Сальвадор Дали.
Автосодомия невинной девушки.
1954.
Собрание «Плейбоя».
Лос-Анджелес
Сальвадор Дали.
Leda atomica.
1949.
Театр-музей Дали.
Фигерас
В этом небольшом полотне — в какой-то мере являющимся еще одним художественным символом и credo всего многомерного творчества испанского визионера — эротизм, мифологизм и мистицизм его сознания материализовались в прекрасном образе Леды (прообразом которой стала, как и во многих других полотнах, его муза Гала), парящей вместе со всеми остальными материальными предметами в инобытийном пространстве, лишенном гравитации. Подобным безгравитационным мистицизмом дышит и другое знаменитое полотно Дали «Мадонна Порт-Льигата» (1950, Минами-музей, Токио). Сама Мадонна, Божественный Младенец, подобие престола, на котором она должна восседать, фрагменты арок, долженствующих символизировать какую-то архитектуру, и множество мелких предметов, явно наделенных определенной символикой, парят в далианском инобытийном пространстве, дышащем духом сюрреализма.
Сальвадор Дали.
Мадонна Порт-Льигата.
1950.
Музей Минами.
Токио
И здесь, и в «Леде», и в ряде других полотен на христианскую тематику (на чем я хотел бы еще остановиться далее) особенно, Дали очень удачно создает мистическую безгравитационную среду, опираясь на популярные знания ядерно-молекулярной физики, что он и сам активно демонстрирует в своих текстах и многих полотнах, и сочетая это со своим пустынным сюрреалистическим пейзажем. В данном полотне фрагменты архитектурной кулисы ненавязчиво напоминают образ обычного магнита, который вроде бы и создает особое антигравитационное поле с парящими в нем телами и предметами. Умелое манипулирование последними на его время знаниями в области квантовой механики и традиционным мифологическим мистицизмом, удачно осуществленное чисто художественными средствами живописи, где виртуозная иллюзорная техника играет важнейшую роль и способствует созданию духа сюрреализма во многих работах Дали.
Между тем я несколько забежал вперед. Прежде чем переходить к христианскому мистицизму испанского сюрреалиста, я хотел бы остановиться на одной небольшой, но яркой и выразительной картине, наиболее полно концентрирующей далианский дух мифологизма, или, точнее, мифологический аспект духа сюрреализма в принципе. Это «Апофеоз Гомера» (1944–1945) из Мюнхена.
В виртуальных скобках хочу, кстати, отметить, да это вам и так известно, что существует огромная литература, и искусствоведческая, и психоаналитическая, в которой все творчество Дали рассматривается исключительно с позиций вульгарно понятого психоанализа, которым он серьезно увлекался и сам об этом нередко писал. В частности, и сущность данной работы один из подобных вульгаризаторов искусства видит в следующем: 1. Импотенция Сальвадора Дали. 2. Амбивалентное отношение к женщине в виде страсти и страха, смешанного с ненавистью. 3. Осознание положения «заключенного» в союзе с Галой и последующий депрессивный фон жизни. 4. Осознание собственной бесплодности в детородном смысле. 5. Непреодолимое влечение к своей матери.
К чести Дали нужно сказать, что, увлекаясь психоанализом и, в частности, «Толкованием сновидений» Фрейда, сознательно вводя в свои произведения многие сексуальные (по Фрейду) символы и просто фаллические и другие чувственные образы и элементы человеческого тела, он своим могучим художественным гением переплавил все их, как и множество других визуальных элементов, заимствованных из видимой действительности, в совершенно иное художественное качество, в уникальные художественные пространства преображенного инобытия, наполненного духом сюрреализма.
Именно это можно сказать и об «Апофеозе Гомера» (иногда эта картина в скобках называется и «Дневной сон Гала»). Картина пронизана эротическими энергиями, но это отнюдь не убого понимаемые примитивные энергии либидозного фрейдистского типа. В ней разлита энергия мощного античного Эроса, который является основой жизни и всего космического бытия с древнейших времен до наших дней. Им пронизаны и прекрасное тело спящей обнаженной женщины на правом переднем плане картины, и удивительный, с сумасшедшей далианской фантазией выполненный бюст бога Эрота над ней, выражающий самую суть эрогенного бытия Универсума, и рвущаяся ввысь из моря на дальнем плане тройка бешеных коней, несущая парящую над ними и возком-раковиной вакхическую Афродиту. И даже слегка рушащийся и оплывающий одновременно древний бюст (полускульптурный, полуплотский — из живой плоти) самого Гомера на переднем плане слева, подпираемый традиционным костылем-подпоркой (визуальным символом рушащегося тварного мира у Дали), свидетельствует о бесконечном нарождении новой жизни. Из его рта, как из вульвы, обрамленной своеобразной растительностью, выглядывает лицо юной женщины, хотя еще и со страдальческим (роды как-никак, хотя и вечно длящиеся с гомеровских времен) выражением, но уже с успокоенным профилем на отбрасываемой им (лицом) тени.
Сальвадор Дали.
Апофеоз Гомера.
1944–1945.
Пинакотека современного искусства.
Мюнхен
Обломок древнего камня с круглой печатью и надписью на архаическом языке руническими знаками на самом первом плане картины как бы навечно закрепляет инобытийный триумф многоликого античного Эроса, берущего начало прежде всего от Гомера (его спящей Елены, вакхической Афродиты и бесконечного круговорота вещей и явлений в метаморфозах эрогенного мифического бытия).
Тем, кто привык толковать большинство работ Дали исключительно в духе либидозно-фрейдистской символики, я мог бы сказать еще и следующее. Конечно, Дали сам дал для этого мощный повод, гениально спровоцировал будущих герменевтов, пуская их, как я убежден, по ложному следу (и это все в духе его гениального юродствования). Да, он увлекался фрейдизмом, почитал самого Фрейда и почти держал его «Толкования сновидений» у себя под подушкой вместо Библии. Немало времени, как известно, он посвятил, например, осмыслению известной картины французского реалиста и предшественника импрессионистов Жана Франсуа Милле «Анжелюс» («Вечерняя молитва») вроде бы во фрейдистском духе. С 30-х по 60-е годы он создал немало парафраз этой картины в своем далианском духе и даже опубликовал книгу «Трагический миф „Анжелюс“ Милле», зафиксировав вербально свою якобы (как пишут исследователи) фрейдистскую интерпретацию этой картины. // К сожалению, эта книга мне пока недоступна. Поэтому на нее я никак не ссылаюсь. Если кому-то из вас, коллеги, доступен этот текст — полагаю, что он не очень велик, — подошлите. Буду рад с ним ознакомиться. // Особенно интересно его название, ибо, судя по известным мне картинам из этого цикла, Дали действительно создал новый сюрреалистический миф с трагической — я бы даже дал более сильный термин, но позже — окраской на тему вроде бы мало заметной картины Милле.
Сальвадор Дали.
Апофеоз Гомера.
1944–1945. Фрагменты.
Пинакотека современного искусства.
Мюнхен
Жана Франсуа Милле.
«Анжелюс» («Вечерняя молитва»).
1857–1859.
Музей Орсэ.
Париж
Вы, конечно, помните, что на картине французского мастера изображены молодые крестьяне, вероятно, муж и жена, которых вечернее богослужение застало в поле за работой. Вдали на горизонте виднеется деревенская церквушка на фоне красивого послезакатного, почти в импрессионистском духе написанного неба. Крестьяне, слыша, видимо, колокольный звон, преклонили головы в безмолвной молитве. Рядом на земле вилы для выкапывания картофеля, корзина с картофелем, одноколесная тачка для транспортировки собранного урожая. Прекрасное полотно, пронизанное подлинным высоким молитвенным настроением, объединяющим в единое целое людей, землю, ее плоды, небо и все, созданное человеком (деревушка на горизонте).
Сальвадор Дали.
Анжел юс.
Версия 1932.
Частное собрание.
Медон
Что побудило изощренную фантазию сюрреалиста зацепиться именно за эту картину, трудно сказать. Думаю, что и сам художник не дал бы точный ответ на этот вопрос. Так работает параноидально-критическое сюр-сознание. Однако!
Дали, в течение 30 лет создав немало работ по мотивам этой картины, т. е. занимаясь ее художественным изучением и толкованием, далеко ушел и от непосредственной темы Милле (обычной вечерней молитвы крестьян), и от примитивно понимаемого (в том числе и им самим на уровне ratio) фрейдизма. Я назову только несколько наиболее сильных и значимых работ этой серии, которые видел в оригинале, в том числе и совсем недавно на мадридской ретроспективе художника. «Анжелюс» (версия 1932), «Spectre de I'Angelus» («Призрак Анжелюса») (версия 1934), «Angelus architectonique de Millet» («Архитектонический Анжелюс Милле») (1933), «Архелогические реминисценции „Анжелюс“ Милле» (1933–1935), «Un couple aux têtes pleines de nuages» («Пара, витающая в облаках») (1936). При особом желании и немалых мыслительных герменевтических усилиях эти работы можно, конечно, истолковать в вульгарно-фрейдистском духе. Однако даже если сам мастер при создании их имел в своем сознании именно этот смысл, то могучее (повторю — гениальное) творческое подсознание великого художника переплавило его в более глубокий, сублимировало (использую правильный термин того же Фрейда, в его изначальном смысле — от sublîme — возвышенное) его до уровня некоего вселенского мистического эроса и не только (!).
Убежден, что именно высокая молитвенная атмосфера и красота полотна Милле поразили глубинные сверхсознательные уровни души Дали и потребовали от него в духе своего времени переосмыслить традиционное понимание картины в своих многочисленных парафразах, среди которых, кстати, изредка встречаются и зарисовки чисто сексуально-эротического характера, но их, по-моему, немного, и они малоинтересны. И не они, конечно, вошли в «золотой фонд» Дали, но именно перечисленные мною здесь работы. Более того, своими полотнами и, возможно, упомянутой книжкой Дали привлек особое внимание к картине Милле, чем оказал ему и его памяти неоценимую услугу. В ряду многих полотен Милле ее можно было и не заметить, если бы не такой маниакальный интерес к ней Дали.