Да, враг стал отвечать на наши атаки, и, может, кто-то со стороны скажет, что это просто пустая трата боеприпасов, но подобная реакция противника была не везде. Некоторые станции орбитальной обороны оказывались без прикрытия мобильных сил и пытались отбиваться самостоятельно, но их поддерживали огнем соседи. Каждая такая выявленная станция отмечалась отдельным маркером, и уже вырисовывалась интересная статистика. По крайней мере, половина станций щитов оставалась без прикрытия, что, возможно, косвенно подтверждало замечание Зарубина о состоянии флота противника. Орбитальных плазменных щитов довольно много – больше двухсот, но в космическом пространстве расстояния огромные. Длина окружности орбиты на высоте пятьсот километров от поверхности Оршу приблизительно равна двадцати четырем тысячам километров, и если разместить все эти километровые станции на этой орбите в одной плоскости, то расстояние между двумя ближайшими окажется порядка ста двадцати километров. Но они находились на орбитах с разным наклонением, для обхвата всей поверхности планеты, и поэтому расстояние между ближайшими колебалось от трех до пяти тысяч. Все это наталкивало на авантюрные мысли.
– Я думаю, у них просто недостаточное количество флота, чтобы прикрыть все станции. – Лукашевич ходил вокруг модели планеты, изучая данные статистики, и в итоге решил озвучить то, о чем думал и я.
– Да, похоже, Зарубин был прав. Теперь понятно, почему первая атака оказалась такой удачной. – Я задумался на мгновение. – А вообще, интересная система обороны, своего рода опорные пункты с хорошей защитой и прикрытием мобильных сил. Если бы они были укомплектованы полностью, то пробить их довольно сложно. Если даже выводить из строя отдельные станции, то до какого-то момента можно изменением орбит остальных закрывать бреши.
– Согласен, – поддержал меня Лукашевич. – И мы можем создать нечто подобное на нашем технологическом уровне. Но мне не дает покоя один вопрос: почему противник сидит в глухой обороне, а мы работаем словно на полигоне?
– А зачем им дергаться? Сейчас их силы сбивают все наши торпеды, и непосредственной угрозы для орбитальной обороны нет.
– Цель номер семьдесят два. Десятисекундная готовность выхода.
Очередной доклад с поста объективного контроля перебил меня, и, дослушав его до конца, я продолжил:
– Возможно, тот, кто руководит обороной Оршу, понимает, что у него недостаточно сил для прикрытия всей планеты, поэтому и ждет подкрепления, я уже не говорю о каких-то атакующих действиях. А поймать наши назойливые группы практически невозможно, если не насытить пространство вокруг группами быстрого реагирования и еще в гипере разместить. Противник все еще не знает, какие силы скрыты в гиперпространстве, поэтому и не рискует. Земле в этом плане повезло, она находится внутри беспрыжкового пузыря, и врагу для атаки необходимо преодолеть путь для удара в обычном пространстве. Здесь же даже такая малая группа кораблей, как наша, способна держать в напряжении куда более многочисленные силы только за счет возможностей гиперпространства.
Лукашевич посмотрел на меня с прищуром:
– Маяк потушен, думаете, будут подкрепления?
– Мы многого не знаем о противнике, – пожал я плечами, – и вполне вероятно, что у него есть иные способы добраться сюда, кроме, как двигаться на сигнал маяка. Других причин отключать маяк и забивать помехами гипер я не вижу. Поэтому у нас минимум три-четыре дня. Считаю, что именно столько времени понадобится подкреплению, чтобы долететь от ближайших звезд, если, конечно, они там есть.
Кропотливая работа по выявлению дыр в орбитальной обороне продолжалась, а я задумался над последними своими словами. Если прибудут подкрепления противника, то вся эта операция будет бессмысленной. А без федерального флота выбить вражеский флот не выйдет, как и совершать высадку с неподавленной орбитальной обороной просто самоубийство. Поэтому если исходить из худшего сценария с окончательной потерей федеральных сил, то сейчас нам нужно убедить врага, что он столкнулся с довольно сильным противником, что, возможно, на какое-то время удержит его от ответных действий уже Солнечной системе.
Я медленно обошел висящее в воздухе изображение Оршу и остановился возле одной из станций с плазменным щитом. Затем развернулся и вывел перед собой дубликат модели планеты, чтобы не мешать Лукашевичу. Промотав время вперед, оценивая траектории движений соседних станций, криво ухмыльнулся и произнес:
– Кстати, о технологиях, как насчет…
Не успел я договорить, как наблюдавший за мной с выпученными глазами Туров перебил меня:
– Только не говори, что мы полезем туда.
Я повернулся к нему и с наигранным возмущением сказал:
– Ты же хотел, чтобы тебе указали цель, которую нужно взять штурмом. Так вот она! – Мой палец указал на орбитальный щит, который я рассматривал до этого. А затем, широко улыбнувшись добавил: – Но для начала нужно расчистить путь.
* * *
Тридцать четыре часа пятьдесят две минуты с начала операции. Окрестности планеты Оршу
Подготовка к авантюрной вылазке заняла почти сутки, за это время мы не прекращали пощипывать вражескую оборону, правда, увеличили интервал между выходами атакующих групп. И сейчас весь флот: как ударные силы, так и десантные транспорты, собрались в одной точке гиперпространства в ожидании команды на прыжок. Очень вдохновляющее зрелище: темные силуэты кораблей, на корпусах которых виднелся силуэт головы волка, и все это на кроваво-красном фоне с переливающимся черными пятнами и изредка вспыхивающими разрядами молний. Виртуальная командная среда перенесла нас в самый центр эскадры: на идеально круглой площадке я, Туров и Лукашевич осматривались, наслаждаясь последними секундами красоты перед бурей. И вот время истекло, а значит, пора начинать.
– Ну что, с Богом! – Я поочередно переводил взгляд на Турова и на Лукашевича.
Лукашевич с серьезным видом кивнул и исчез, а Туров улыбнулся краешками губ и хмыкнул, после чего тоже испарился.
Лукашевич сейчас будет командовать ударными силами, а Туров высадкой и, соответственно, десантом. На мне же остается общее командование и целым флотом вспомогательных кораблей, потому что в бой шли все, кроме кораблей харгов – ГеТок. Я слегка затемнил внешний фон, чтобы не отвлекал, и приказал:
– Открыть переход.
Впереди эскадры появилась искорка, которая развернулась в воронку. По другую сторону, словно через трубу, виднелся край планеты Оршу. Переход открылся со стороны южного полушария планеты, на высоте пятнадцати тысяч километров от поверхности. Именно в этой части орбитальной обороны противника находилась искомая цель. Поочередно, начиная с головы построения, корабли запускали маршевые двигатели и направлялись к воронке. Первыми выскочили два постановщика щита и сразу же начали отстрел контейнеров, формируя из пыли полусферу, обращенную выпуклой частью к планете. За ними вышли две торпедные платформы и, поднявшись за края щита, произвели полный залп. Так как высота нашей орбиты была выше, чем орбитальной обороны, то вражеские станции двигались по окружности быстрее, чем наша эскадра, поэтому первый удар был нанесен по вражеским щитам, которые уже отдалялись от нас. Такое решение было продиктовано тем, что для сближения с целью кораблям необходимо развернуться кормой по ходу движения и выполнить маневр торможения, а значит, отражать удары сзади будет затруднительно.
Пока вся эскадра выходила из гипера, двести торпед захватили цель и, пыхнув пламенем из сопел, умчались вперед. Разделившись на четыре части и рассредоточившись, каждая группа торпед двигалась к своей станции. Сейчас одновременно по нашей эскадре могли вести огонь десять станций, находящихся в данной области орбиты. Восемь из них имели мобильные силы, одну из двух оставшихся мы собирались уничтожить, а на одну высадиться, но давать возможность безнаказанно обстреливать нашу эскадру никто не собирался. Пока отстрелявшиеся платформы нырнули под щит для перезарядки, две полные торпедные платформы также вынырнули за край щита и запустили торпеды уже по станции, которые нас по орбите догоняют.
Наконец противник очнулся и открыл огонь, но вскоре полностью переключился на приближающиеся торпеды, а сгустки плазмы, запущенные по нашему скоплению кораблей, лишь оставили огненный росчерк в пылевом облаке щита. Образованные бреши тут же были заделаны новым пуском контейнеров. Но торпеды не имели щита, и поэтому вскоре прозвучал доклад об их потерях.
– Группа А – тридцать процентов потерь, группа В – десять процентов.
До станций, по которым был совершен первый залп, оставалось тридцать секунд подлетного времени, и вражеские корабли прикрытия, плюнув на безопасность, просто висели за пределами щита и вели огонь из всего арсенала, что у них был. Сгустки плазмы, снаряды орудий ближнего радиуса действия и противоракеты мчались навстречу торпедам. Но как показал анализ самой первой атаки и последующие, одна станция с прикрытием не способна выдержать одновременно пятьдесят торпед в одном залпе, поэтому я не сомневался в успехе удара. Но поумерить пыл кораблей прикрытия можно.
– По два лезвия из группы направить на корабли прикрытия.
Мой голос прозвучал тихо, но те, кому адресовался приказ, меня услышали.
Принудительный гормональный душ напрочь выключил у меня какие-либо эмоции, но я фиксировал эмоциональный фон экипажей, передаваемый псевдомозгом кораблей. И пока что все находились на взводе и предвкушении схватки, но был и страх, и безразличие.
После моего приказа офицеры оружейного поста запорхали руками над виртуальными консолями, и вскоре две торпеды в каждой из четырех групп начали отходить в сторону, чтобы своей детонацией не зацепить остальных. «Лезвие» – такое название получили торпеды, работающие на принципе гамма-лазера с ядерной накачкой. Их было по десять штук в группах, и двигались они позади стандартных торпед, так как способны наносить удар с расстояния.