, но, наоборот, поправились. Загорелые, округлившиеся лица моряков к концу лета выглядели еще бодрее, нежели весной.
В моем дневнике сохранилось немало записей, посвященных описанию наших внеслужебных занятий в этот период. Я приведу здесь некоторые из них, чтобы показать, насколько нам удалось приблизить быт к нормальному жизненному распорядку обычной зимовки.
«10 июня. 86°07',9 северной широты, 71°00' восточной долготы. Итак, началось лето... Правда, это лето довольно сумрачно: с 1 мая мы пока что насчитали всего четыре ясных дня, а в последнее время свирепствовала пурга. Но летнее солнце все же берет свое: уже сейчас температура воздуха не опускается ниже 4 градусов холода, а иногда бывает и выше куля. В такие дни на льду быстро образуются большие озера пресной воды. А в Москве все время идут дожди и дуют холодные ветры...
У нас понемногу развертывается охотничий сезон: вчера я убил из карабина глупыша, залетевшего к нам невесть откуда. Отдал зажарить эту птицу и угостил всех желающих. Желающих нашлось много, и каждому достался лишь микроскопический кусочек жесткого, пахнущего рыбой мяса. Буйницкий сказал, что предпочел бы свиную отбивную, но все, же свою порцию глупыша съел с аппетитом.
Сегодня Шарыпов поймал в майне крохотную рыбку. Я ее заспиртовал, - авось, и рыбка пригодится для науки.
29 июня. 85°24',7 северной широты, 63°05' восточной долготы. Большой охотничий день! После долгого перерыва опять встретили медведя. Медведь был очень хитер и осторожен, но нам удалось его перехитрить, и теперь наш камбуз обеспечен солидным запасом свежего мяса...
Дело было так. После полуночи, когда я сидел в кают-компании, открылась дверь из каюты механиков и чей-то свистящий шепот произнес:
- Константин Сергеевич! Медведь!.. Медведь!..
Я выбежал из-за стола и нырнул в тесную каютку Недзвецкого и Алферова. Оказывается, Недзвецкий, который уже разделся и улегся спать на свою верхнюю койку, случайно вы глянул в иллюминатор и заметил большого зверя, разгуливавшего всего в 500 метрах от судна.
- Взгляните, вот он! Вот!.. - шепнул мне Недзвецкий, торопливо одеваясь.
Я выглянул в иллюминатор. В самом деле, медведь был близко. Обнюхивая разбросанные на льду предметы, любопытный зверь медленно брел с юга к судну.
- Где собаки? - осведомился я. - Немедленно запереть их в кают-компанию, они могут нам все дело испортить. А мы устроим засаду...
Вооружившись карабинами, Недзвецкий, Алферов, Соболевский и я спрятались на палубе и терпеливо ждали, пока медведь подойдет поближе. Чтобы подманить его, мы зажгли в камельке бани старое медвежье сало.
Когда ветер донес до зверя: аппетитный запах жареного сала, он поднял голову, понюхал воздух и продолжал все так же медленно двигаться к судну. Сделав большой крюк, медведь обошел корабль стороной и осторожно начал приближаться к нему с кормы.
Около двух часов просидели мы в засаде. Наконец в половине третьего, когда наше терпение уже начало истощаться, зверь, видимо, решил, что никакая опасность ему не угрожает, и захотел, поближе, познакомиться с жареным салом. Он подошел к судну на 50 метров, и сразу же загремели выстрелы. Медведь прыгнул в сторону, попытался бежать, но вскоре упал на лед.
В 3 часа утра зверь был доставлен на судно. Это была довольно рослая медведица весом около 180 килограммов и длиной в 1,7 метра. Алферов и Недзвецкий немедленно освежевали тушу. Бедняга довольно долго постилась; в ее желудке удалось обнаружить лишь две этикетки от консервных банок да кусочек нерпичьего ласта длиной в 1-2 сантиметра.
Шкура медведицы была присуждена Недзвецкому, который первым увидел зверя.
13 июля. 85°32',8 северной широты, 63° 12' восточной долготы. Третий день стоит безоблачная летняя погода. Температура воздуха в тени плюс 3,1 градуса. На солнце с подветренной стороны у борта термометр показывает 25-27 градусов тепла. Наши энтузиасты спорта устроили нечто вроде солярия. Правда, все они одеты не в трусы, а в ватные брюки, но это дела не меняет. Люди с наслаждением подставляют солнцу свои голые спины. На палубу вытащили громкоговоритель, и теперь там нечто вроде водной станции „Динамо“.
Водный спорт
С каждым днем все большее развитие приобретает водный спорт: по озеру, возникшему на месте катка, плавает весь наш резиновый флот, состоящий из четырех единиц. Резиновые разборные байдарки и надувные шлюпки оказались весьма надежными и практичными.
Послал донесение Мурманскому управлению Главсевморпути о работе нашего общеобразовательного кружка:
„С 1 марта по 1 июля проведены следующие занятия по общеобразовательным предметам: гидрографом Буйницким по арифметике и геометрии - 32 часа; штурманом Ефремовым по алгебре - 10 часов; капитаном Бадигиным по географии - 8 часов...“
Надо будет с осени развернуть этот кружок в школу специалистов морского дела.
14 июля. 85°33',2 северной широты, 62°47' восточной долготы. Маленькая, но примечательная деталь: сегодня ночью впервые за все лето не топились камельки в каюте Буйницкого и кормовом кубрике. Люди жалуются на чрезмерную жару. Значит, действительно наступило лето!
Наши снежные домики уже испарились. Повсюду виднеется водяное небо; вокруг много разводьев. Судно окружено снежницами глубиной полметра-метр. На месте катка, которым мы пользовались зимой, большое озеро. Его ширина - 60 метров, длина - 150 метров, глубина - полметра.
Передвижение по льду чрезвычайно затруднено: проваливаешься по колено в снежную кашу.
Частыми гостями стали чайки - белые, темные, большие и малые. Иногда появляются маленькие пуночки.
Появилось много сквозных проталин. К ним устремляются потоки талой воды. Бросив на воду щепку, можно проследить путь потока на протяжении доброй сотни метров. Иногда происходит таинственное исчезновение озер: за несколько часов они пропадают без следа, - это означает, что под ними открылись сквозные трещины.
Любопытно отметить одно явление, возбудившее у нас много толков. Начиная с 5 июля, вода снежниц и озер, образовавшихся за лето на ледяных полях, начала быстро уходить под лед. В связи с этим освобожденные от громадных масс воды ледяные поля вместе с вмороженным в них „Седовым“ начали подниматься над поверхностью моря. Так, „Седов“ с 9 по 14 июля поднялся над уровнем моря на 36 сантиметров.
Пользуясь обилием пресной воды, бесплатно предоставленной в их распоряжение природой, седовцы принялись за стирку. Наш „банно-прачечный комбинат“ работает непрерывно. Большое пространство вокруг судна занято выстиранным, „отбеливающийся“ на солнце бельем. Наши собаки с огромным удовольствием растаскивают мокрые предметы по свалочным кучам, вовлекая в свои игры хозяев белья. Но эти черствые люди не могут понять собачьих радостей и почему-то враждуют с Джерри и Льдинкой.