и является, на мой взгляд, логическим завершением темы духа сюрреализма в искусстве. Существенно, что Худяков, понимая ненадежность электронных носителей, с которыми он постоянно работает в этом столетии, переводит все свои основные работы, которые в той или иной мере еще могут претендовать на название двумерной картины, на холст. При этом у него уже много и чисто виртуальных объемных подвижных, иногда интерактивных произведений, которые никак не могут быть переведены на материальную плоскость. Для нас существенно, что он перенес дух сюрреализма из плоскостной материально данной картины в виртуальную реальность. Сохраняется ли этот дух там — вопрос для меня пока остается открытым, но во многих его материализованных, то есть в конечном счете переведенных на холст дигитальных проектах, начиная с «Предстояния/Деисиса» (2004) (о нем я кратко писал в Апокалипсисе, кн. 2, с. 100–102), этот дух очевиден, хотя и имеет иную окраску, чем у классических сюрреалистов.
Здесь я хотел было сослаться на свой указанный текст из первого тома «Триалога» и написать что-то в его продолжение. Однако, исходя из того, что это письмо уже, вероятно, не только идет к вам, дорогие коллеги, знакомые с моим текстом, да и «Триалог-первый» у вас всегда под рукой, а мы готовим к публикации второй том в качестве совершенно самостоятельной книги, и ее потенциальные читатели вряд ли быстро смогут отыскать первый том, ставший библиографической редкостью, я хочу процитировать фрагменты того старого текста, за что и прошу снисхождения у моих соавторов. Дело в том, что там все было сказано достаточно точно, и пересказывать это своими словами в новом контексте вряд ли имеет смысл. Итак, пять лет назад я писал, размышляя о выставке Худякова 2010 года:
В чем я вижу ИНОЕ?
Еще одно примечание все-таки о тематике. Оно имеет прямое отношение к ИНОМУ. Центральное огромное полотно этой выставки называется «Апокалипсис. Ангел прилетел» (2010). И Ангел этот — огромное насекомое типа мухи или шершня с развернутыми на всю стену сетчатыми крыльями с замысловатым узором и огромными же зеркальными глазами, в которых отражается тот мир, куда он прилетел (именно виртуализированная Москва). Этот мир и изображен на всех остальных работах, представленных на выставке. Понятно, что мир виртуальный, но он же — и, конечно, образ мира будущего, мира стандартизованных клонов, роботов-андроидов, новых биотехнологически усовершенствованных сверхлюдей. В нем обитают два типа существ — то ли борются, то ли играют друг с другом — некие пластично-металлизированные манекены гуманоидов с признаками обоего пола, но по существу бесполые, и насекомоподобные монстрики и монстрищи из мушиной породы, соразмерные гуманоидам или их превышающие по размерам. И те и другие — типичные (я бы даже сказал — стандартные) продукты дигитально-компьютерной графики (нечто подобное мы нередко видим в западных фантастических фильмах об инопланетянах — вспомним одного из главных героев «Терминатора 2», который как бы «стекался» из бесформенной лужи расплавленного металла в металлическую обобщенно пластичную куклу-андроида).
Насекомоморфных Худяков ценит выше, чем гуманоидов. В его виртуальном мире они существа явно более высокого уровня развития, возможно даже божественного (Ангел с Всеотражающим Глазом из их породы). Структуры их сетчатых крыльев и глаз стали каким-то фрактальным инвариантом, визуально-дигитальным кирпичиком для сооружения всего виртуального мира. Они у истоков нового бытия, и черепа Новых Адама и Евы сплетены (как бы из проволоки) по типу плетения сетчатых каркасов крыльев мух или стрекоз, да и в форме имеют что-то от голов насекомых — какие-то выросты по сторонам скул и подбородка.
ИНОЕ, однако, не в этом.
Глубинный смысл «Апокалипсиса», нового Откровения от Худякова, заключается в том, что созданный им виртуальный мир как образ мира будущего внешне предельно эстетизирован. Это мир гламурно-глазированного эстетизма. Мир, яркий, математически строго выверенный, предельно симметричный во всех измерениях, безукоризненной структуры, кажется, оптимально функциональный, идеально пластичный, созданный с большой долей фантазии и выдумки, и внутренне абсолютно пустой.
Духовная, душевная, эмоциональная, даже телесная ПУСТОТА просто кричит из этой до тошноты гламурной цифры. Здесь визуализация красоты математики доведена до предела, и, оказывается, она есть визуальное выражение Пустоты, метафизической Пустоты // у сюрреалистов я видел совсем иную Пустоту, обладающую мощным креативным потенциалом. — Примечание В. Б. 22.10.15 // и абсолютного космического холода. За прекрасными дигитальными кожухами виртуального мира нет ничего: ни Духа, ни души, ни материи, ни человека уж тем более. Весь этот мир — абсолютный Симулякр. Его квинтэссенция. Абсолютная, гламурная Симуляция реальности. Вдруг открылось: за столь почитаемой ныне Цифрой — Пустота. Это действительно ИНОЕ.
Нормальному человеку хочется отсюда бежать сломя голову к Левитану //в то время в Третьяковке была открыта прекрасная ретроспективная выставка этого мастера. — В. Б. 22.10.15. //, упасть перед любым его пейзажем и радостно воскликнуть: «Слава Богу! Ты есть! И всё есть!»
В свое время я именно так, как пустоту, охарактеризовал русское искусство второй половины столетия (см.: Апокалипсис, книга 2, стр. 102–103) во многом под впечатлением и от «Деисиса» Худякова. Теперь, однако, он дал более масштабную футурологическую картину и искусства будущего (в виртуальной реальности), и самой жизни будущего (теперь уже нынешнего) века. И попал в точку.
Мы с Н. Б. последние годы как-то увлеклись перспективами открывающейся виртуалистики и не очень акцентируем внимание вот на этой ее стороне. ИНОГО как метафизической Пустоты. А ведь именно с ней столкнется (и уже сталкивается) человек в ярком гламурном виртуальном мире. Это очевидно.
И Худяков выливает здесь на нас хороший ушат холодной воды из своего виртуального мира. Очнитесь, мыслители-и-и-и-и…
Понятно, что сегодня компьютерная техника позволяет одеть голеньких металлизованных гуманоидов Худякова и чисто человеческой кожей, и любой одежонкой от модных кутюрье, но от этого они не станут глубже, душевнее, эмоциональнее. Общая атмосфера, может быть, слегка замаскируется под жизнь человеческую, но суть-то останется той же. Сейчас же по контрасту с нестерпимым гламуром (глаз просто изнемогает от приторной красивости математически выверенных форм и конструкций) абсолютных форм пустота виртуального мира, самих этих форм просто ужасает. При всей их идеальности они совершенно безжизненны, бездушны, бездуховны. Да и бесплотны еще.
А человечество активно и реально (на путях биотехнологий, генной инженерии, сопряжения человека с компьютером, в частности) движется в этом направлении. Сегодня уже почти никто и не возражает против этого: Ну, что поделаешь — таков закон безжалостной игры… Будем клонироваться и генетически улучшаться в сверхчеловеков или виртуальных гуманоидов…
Кажется, именно для пущей наглядности этого Худяков дал серию «Основной инстинкт» (вспомним Шарон Стоун в одноименном фильме), в которой представил вереницу компьютеризированных женских тел, лишенных какого-либо эротизма, и даже сами моменты изображения полового оргазма гуманоидами («Финиш», 2008), в которых нет никакого намека на что-либо человеческое. Сравнивая этот «Финиш» с аналогичными сюжетами искусства Культуры, например, с храмами Кхаджурахо, можно констатировать: Грустное будущее ожидает и человека, и искусство, судя по пророчествам Константина Худякова. Это действительно: Финиш!
Константин Худяков.
Иоанн.
2010.
Собрание автора
Константин Худяков.
Апокалипсис. Ангел прилетел-2. Фрагмент панели.
2010.
Собрание автора
Полагаю, что из этого текста уже понятно, какой аспект духа сюрреализма, как апокалиптического духа ИНОГО, являет нам дигитальное творчество большого мастера своего дела Константина Худякова. И этот аспект, пожалуй, пострашнее всех тех, о которых я говорил в этих пяти текстах о духе сюрреализма, начиная с предчувствия его некоторыми старыми мастерами и кончая самими сюрреалистами и примитивистами. Там, несмотря на иногда почти пугающую своей инаковостью инобытийность, мы чаще всего все-таки ощущали и глубинные метафизические преобразования бытия эсхатологического, позитивно преображенческого космоантропного характера. У Худякова за предельно гламурной, сладкой красивостью со сверхчеловеческой точностью проработанных форм и фигур зияет Абсолютная пустота Небытия, во всяком случае, в человеческом понимании. В этом лишний раз убедила меня и его большая выставка в Академии художеств 2012 года, которую мы смотрели вместе с Н. Б. и пришли к единому мнению. Дух его работ не изменился, хотя компьютерная технология вроде бы еще более усовершенствовалась.
С пугающей очевидностью дух сюрреализма этого типа ощущается в работах Худякова на христианскую тематику: «Предстояние/Деисис» (2004), «Иоанн» (2007–2010), «Тайная вечеря» (2007–2008). Особенно показательна в этом плане последняя вещь. На длинном столе (220 см), покрытом какой-то плотной тканью, покоятся в завязанных целлофановых пакетах с водой (кажется, замерзшей, ибо стол за пакетами покрыт вроде бы льдом и инеем) тринадцать гипсовых масок. Сравнение этой работы с уже рассмотренными мною во втором письме о духе сюрреализма картинами Леонардо да Винчи и Сальвадора Дали на этот сюжет только усиливает апокалиптический дух метафизической пустоты, явленный нам творчеством Худякова в целом и его «Тайной вечерей» особенно.
Константин Худяков.
Апокалипсис. Фрагмент.
2010.
Собрание автора
Константин Худяков.
Рождение Легенды-2.
2010
Константин Худяков.
Тайная вечеря. Фрагмент.
2007–2008.
Собрание автора
На этом я, пожалуй, завершу мой цикл писем о духе сюрреализма, ибо трудно себе представить, куда здесь еще можно ехать дальше Худякова. Финиш!