– Да, знаю… Вы уверили себя, что король защищен от бед, поражающих других людей. Увы, это не так! Я страдаю точно так же, как и вы… Да что я говорю? Я страдаю больше, чем вы, потому что после долгих поисков я наконец-то нашел своего ребенка, но – к еще более ужасной беде, какую вы только можете вообразить – мой ребенок отрекся от меня, не захотел признать своим отцом. Мое дитя убежало из Лувра, куда его по моему приказу привезли… Выслушайте меня до конца… Обещаю вам свою помощь в поисках вашего сына, но и вы помогите мне вернуть мою дочку в Лувр… Вы это сможете сделать, потому что мое дитя, … моя дочь, она перед вами… Вот она!
При этих словах король указал на Жилет. Девушка издала слабый стон и закрыла лицо руками. Беатриче в спонтанном порыве подбежала к девушке, словно пытаясь защитить ее, и прошептала ей на ухо:
– Ничего не бойтесь, дитя мое…
– Вы не ответили, шевалье, – сдерживая гнев, произнес король.
– Сир! – сказал Рагастен. – Мой ответ чрезвычайно прост. Я был бы плохим отцом, если бы попытался хоть на мгновение задержать эту юную девушку… ваша очередь говорить, Жилет. Ответьте, хотите ли вы последовать за его величеством?
– А если, как это вошло у нее в привычку и как можно предполагать, она откажется пойти со мной? – выкрикнул Франциск. – Шевалье, взвешиваете свои слова и дела!
– О, сир! Я заранее уверен в одобрении со стороны короля, которого в мире называют королем-рыцарем. Если эта юная девушка откажется уходить отсюда, я сделаю то, что сказал бы и сделало бы его величество. Я скажу: «Дитя мое, оказанное вам гостеприимство трижды священно, и я не нарушу законов гостеприимства».
– Берегитесь, месье! Если я поступлю против желаний девушки, это будет мое законное право отца и короля!
– Тогда, сир, и просил бы Ваше Величество позволить мне подумать до завтра.
– Сансак! – позвал король.
В соседней комнате зашевелились. Через несколько секунд явились трое придворных.
– Пусть один из вас летит в Лувр, – приказал взбешенный король. – И пусть вернется с ротой дворцовой стражи, если на то пошло!
– Спадакаппа, – строгим голосом распорядился Рагастен, – никто не должен выйти из дома без моего приказа…
– Черт возьми, месье! Да вы мятежник… Ла Шатеньере, арестуйте этого господина!
– Сир! – выкрикнул Рагастен. – Одно слово, перед тем как совершится необратимое. Умоляю Ваше Величество подумать над этим. Если я того пожелаю, трое ваших благородных спутников по одному моему знаку будут мгновенно обезоружены. И у короля останется только бесполезный гнев, сопровождающий неисполнение его приказов, а у меня – боль от столь малой пользы, которую принесло мне высочайшее благорасположение, только что вами засвидетельствованное.
Король было рванулся в бешенстве и тревожно огляделся вокруг, ожидая, видимо, увидеть дюжину головорезов, выскочивших из укрытия и обступивших его.
– Хорошо, я не буду никого принуждать…
По его знаку трое спутников вложили шпаги в ножны и удалились в вестибюль, находившийся перед комнатой, в которой разыгрывалась эта сцена. Но дверь они оставили открытой.
– Шевалье, – сказал тогда Франциск I, – я не только прощаю вашу щепетильность, я с нею согласен… Я не требую от этого ребенка следовать за мною в Лувр. Я слишком хорошо знаю, каков будет ее ответ, хотя это ее решение будет глубоко несправедливым. Надеюсь, что время внушит моей дочери более естественное чувство. Я ухожу и в этот вечер буду вспоминать только ваше высокомерие, шевалье, и вашу обходительность, мадам… Прощайте!.. Счастлив, что могу рассчитывать на таких друзей, как вы!..
Простившись с хозяевами, король вышел из комнаты. Рагастен шел перед ним и нес в руках свечу, освещая дорогу. Покидая дом, король обернулся к шевалье.
– Итак, – улыбнулся он, – вы в этот вечер будете среди наших? Вы поклялись, как я помню…
– Я снова говорю Вашему Величеству, что этой ночью буду во Дворе чудес.
Король удалился в сопровождении своих спутников, тогда как Рагастен вернулся в дом. Но не сделав и двадцати шагов, король остановился:
– Ла Шатеньере и вы, д’Эссе, останетесь здесь наблюдать. Если кто-нибудь попытается выйти из дома, убивайте! Через полчаса я вернусь. Идем, Сансак.
И Франциск I удалился в направлении Лувра.
Ла Шатеньере устроился перед входной дверью. Д’Эссе отправился к садовой калитке.
Прошло менее получаса, и король, как и обещал, вернулся. Его сопровождал главный прево. За ними следовали с полсотни швейцарцев.
Прибывшие, соблюдая полнейшую тишину, окружили дом. После чего Монклар приблизился к двери, постучал и крикнул:
– Именем короля!
Ответом было гробовое молчание. Монклар опять постучал. В ответ – то же молчание.
– Ломайте дверь! – приказал король.
Солдаты прибыли с рычагами, которые приказал прихватить Монклар, – человек он был не только осторожный, но и предусмотрительный.
Спустя несколько минут дверь была сорвана с петель.
Солдаты обыскали все сверху донизу, не пропуская ни одного угла, ни одной самой маленькой норы.
Дом оказался пустым.
– Монклар, – сказал король спокойно, но с той легкой дрожью в голосе, которая была признаком крайней степени гнева. – Монклар, мне нужен этот Рагастен.
– Вы его получите, сир. Но пока что у вашего величества есть средство наказать этого дерзкого дворянчика, поразив его в самое сердце.
– Говорите! – поспешно потребовал король.
– Манфред, сир, которого мы схватим и повесим.
– Ну и что?
– А вот что! Он – сын шевалье де Рагастена!
Король не мог сдержаться от дикого восторженного крика. Он дал сигнал к отходу и поспешил в Лувр.
– Всё готово? – спросил он главного прево.
– Не беспокойтесь, сир!
– Тогда перейдем в атаку?
– До полуночи невозможно, сир…
– Почему?
– Потому что сигнал будет подан с территории Двора чудес… Три выстрела из аркебузы предупредят нас, что можно атаковать.
– Кто будет стрелять?
– Аргосский король! – сказал не без некоторой гордости Монклар.
– А вы все-таки отличный начальник полиции, граф! – вынужден был признать король.
Довольный Монклар поклонился.
Он не любил дилетантства и занятий ради развлечения. От королевской похвалы он испытал такую же быстро преходящую радость, какой наполняется художник, когда видит, что его работой восхитился знаток.
Вернувшись в свои покои, король обнаружил там ждавшего его мэтра Рабле. Лицо ученого доктора было крайне серьезным, что обеспокоило Франциска I.
– Мэтр, – сказал он, – мы поговорим завтра. Сегодняшним вечером мы будем заняты важными неотложными делами. На них сосредоточено все наше внимание.
– О, сир! Какое же дело важнее здоровья… жизни!
– Стало быть, речь идет о болезни, о которой вы мне рассказывали?.. Идемте.
И король увлек Рабле в своей кабинет.
– Говорите, мой добрый Рабле, – обратился король к доктору, когда они остались одни.
– Сир, мне кажется, я нашел средство предупредить болезнь. Этот яд опасен тем, что на его начальное действие не обращают внимания. Яд, поразивший человеческий организм, проникает в жизненно важные органы. Его воздействие затянуто во времени. А когда из недр организма он выходит на поверхность и тем самым обнаруживает свое присутствие, тогда уже бывает слишком поздно! Тогда смерть становится неизбежной, и эта смерть в самом деле ужасна.
Короля снова охватил ужас, от которого он некоторое время назад избавился, и он не удержал нервной дрожи.
– Тогда будет слишком поздно, – вымолвил он, – но если знать… до того как болезнь проявится, если ученый поборется с одиозным врагом до того, как он сумеет укорениться?
– Вот об этом я и хотел вам сказать. Это средство атакует болезнь еще в зародыше, когда она не способна сопротивляться. Оно найдено мною. Я проведу целую ночь над составлением лекарства. Завтра утром Ваше Величество выпьет его.
– Ты спасаешь меня, Рабле! – вскрикнул король, выплескивая наружу свою радость. – Ты возвращаешь меня к жизни… Проси чего хочешь…
– Сир! Вы заплатили мне авансом, согласившись освободить Доле. Ваше Величество сделал для меня бесконечно больше, чем я сделал для него… Дорогой Доле! Дорогой друг! Если бы вы только знали, какое у него благородное сердце! Если бы вы знали, в какой безнадежности пребывают его жена и дочь… Как они будут счастливы теперь, когда Доле свободен! Ведь вы освободили его, не так ли, сир? Разве ваше королевское слово не сильнее наветов злых людей? Ведь играл же с моей доверчивостью этот ужасный Монклар, сообщив мне только что, что Доле всё еще в тюрьме и что его будет судить церковный суд?
Король нахмурился, помрачнел; он слушал Рабле, не говоря ни слова, не шевелясь.
– Сир, – продолжал Рабле после некоторого молчания, – я жду, чтобы Ваше Величество успокоил меня.
– Послушайте, мэтр, – вдруг резко сказал Франциск I. – Я давал вам слово. Это правда…
– Но Ваше Величество взял свое обещание назад! – догадался Рабле. – О чем идет речь? О жизни человека! О безнадежности всей семьи… Ведь всё это мелочи!..
– Черт побери! Да почему ваш Доле не вел себя осторожнее? В то самое время, когда я обещал вам выпустить его на свободу, мне еще был неизвестен его поступок… В то самое время, когда вы заступались за него!
– Я знаю, сир! Знаю всё! Доле пытался бежать. Вот каково его страшное злодеяние! Когда Ваше Величество был в заключении в Мадриде, разве не искал он случая прорваться хоть сквозь целую армию, если это будет нужно! Как, сир! Хватают невиновного, чтобы его погубить, запускают целую машину заговора! Это должно было бы привести заговорщиков на Монфокон, если бы благотворные лучи королевской юстиции не затмила ненависть извращенцев! Итак, хватают этого человека и бросают в каменный мешок! Мало того, его заковывают в кандалы! Он сильно потрясен, он влачит жалкое существование в глубине этой ужасной клетки, где вода доходит до лодыжек, его терзают голод и жажда, он лишен всяких надежд! И когда этому несчастному предлагают средство избавиться от этих жестоких мучений, можно ли ожидать, что он откажется?! Называют преступлением то, что он захотел выйти из этого адского застенка!