В Пеладане меня привлекает его стремление создать гармонический синтез современного искусства (имею в виду искусство конца XIX в.), религии (в католическом варианте) и оккультной традиции, переживавшей тогда во Франции род своеобразного ренессанса. Все три вышеперечисленных компонента можно представить и в других формах (если вспомнить, например, Флоренского, имевшего много общего с Пеладаном; можно было бы cum grano salis назвать Флоренского «православным Пеладаном»). Но наиболее существенным (и проблематическим) в Пеладане мне кажутся его оккультные интересы, в потенции несущие возможность возведения искусства на принципиально новую (мистериальную) ступень.
Сейчас я как раз читаю любопытную книгу Роберта Пинкус-Виттена (Robert Pincus-Witten) «Occult Symbolism in France. Josephin Peladan and the Salons de la RoseßCroix» (NY&London, 1976). Эта докторская диссертация меня мало удовлетворяет, но сама постановка проблемы соотношения оккультизма и искусства заслуживает внимания. Из этой книги я почерпнул и кое-какие цитаты из малодоступных источников. Вообще говоря, занимаясь Пеладаном, сталкиваюсь с большими трудностями в поисках его трудов и проникаюсь благородной завистью к Вам, изучившей «практически все его труды по эстетике (и не только)». В Париже я безуспешно искал труды Пеладана в книжных магазинах. В немецких и вовсе бесполезно спрашивать. Есть, правда, общегерманский антиквариат в Интернете (www.zvab.com), дающий сведения об интересующей вас книге во всех букинистических магазинах ФРГ, но и он принес мне мало радости. Скромные результаты дало и обращение к каталогу берлинской Национальной библиотеки. А какими изданиями пользуетесь Вы, если не секрет? Имеются ли современные издания теоретических трудов Пеладана? Был бы глубоко благодарен за библиографическую справку!
Посылаю Вам это краткое письмецо как спонтанную реакцию на Вашу интереснейшую статью-эпистолу, которая, надеюсь, станет поводом для углубления нашей дискуссии о проблемах символизма и синтетизма.
С чувством радостной признательности
Ваш В. И.
(18.05.15)
Дорогой Владимир Владимирович!
Искренне рада Вашей позитивной и заинтересованной реакции на мое письмо. Как Вы знаете, я уже несколько лет серьезно занимаюсь эстетикой французского символизма, и все это время меня интриговала стоящая несколько особняком личность Сара Пеладана, этого эстета и мистика, известного своим экстравагантным поведением. И вот, наконец, после написания ряда статей об эстетических взглядах центральных фигур франко-бельгийского символизма, ровно год назад я отправилась в РГБ в надежде обнаружить в каталоге пеладановские труды. Каково же было мое изумление, когда ни там, ни в межбиблиотечном абонементе не оказалось ни одной (!) книги Пеладана, переведенной на русский язык (а, как Вы хорошо знаете, других французских символистов переводили лучшие наши поэты начала XX века — В. Брюсов, А. Блок и другие), ни одной русскоязычной работы о нем (впрочем, и иноязычных оказалось крайне мало). А ведь Пеладан создал огромный корпус трудов философско-эстетического и мистического плана, а также романов и пьес. На французском же, мне, к счастью, удалось получить его наиболее важные в эстетическом плане книги, такие как «Введение в эстетику», «Как становятся Художником. Эстетика», «О художественном чувстве», «Учение Данте», «Леонардо да Винчи. Книга о живописи. Новый перевод по Кодексу Ватикана с постоянным комментарием Пеладана», «Упадок эстетики. Ответ Толстому», а также ряд его литературный произведений. Другие же труды художественно-эстетического свойства, скажем, его «Салоны», я купила по Интернету или просто нашла в нем.
Сейчас на основе кропотливого и неспешного анализа всех этих материалов я пишу довольно объемную работу под названием «„Демон“ французского символизма. Мистико-эстетические взгляды Жозефена Пеладана». Так что посланный Вам фрагмент — лишь небольшая часть этой работы. Целиком же она войдет, как я надеюсь, в будущую книгу, посвященную эстетике символизма.
Занятия Пеладаном, перемежавшиеся, как Вы понимаете, другими научными, педагогическими и личными делами, меня отнюдь не разочаровали, а лишь скорректировали мои первоначальные представления о нем, глубже вовлекли в творческий мир этой неординарной личности. И крайне противоречивой в том, что касается метафизики искусства. Мне представляется, что мистицизм в эстетической доктрине этой многогранного и интересного автора не самое главное, это своего рода ореол, окружающий ее ядро: по своей сути Пеладан — символистски окрашенный приверженец классики и даже, как выясняется, классицизма.
С наилучшими пожеланиями Н. М.
О новой русской прозе
(20.05.15)
Дорогой Владимир Владимирович,
в ожидании Вашего письма о последних выставках в Европе я обнаружил почему-то не отправленное Вам мое письмишко о недавно прочитанных книгах. Исправляю эту оплошность и пересылаю его сейчас исключительно в информативном порядке. Н. Б. я отправил его сразу, надеясь на ее реакцию, ибо она следит, в отличие от меня, за всем наиболее интересным в мире искусства и литературы.
Also.
(03.05.15)
Дорогие коллеги,
собрался на досуге, которого вообще-то очень мало, увы, даже в моем почтенном возрасте, прочитать несколько книг наших новейших, но уже хорошо известных и именитых в литературных кругах писателей. Первым попался мне давно нашумевший и отшумевший, получивший всякие литпремии роман Михаила Шишкина «Венерин волос» (2004). Давно не читал отечественной беллетристики, хотя вру, кое-что незначительное, вроде Пелевина, читал на сон грядущий и настолько не был вдохновлен, что и строчки написать об этом не захотелось. Потянуло посмотреть, что же у нас сейчас пишут и за что дают премии по литературе.
Увы, особого впечатления Шишкин не произвел. Читается неплохо, нормальный русский язык. По стилистике умеренно постмодернистский текст. Несколько сюжетных линий (хотя впрямую никакого романного сюжета в классическом смысле нет — ряд новелл переплетаются на протяжении всего текста между собой). Одна — явно автобиографическая — линия толмача — переводчика в швейцарском центре по приему беженцев (надо думать, 90-е гг. прошлого века). Другая — воспроизведение жизни некой русской певицы из Ростова Изабель в форме ее дневников, полубредовых воспоминаний (в старости) и т. п., в основу чего легла вроде бы жизнь Изабеллы Юрьевой, пластинки которой толмач слышал ребенком. Все это перемежается иногда какими-то сценками, навеянными «Анабасисом» Ксенофонта, текстами Св. Писания и т. п. Автор по примеру всех постмодернистов прошлого века стремится блеснуть эрудицией — знанием множества терминов и имен из разных времен и народов, за которыми сегодня далеко не надо ходить — все под рукой — в Интернете.
Название «Венерин волос» встречается в книге на самых последних страницах в полубредовых предсмертных воспоминаниях Изабель, которая находит эту траву (из рода папоротников, у нас — комнатное растение) где-то под стенами Пантеона в Риме и почитает ее за бога богов, главного бога жизни, символизирующего любовь. «Травка-муравка из рода адиантум. Венерин волос. Бог жизни. Чуть шевелится от ветра. Будто кивает, да-да, так и есть: это мой храм, моя земля, мой ветер, моя жизнь. Трава трав. Росла здесь до вашего Вечного города и буду расти после».
Соответственно и главная тема книги — любовь, как правило, несостоявшаяся, какая-то фрагментарная, обрывочная, что в целом традиционно для всей постмодернистской литературы прошлого века. Любовь — в мечтах, снах и грезах девочки, девушки, женщины, старушки… Отчасти и в отношениях толмача с некой дамой сердца (Изольда) в пространствах современного Рима и Италии.
Однако… Все вроде бы и так, и вроде бы читабельно, но менталитет, внутренний склад писателя чем-то не устраивают меня. Он вроде бы много знает, много понимает, умеет десятками страниц закручивать мносмысленные абсурдинчики, но в целом получается какой-то анемичный, даже я бы сказал, обывательский текст. Чтиво для современных псевдоинтеллектуалов, для «образованцев», как именовал их Солженицын. Нет в нем той глубинной силы переживания, с какой писали еще многие русские писатели второй половины XX века (и все деревенщики, и Паустовский — более раннее поколение — и Трифонов, и Некрасов, и Айтматов, да и немало других). Интересно, что и наша история XX века, так живо и глубоко переживавшаяся нашими писателями и моим поколением их читателей, уже мало интересует современного автора, к тому же давно эмигрировавшего из России и живущего отнюдь не ее интересами. Основная жизнь главной героини проходит в период Первой мировой войны и революции, послереволюционной разрухи, Гражданской войны, но и героиню все это мало затрагивает, и автора книги тем более. То же самое можно сказать и о 90-х гг., когда автор еще жил в России, многое знал и видел, но убежал от этого в швейцарский рай и все сразу забыл. Да и в «раю» его мало что привлекает. И ничто особо не трогает. Ему доступны все духовные и культурные ценности Запада, но его менталитет — это менталитет европейского чиновника низшего ранга — толмача; офисного планктона. И интересы, соответственно, его же. Автор умело строит легкий постмодернистский текст, хорошо зная правила его построения. Не более того. Читать можно, но нужно ли? Я, вот, прочитал…
Затем взялся с налету за новый роман Захара Прилепина «Обитель» (ACT, 2014) и прочитал не без удовольствия. Это добротный, самый настоящий роман (не только по названию, как у многих постмодернистов типа Шишкина), продолжающий традиции лучших наших романов 60–70-х годов прошлого века, да и русского романа в целом. Больше всего порадовал хороший русский язык Прилепина, отличающийся яркой образностью, незатертой метафоричностью, своеобразной пластикой. Это в подлинном смысле слова