– Да, сын мой, какая разница! Ты просто хочешь спасти мою жизнь, пожертвовав своей.
Лантене побледнел.
– Отец, – наконец выдавил он из себя, – есть еще одно средство.
– Какое?
Лвнтене вложил кинжал в руку Доле.
– Вот, – быстро проговорил он. – Я позову, дверь откроют. Мы выйдем вместе, убивая каждого, кто посмеет помешать нашему бегству. Снаружи, перед главным выходом, нас ждет Манфред с двумя десятками решившихся на всё головорезов. Мы закричим. Они услышат нас и бросятся к воротам… Мы обо всём договорились на тот случай, если вы откажетесь выйти один…
– Это средство мне кажется более разумным, – хладнокровно сказал Доле. – Обними меня, сын мой.
Лантене и Доле крепко обнялись. Потом Доле, держа в руке кинжал, спросил:
– Ты готов, сын мой?
– Готов, отец!
– Хорошо! Зови!
Лантене решительно пошел к двери и со всех сил ударил по ней кулаком.
– Ко мне! Ко мне! – закричал он.
Сразу же в коридоре послышались шаги.
– Внимание! – предупредил Лантене.
Дверь резко открылась. У порога камеры стояли пять или шесть стражников.
– Дорогу! – взревел Лантене, бросившийся вперед с кинжалом в руке.
Доле прыгнул за ним.
– Стой! Стой! – орали тюремщики.
Но Доле и Лантене, воспользовавшись замешательством, на несколько мгновений парализовавшим солдат, уже бежали по коридору.
У Лантене быа хорошая память. То, что однажды запечатлелось в его голове, оставалось там навсегда. Путь, пройденный им рядом с Жилем ле Маю, в мельчайших деталях всплыл в его памяти. Сомнений в выборе дороги у него не было. Не прошло и двух минут, как он, в сопровождении Доле и мчавшейся в отдалении и кричащей толпы тюремщиков, оказался в большом вестибюле, примыкавшем к воротам тюрьмы.
Слева от ворот располагалась кордегардия. Там находились в полной готовности два десятка солдат.
Доле и Лантене бросились к воротам.
Солдаты выступили толпой и преградили им дорогу скрещенными алебардами. Появился испуганный, бледный, дрожащий Жиль Маю.
– Ваше преподобие… Ваше преподобие, – бормотал он.
– На помощь, Манфред! – закричал Лантене.
Вслед за этим криком на улице, у ворот тюрьмы, началось что-то странное. Люди с недобрыми лицами бросились к воротам. Во главе этой группы мчался Манфред со своей длинной шпагой в руке.
– Бей! Грабь! Убивай! – кричал он.
В этот момент на улицу рысью вылетел большой конный отряд. Во главе отряда мчался главный прево.
XLIX. Каприз Франциска I
Накануне этого дня, ночью, происходило нечто, о чем мы не можем умолчать.
В течение нескольких дней, особенно после того дня, когда Монтгомери арестовал Трибуле, чтобы вести его в Бастилию (по меньшей мере в соответствии с рапортом, который капитан подал королю, а мы знаем, насколько правдив был этот рапорт) – словом, в течение нескольких дней его величество выглядел мрачнее обычного. Причиной такого состояния было отсутствие новостей о Жилет, получить которые тщетно старался Монклар.
Главный прево сначала намеревался выбить из мадемуазель де Сент-Альбан всё, что она знает о похищении герцогини де Фонтенбло. В глубине души он знал, какой ответ даст ему старая придворная дама. Но ему надо было получить этот ответ официально, чтобы открыто обвинить герцогиню д’Этамп.
Итак Монклар отправился в Бастилию, чтобы «допросить» мадемуазель де Сент-Альбан.
То ли комендант тюрьмы пожалел бедную женщину, немножко чокнутую, но совсем не злую, то ли то было влияние колдовских чар, но мадемуазель де Сент-Альбан была помещена в очень удобную камеру, меблированную кроватью (настоящей кроватью!), столом и креслом.
Более того, узница получила разрешение заказывать еду на воле, как и кондитерские изделия, которые она обожала. И добрая старушка проводила время в поедании конфет и в ожидании скорого освобождения, а оно не могло затянуться надолго, по уверениям мадам герцогини д’Этамп.
Утром того самого дня, когда месье де Монклар решил «попытать» старую женщину, в камеру внесли корзину с фруктами. А так как комендант раз и навсегда отдал приказ тотчас же пропускать любую еду, какая может понравиться мадемуазель де Сент-Альбан, корзина была немедленно принесена узнице.
Главный прево прибыл в Бастилию точно в полдень и объявил коменданту, что намерен немножко допросить мадемуазель де Сент-Альбан.
– Бедная женщина! – пробормотал комендант.
Но сразу же добавил:
– Распоряжайтесь мною, месье граф. Сейчас настало время трапезы мадемуазель де Сент-Альбан. Сомневаюсь, что она будет довольна вашей добавкой к ее блюдам.
После таких слов комендант отдал приказ о приведении в порядок камеры пыток.
Немедленно вызвали специально прикомандированного к Бастилии палача, и он, насвистывая охотничьи сигналы, принялся разжигать огонь.
Тем временем комендант проводил месье де Монклара до камеры узницы.
– Если она захочет говорить сразу, – произнес комендант, бывший своеобразным филантропом, – это убережет ее от необходимости спускаться в камеру пыток. Камера находится в подземелье, и там довольно сыро.
Главный прево наклонил голову, не изволив улыбнуться, что разом заморозило красноречие коменданта. Открыли дверь камеры. Мадемуазель де Сент-Альбан сидела за столом и даже не подняла головы, когда дверь открылась.
– Спит после обеда! – решил комендант.
Он тронул пожилую даму за плечо. Мадемуазель де Сент-Альбан не шевельнулась. Тогда комендант склонился к ней и внимательно посмотрел на узницу. Тут он вскрикнул.
Лицо мадемуазель де Сень-Альбан было белее воска.
– Врача! Скорее! – распорядился он. – Несчастная умирает.
Тогда и Монклар склонился над узницей.
Потом он выпрямился и с холодным металлом в голосе произнес:
– Бесполезно! Мадемуазель де Сент-Альбан мертва…
– Мертва! – глухо отозвался комендант, испуганный внезапно пришедшей мыслью, что его могут сделать ответственным за эту смерть.
– Да, – все так же флегматично процедил Монклар, – она мертва, и пойдемте отсюда… Допрос закончен.
Главный прево безо всякого интереса взглянул на стол. Он заметил корзину с фруктами, и странная улыбка появилась на его тонких губах.
– Какое несчастье! – причитал комендант. – Поверьте, господин главный прево, всё было сделано наилучшим образом, чтобы узница как можно меньше страдала.
– Вот и прекрасные плоды! – строго сказал Монклар, указывая на корзину, стоявшую на столе.
Комендант впился глазами в главного прево, но лицо Монклара было непроницаемым.
– Когда это принесли? – спросил Монклар, указывая на корзину с фруктами.
– Сегодня утром, – сказал один из стражников. – Я был на посту, когда передали корзину.
– И кто ее принес?
– Один молодой человек.
– Смуглый? Взгляд исподлобья? Волосы черны?
– Это его признаки, монсеньер.
«Тит! – определил Монклар. – Ах, мадам д’Этамп! Да с подобным секретом я смогу отвести вас куда захочу!».
Вслух же он проговорил:
– А этот молодой человек не говорил, от кого он принес фрукты для мадемуазель де Сент-Альбан?
– Нет, монсеньор. Он просто передал корзину.
– Никто не ел этих фруктов?
– Нет, монсеньер.
– Месье комендант, – сказал Монклар, – настойчиво рекомендую вам не пробовать этих фруктов.
– Господин граф, – промямлил комендант, – вы полагаете, что…
– Цыц! Я ничего не полагаю, я просто советую вам ликвидировать эти фрукты.
– Отнесите корзину ко мне! Я лично сожгу эти фрукты…
Тюремщик осторожно взял корзину и, не без предосторожностей, унес ее.
Монклар тоже вышел, за ним поспешил комендант, беспрестанно повторявший:
– Бедная женщина!.. Какое несчастье!..
– Да! – буркнул главный прево. – Именно в тот день, когда я собирался допросить ее…
– Любезный граф! – обеспокоился комендант. – Вы же не думаете, что я замешан в это дело?
– Да бросьте вы!.. Вы шутите… Сент-Альбан мертва… Ее надо похоронить, вот и всё!
– Да, вот и всё! – радостно повторил комендант.
Монклар вернулся в Лувр.
«Мадам герцогиня д’Этамп ускользнула от меня!» – признался он себе.
Проходя по коридору перед полуприкрытой дверью, он услышал тихие голоса. Монклар был любопытен по природе; профессия только усилила это свойство его характера. Он осторожно толкнул дверь и просунул голову внутрь.
В глубине комнаты, в оконной нише тихо беседовали двое. Монклар вздрогнул, увидев собеседников: это были герцогиня д’Этамп и Алэ ле Маю, этот младший офицер королевской гвардии, которого мы уже видели в деле.
«Любопытно», – подумал главный прево.
Он осторожно отступил и прислушался. Но каково бы ни было его желание услышать, о чем говорят эти двое, Монклар не мог разобрать ни единого слова. Какие-то движения, шорох шелкового платья герцогини свидетельствовали о конце свидания. Монклар быстро проскользнул по коридору и был уже за поворотом, когда герцогиня вышла из комнаты.
Генеральный прево размышлял: «Какая связь может существовать между этим бедным служакой ле Маю и могущественной герцогиней? Этот человек продаст себя всякому, кто больше даст… Неужели герцогине понадобилось его купить? С какой целью? Этот мошенник не знает угрызений совести. Он способен на всё… Или, скорее, она его уже купила? Но зачем?»
Внезапно главный прево хлопнул себя рукой по лбу и ухмыльнулся:
«Да это же ребенку ясно! – осознал он пришедшую ему в голову мысль. – Ле Маю был сердечным другом старой Сент-Альбан! Теперь я смогу восстановить схему похищения Жилет, будто бы сам при этом присутствовал».
Как только Монклар оказался перед королем, он сказал:
– Сир, мадемуазель де Сент-Альбан внезапно умерла сегодня утром, и я не смог допросить ее, но у меня в руках есть некая личность, знающая, вероятно, столько же, сколько и покойная мадемуазель. И этот некто заговорит.
Король безразлично кивнул головой.
Неужели Франциск отказался от поисков Жилет?