(символизация, соответствия, художественный синтез, вдохновение, интуиция, эстетическое наслаждение), но и добавила к ним нечто принципиально новое — мысль о продолжении и завершении художником замысла Творца, во многом аналогичную представлениям русских религиозных мыслителей неохристианской ориентации конца XIX — первой половины XX в., начиная с Владимира Соловьева, и русских символистов XX в. о теургии как особом методе творчества в искусстве и созидания самой жизни по эстетическим законам при активном сотворчестве художника и божественной энергии; как своеобразном продолжении и завершении человеком незавершенного Богом творения мира. Оригинальность эстетических взглядов Клоделя сопряжена также с его идеей космизма в искусстве, а кроме того, с различением динамичного и статичного, объективного и субъективного символизма.
Люсьен-Леви Дюрмер.
Ева.
1896.
Частное собрание. Париж
Размышляя о художественном творчестве, Клодель делает акцент на вдохновении, воображении, интуиции, во многом противопоставляя их рациональному началу. В «Размышлениях и предложениях по поводу французской поэзии» (1925) он усматривает сущность поэтического акта в выражении как результате радости творчества, эстетического наслаждения; писать же ради познания — значит ограничиваться прозаическим описанием. В понятии «вдохновение» Клодель различает тройственный смысл: 1) призвание, данное поэту от природы; 2) «актуальное вдохновение» — самовозбуждение, результат сплава эмоционального всплеска, воли и интеллекта; 3) чистая поэзия, чуждая повседневности и практической пользе. Творческое вдохновение уподобляется молитве, направленной к чистой сущности вещей, Богу, хотя молитва как прямой путь к Всевышнему гораздо возвышеннее, доставляемое ею наслаждение выше эстетического, подчеркивает Клодель. В мире, состоящем из видимых и невидимых вещей, вера и духовность относятся к сфере невидимого, тогда как ареал видимого образуют разум, воображение и чувства. И если наука идет по материальному пути констатации, а не творчества, то миссия искусства и поэзии — из материального творить духовное. Истинное значение вещей постигается лишь в лоне всеобщей идеи, Универсума: «Чтобы бабочка просто взлетела, необходимо все небо целиком. Без представления о Солнце и звездах не понять и спрятавшейся в траве маргаритки».
Пьер Пюви де Шаванн.
Святая Женевьева, охраняющая спящий город.
Пантеон.
Париж
Задумываясь о преимуществах религиозной поэзии над светской, Клодель характеризует поэзию XVII и XVIII вв. как точное, остроумное и гармоничное выражение мыслей в духе пословиц и сентенций, импонирующих сельским жителям, а XIX столетие — как век подлинной поэзии, отмеченный талантом и гением ее творцов. Но то была поэзия без Бога и веры, что превратило ее в груду обломков: литературное бунтарство оказалось бесплодным, породило лишь дисгармонию; отчаяние, цинизм, нигилизм привели к негативным, неконструктивным в художественном отношении последствиям. Примеры этому Клодель усматривает в творчестве Ницше, Ибсена, Вагнера, Бодлера, Гиля.
В противоположность этой линии в литературе католическая поэзия обладает, по Клоделю, неоспоримыми преимуществами, связанными с ее символическим смыслом. Движитель религиозной поэзии — радость, песнь, восхваление жизни. Отвергая скептицизм и сомнения, она осмысленно стремится к благу, дает ясные ответы на все вопросы бытия. Ее стержень — моральный закон, противостоящий вседозволенности. Ведь последняя не предполагает борьбы, а значит и драматизма. Следование же христианским заповедям, моральному закону позволяет человеку почувствовать себя актером вечно новой драмы, созданной Богом, чей высший драматизм заключен в жертве, самопожертвовании.
В данном ключе символизм для Клоделя — это духовный путь, причастие. Идя своим собственным путем, он пришел к выводам, во многом близким основному пафосу русской теургической эстетики. Роль поэта — «извлечь из вещей их суть в чистом виде: это божьи творения, свидетельствующие о Боге» — его величии и великолепии. Делегировав художнику свои права — участвовать в творении, Бог «дал в человеке образ своей творческой деятельности — образ внятный, проистекающий из неиссякаемых источников жизни, исполненный радостью жизни и ее упорядоченностью, торжественным бракосочетанием с первопричиной, надевшей на него обручальное кольцо». Ответственность и привилегию художника Клодель видит в том, чтобы помогать творцу в сотворении все более гармоничного и духовного мира. В этом он следует Бодлеру, считавшему совершенствование художественной формы эстетическим соучастием, аналогичным божественному творению. Сходные идеи выдвигал Сен-Поль-Ру: «Поэт — продолжатель божественных деяний, поэзия — обновление стародавнего божественного промысла».
Поэт — не только певец гармонии творения, но и помощник Бога, его посланник в мире, чья миссия продлить и усовершенствовать творение. Творческий акт динамичен: поэт — не просто свидетель, он «актер (действующее лицо) в спектакле, выявляющий его смысл», подчеркивал Клодель. В этой связи он ратует за «динамический» (а не «статический») символизм, при котором между духовным миром и человеческими действиями есть синхронные соответствия (эта идея нашла воплощение в его драме «Золотая голова»). Клодель прослеживает семантическую цепочку «дух — дуновение — вдох»: «При каждом вдохе мир так же нов, как и при первом глотке воздуха, когда первый человек сделал первый вздох». Творческое вдохновение художника предстает у него результатом божественного дуновения, творческого духа Творца.
Ян Торн-Приккер.
Новобрачная.
1892.
Музей Крёллер-Мюллер.
Оттерло
Католический поэт и мыслитель дает оригинальную трактовку соотношения метафоры, художественного образа и символа. Настаивая на глубинной однородности материи и духа, аналогиях между ними, а также между человеком и Универсумом, Клодель подчеркивает, что их объединяет движение. Творение представляется ему огромной гармоничной картиной, совершенной по структуре и композиции, чей основной элемент — метафора. Задача поэта — постичь эти метафоры и с их помощью назвать, поименовать каждую вещь, т. е. вернуть ее на свое место в божественном лексиконе творения, и тем самым способствовать реализации божественного замысла. Связь между творцом и его творением Клодель и видит в том, что Бог поименовал вещи и придал им смысл — обозначать Бога. А поименовать вещь — значит отелеснить ее, сделать идею зримой, выявить соответствие вещи ее вечной идее; ведь слово для Клоделя — образ божественной реальности.
Концепция целостного видения мира, где видимое — образ невидимого, высшего — ключ к космологии Клоделя. Универсум для него — гигантская сеть метафор, сочетающихся по божественному плану, целостный образ и Слово, «всеобщая целостность»: все в мире существует по отношению к целому. Тогда весь Универсум предстает зеркалом Бога, свидетельством его величия.
Проблематика метафоры и образа увенчивается в эстетике Клоделя его концепцией художественного символа и символизма. Он различает не только субъективный, но и объективный, или первичный, художественный символизм, открывающий в искусстве космическое видение Универсума. Объективный, т. е. прирожденный, символизм Универсума дает человеку ключ к космическому видению мира. Долг поэта — выявлять это, просветляя людей, ведь поэзия для Клоделя — Божья благодать. Понятый таким образом космизм, или «истинный порядок», и отождествляется Клоделем с католицизмом, воплощением же божественного символа выступает католическая церковь.
Клодель усматривает в Универсуме две системы связей: горизонтальную (между вещами) и вертикальную (соотнесение образов вещей с их идеей, божественным архетипом). В вертикальной системе, по мысли Клоделя, Бог внедряет идеи в вещи посредством метафор — ведь он «создал человека по своему образу и подобию». Человек стал тем самым носителем субъективного образа Универсума в целом. Однако в такой трактовке «образ — не часть целого, а его символ»; в каждом образе заключен символ — «видимый аналог невидимой реальности». Символ проступает в образе, как королевский профиль на монете; «он подобен ключу, чья конфигурация позволяет ему поворачиваться в замочной скважине, так как все зубчики и бороздки соответствует язычку замка. Именно он — движущая сила, приводящая все в действие». Метафора же — это символ в действии. Задача поэта — расшифровать символическую лексику творения, узреть в «синтаксисе мира» отражение божественного порядка.
Библейской символикой воды, огня, земли проникнуты пьеса Клоделя «Атласный башмачок», стихотворения из сборников «Стихи изгнанника», «Пять больших од», «Corona benignitatis anni Dei», «Календарь святых», «Светлые лики». В «Атласном башмачке» вода символизирует сотворение мира и мистическое тело, всеобщую пищу; это и человеческая душа, капля, стремящаяся влиться в океан; это и кровь Христа, слезы Страстей Христовых, молоко благодати. Сжигающий и очищающий огонь — путеводная звезда, символ духа, света и любви. Огонь и вода в поэзии Клоделя соединяются: душа, очистившись, становится прозрачной, капля воды превращается в хрусталь или жемчужину — метафизическое зерно. И во всем мироздании разлита божественная музыкальность, воспетая им в стихотворении «Музыка»:
Акация струит молоко и луна чудит в садах. Пойдем, нам назначили свиданье на золотых прудах
В погоне за вчерашним сном,
от которого уцелело одно
созвучье из белых нот,
На плоском челноке восьмых и слеза —
достаточный гнет
Достаточно было замолчать и чтобы кто-то на море пел
И его сопровождали вразброс флейта и дульцимер
Нам и предстоит довершить
эту длинную фразу,
не находящую разрешенья
Нам и предстоит завершить укор,