Вторая выставка — русских художников первой трети прошлого века из собрания каких-то американских коллекционеров русского происхождения. Здесь всё известные нам имена от бубнововалетцев до абстракционистов, кубо-футуристов и конструктивистов, но вещи тоже третьестепенные, не музейные, именно такие, которые и составляют основной фонд частных коллекционеров, взявшихся собирать начало века в его конце. Именно поэтому вещи, почти все нам неизвестные. Посмотреть интересно, но выставка организована в модном для современных музеев деляческом ключе. Не столько для ценителей искусства, сколько для дельцов и торгашей. И девиз выставки «Искусство — профессия» (что-то в этом духе, лень смотреть точно в Интернете) означает профессию дилера. Везде лозунги и цитаты собирателей, некоторых западных художников, самих торговцев картинами, прославляющие именно искусство дилеров как главных двигателей искусства. Деньги и торговля искусством, отчасти — коллекционирование, — вот основные стимулы для искусства.
Это первая выставка, организованная под эгидой уже нового директора музея, и она, видимо, призвана показать принципиально новую политику этого любимого мною музея. Грустно сие. Да и организована экспозиция очень кичево. Зритель проходит по зеркальному коридору, больше созерцая себя и себе подобных, чем сами произведения искусства. В общем, и наши музеи встают на позицию ориентации на крупный бизнес и развлечение публики, шоуизацию.
В этом плане показателен огромный проект Питера Гринуэя и дамы его сердца некой голландки Саскии Боддеке с претенциозным названием «Золотой век русского авангарда». Это огромная мультимедиа-инсталляция, развернутая во всем пространстве Манежа. На больших 18 экранах разворачивается некий калейдоскоп (быстрое мелькание) из множества (кажется, несколько тысяч! То есть больше посредственных и просто плохих работ, среди которых практически не видно и хороших-то) произведений русского авангарда и физиономий 12 молодых актеров, изображающих самих художников: Маяковского, чету Брик, Родченко, Лисицкого, Малевича, Кандинского, Ермолаеву (?), Мейерхольда, Эйзенштейна, Попову, Филонова. Они произносят (просто кричат) какие-то броские лозунги, выбранные из текстов этих художников, со всех экранов сразу: как правило, разные персонажи в одно и то же время. Создается какая-то звуковая и визуальная какофония, не имеющая отношения ни к русскому авангарду, ни даже к творчеству самого Гринуэя. Это, кстати, главный английский проект в программе года культуры «Россия-Великобритания». В общем, пост-культура во всей ее красе и угрожающей (даже просто здоровью реципиента) дигитально-электронной мощи.
Радует пока только небольшая выставка графики сюрреалистов из частных русских собраний в отделе личных коллекций ГМИИ. В Третьяковке (на Крымском), правда, открыта большая ретроспектива Головина. Думаю, она тоже может порадовать, но на ней еще не был. А вот сюрреалистов посмотрел с большим удовольствием. Там мелкие вещи всех крупных и известных нам мастеров. Как-то ухитрились набрать их уже наши новые русские коллекционеры. Это, конечно, значительно камернее, чем год назад виденное собрание Шарф-Герштенберга в Берлине, но вызвало близкие ассоциации и какую-то ностальгическую очередную вспышку потребности поговорить в нашем кругу о сюрреализме. Мы неоднократно приближались к этой теме, особенно ясно она высветилась в последние годы, когда мы все всерьез занялись символизмом, символизацией, мифологией, духом символизма. А он ведь как-то совершенно органично перетекает в дух сюрреализма. И мне кажется, что эта тема могла бы дать новый импульс нашим почти совсем уже затухшим беседам. Понятно, что я не собираюсь никому ничего навязывать. Более того, я и сам не уверен, что смогу что-то путное сказать на эту тему, хотя в свое время, как вы знаете, серьезно занимался сюрреализмом и написал ряд статей для нашего Лексикона нонклассики. Между тем чувствую, что что-то сущностное осталось еще не прописанным. Хотелось бы обдумать и обсудить это удивительное явление в искусстве на новом уровне. Феномен стоит того. Думаю, никто из вас не будет отрицать сего. Правда, настало ли время для такого разговора?..
Ну, это так. А главное, я хочу всем пожелать прекрасного настроения в эти весенние дни и новых радостей на путях духовно-эстетического опыта. Буду рад получить весточки от вас, дорогие друзья, любого содержания, на любую тему и вообще без всякой темы.
Ваш триаложный собрат В. Б.
Разговор ОдиннадцатыйО многомерности эстетического опыта
Макс Эрнст. Подснежники. 1929. Частное собрание. Базель.
Лукас Кранах Старший. Венера с амуром. 1531. Галерея Боргезе. Рим. Фрагмент.
Повсеместность эстетического опыта
(07.11.14)
Дорогой Владимир Владимирович,
с мая месяца мы не перекидывались духовно и душевно вдохновляющими и воодушевляющими посланиями, и я как-то заскучал и загрустил без Ваших писем. Все-таки многолетнее пребывание в ауре и пространстве взаимного дружеского эпистолярного общения очень сблизило нас, несмотря на некоторую ершистость каждого из собеседников. Обета молчания друг другу мы вроде бы не давали, поэтому я решил напомнить Вам о своем грешном существовании в надежде и от Вас получить дружескую весточку.
Ближайшим побуждающим поводом для этой эпистолы стала моя недавняя поездка в Вену. Мы оба с Вами любим этот город прежде всего за его прекрасный Kunsthistorisches Museum. А здесь я нечаянно узнал, что в Альбертине открылась большая выставка Миро, одного из моих любимых художников, ну и сорвался на уик-энд, на благо он на этот раз был у нас достаточно долгим. Я неоднократно бывал в Вене, и каждый раз получал от поездки большое эстетическое наслаждение и духовную подпитку. Так было и на этот раз. Погода способствовала спокойному эстетствованию, как в пространстве самого города, так и в музеях и на выставках. Выставка Миро ретроспективна, освещает весь творческий путь мастера от ранних испанских работ до самых поздних. Многие из них мне известны. Я видел их и в Барселоне, и на Майорке, и в крупных музеях мира, да есть и дома хорошие монографии о нем, но целостная ретроспектива подлинников крупного мастера всегда производит все-таки очень сильное впечатление и доставляет подлинную радость, на что никакие монографии, естественно, претендовать не могут.
В. В. на выставке Хуана Миро.
Альбертина.
Вена. 2014
Пожить, погрузившись в созерцание, в пространстве этой выставки мне было особенно интересно и в свете того, что в прошлом году удалось, как я писал Вам тогда, изучить и подобную выставку (правда, несколько меньшего масштаба) Сальвадора Дали в Мадриде. Две выставки крупнейших и во всем разных сюрреалистов опять заставляют меня задуматься над проблемой духа сюрреализма, который хорошо ощущается в творчестве крупных (и не только) сюрреалистов, но практически не поддается вербализации. А хотелось бы как-то ухватить его и вытащить хотя бы частично в словесное пространство. Однако не в этом письме, конечно, ибо здесь можно погрузиться в такие графоманские дебри, из которых потом не выберешься.
Густав Климт.
Враждебные силы.
Фрагмент Бетховенского фриза.
1902.
Сецессион. Вена
Вспомнилась мне и моя давняя идея, которую не удалось до конца воплотить. Перед моей первой поездкой в Мадрид на международный эстетический конгресс в 1992 году у меня возникла интересная мысль о шести крупнейших живописцах XX века, которые привели живопись к завершению: трех русских и трех испанцах, т. е. пришедших в искусство с двух флангов Европы (восточного и западного) и покоривших весь мир. Вы понимаете, конечно, о ком речь: Кандинский, Малевич, Шагал и Пикассо, Миро, Дали. Я написал тогда даже небольшую брошюру на эту тему, в которой усматривал и некоторые параллели-противоположности развития искусства в России и Испании (от Феофана Грека и Эль Греко, соответственно), приведшие к появлению этих титанов, но издать ее не удалось. Где-то пылится в архиве. По-моему, даже в «Апокалипсис» эти мотивы не попали, хотя входившие в ту брошюру пост-адеквации оказались уместными в этой книге. Я и до сих пор убежден, что эта шестерка — самые значительные фигуры в искусстве XX века. Хотя рядом с ними, но рангом несколько более низким (в художественном отношении, по эстетическому качеству), мы знаем немало и других крупных художников. Однако шестерка — знаковые фигуры. Они во многом довели живопись до ее верхнего предела в плане живописно-художественной выразительности и этим фактически завершили ее. Некоторые из них, как тот же Миро, просто заявляли, что хотят убить живопись. Миро, к счастью, не сумел убить ее в своем творчестве, будучи гениальным мастером цветоформы, но существенно способствовал этому, как и вся шестерка в целом. Их ближайшие последователи довели дело до логического конца. Хотелось бы вернуться когда-то к этой теме теперь, когда все основные работы этих художников я видел и изучил в оригинале, да хватит ли сил и времени? Всё уходит… Увы…
Густав Климт.
Этот поцелуй всему миру.
Фрагмент Бетховенского фриза.
1902.
Сецессион. Вена
В Музее истории искусства оказалась небольшая, но приятная выставка Веласкеса, не самого моего любимого художника, но бесспорно сильного и интересного. Его серо-розово-жемчужные цвета и тона завораживают любителя живописи. Выставка собрана в основном из венских работ (их оказалось больше, чем я как-то привык думать) и ряда крупных вещей, привезенных из Прадо, Лондона, других больших собраний. Понятно, что в этом музее меня больше влекут давно полюбившиеся полотна Рафаэля, Тициана, Тинторетто, Рогира, Кранаха, Брейгеля, как и некоторые другие, у которых я и на этот раз провел немало времени в блаженном созерцании. Сама атмосфера этого музея, пребывание в его уютных залах настолько располагает к духовно-эстетическому парению, пиршеству духа, что приятно и радостно просто предаться безмятежному сидению в каком-нибудь зале и погружению в общую музейную ауру искусства старых мастеров. Знаю, что Вам это хорошо знакомо. В отличие от моего прошлого посещения Вены несколько лет назад (лето 11-го, есть описание поездки в «Триалоге»), когда в залы со старыми мастерами были внедрены огромные режущие глаз фиолетовые полотна Яна Фабра, на этот раз они были практически свободны от вторжения пост-культурной инородности. Я говорю