С одним лишь отличием.
Четвёрке первторангов не было суждено одолеть противника.
Истаивала энергия в накопителях. Гасли фидеры. Или же кто-то из навигаторов совершал ошибку, слишком близко подходя к огненной границе файервола. Так или иначе, это случалось снова. Индексы кораблей один за другим гасли в недрах гемисферы, гибла «Тимберли Хаунтед», сам же контр-адмирал погружался в темноту пустого инфоканала.
И начинал всё сначала.
Нужно было во что бы то ни стало отыскать способ. Он был. Контр-адмирал чувствовал, что способ есть.
— Контр-адмирал Финнеан, сорр!
Голос Сададзи доносился из такого зыбкого далёка, что казался ещё менее вещественным, чем окружающая симуляция.
Контр-адмирал механически открыл глаза, привыкая. Вокруг царила всё та же спартанская обстановка личной каюты на одном из трёх квартирмейстерских уровней станции. В какой-то иной реальности она сошла бы за вполне комфортную тюрьму для мятежного адмирала, приговорённого к скорой прогулке по доске прямо из широкого иллюминатора собственной каюты. Казнь позорная, хуже всякого повешения. Ободранный о поросшие ракушками борта пульсирующий кровью из раскрытых ран, вопящий кусок мяса — вот что всплывало в клочьях багровой пены посредине кильватерной струи в паре десятков метров за кормой. На «Тсурифе-6» можно было легко устроить нечто подобное. Раскрыть клапан аварийного сброса на внешней переборке, и вот он уже летит, исходя закипающей слюной, через гребнистую решётку внешнего силового каркаса, теряя при каждом хаотичном столкновении по отрубаемой конечности. Умирать он тоже будет долго. Минуту, две, прежде чем окончательно потеряет сознание от гипоксии или кровоизлияния.
Если бы только нашёлся смельчак, который бы уже приговорил его, пятизвёздного контр-адмирала Молла Финнеана, к столь незавидной судьбе.
Таковых, впрочем, всё не находилось, и с этим — со своим мятежом, со своей неудачей — приходилось жить дальше.
Так, кажется, проморгался. Окружающая реальность больше не выглядела грубой подделкой, зрительная кора с каждым разом всё быстрее привыкала в прямом смысле верить собственным глазам.
— Слушаю.
Сададзи, кажется, явился к нему в каюту лично, в физическом, так сказать, теле, каждый раз чудесным образом умудряясь обходить все блокировки и уровни доступа. Заходил как к себе домой.
При этом Сададзи как обычно был чем-то недоволен.
— Доктора не велели вам так часто погружаться в симуляцию. Это вредно для восстановления нормальных функций зрительной коры.
— Оставьте ваши наставления для местных операторов, штаб-капитан, когда в следующий раз будете проводить ротацию дежурных первторангов. Тем более что молодцы на них плевали.
Сададзи в ответ поморщился. Это была правда. Дежурства не проходило, чтобы навигаторы крыла не сцепились с операторами станции. Каждый раз приходилось разнимать, причём с извинениями. Отношения вояк с приютившими их гражданскими до сих пор оставались для него той ещё головной болью.
— Симуляция, я так понимаю, в любом случае была безуспешная?
— С чего вы так решили?
— Иначе вы бы мне уже сообщили, контр-адмирал.
Резонно.
— Да, хотя и не без определённого прогресса. Я скину вам логи, просмотрите на досуге, мне показалось, что на финальной фазе проецирования у «Альвхейма» был всё-таки шанс проскочить.
— Обязательно взгляну.
Сададзи сказал это скорее из вежливости, и оба знали, почему. Да, симуляция всегда перестраховывалась, выкручивая причинность на максимум и не учитывая редкие сочетания случайных факторов. Однако какой бы нерабочей не была избранная тактика проецирования, масса конкретного первторанга всегда трактовалась в пользу увеличения шанса успешного завершения манёвра для кораблей более лёгкого класса. Строго говоря, ровно благодаря своим крошечным линейными размерам (и банальной эластичности прочного корпуса) разведсабы были способны на те чудеса, что они вытворяли на поверхности дипа.
Но в реальном прожиге разница в сухом тоннаже на тридцать или даже пятьдесят процентов давала преимущество ну в разы, но никак не на порядки. А все пройденные бессчётные симуляции — и это тоже знали оба — требовали минимум тридцатикратного запаса по прочности силовых каркасов для любых крафтов лямбда-класса. Их четыре первторанга, ушедшие тогда на прожиг поперёк приказа Воина, были слишком большими, слишком неповоротливыми и слишком медлительными, будто нарочно не успевая за всплесками взбесившейся шевелёнки. Их каждый раз банально плавило приливными силами. Сколько ни закачивай петаватт в шпангоуты, каждый метр линейных размеров в тахионный шторм давал вспышки температуры такой величины, что крафты буквально разлетались облаками перегретой короноплазмы ещё до начала обратного проецирования.
— Вы правильно скомандовали тогда обратный прожиг, контр-адмирал.
— Спасибо за поддержку, штаб-капитан, но оставьте свою вежливость при себе, я вас неоднократно об этом предупреждал.
Сададзи тут же отступил, как и всегда до этого. Глава навигаторов крыла, сколько контр-адмирал его помнил, всегда был таким. Никогда не перечил прямым приказам, но не забывал при каждом удобном случае вставить своё веское слово.
К чертям космачьим бы он катился со своими замечаниями! Впрочем, сам же небось тоже сутки напролёт прокручивает ту же самую симуляцию. Там, по ту сторону ставшего в одночасье непреодолимым файервола остались и его боевые товарищи. Майор Томлин был одного с Сададзи выпуска, консервы Томлина до сих пор приписаны к первому крафту майора Акэнобо — погибшему во время барража малому космо-крейсеру «Шаттрат», а сам контр-адмирал много лет водил знакомство и даже дружил с ворчливым стариком Тайреном. Все они были отправлены на прожиг навстречу верной гибели, не зная наверняка, чем всё закончится, и будет ли триангуляция успешной, и вообще будет ли их рейд хоть сколько-нибудь полезен. Но вот на что они рассчитывали точно — так это на то, что Лидийское крыло и его командир сделают всё, чтобы вернуть своих героев.
Но они сделали недостаточно.
Даже походя устроив этот дурацкий мятеж, они не справились.
Их остановило нечто, покуда неподвластное людям. Бледные поганки «глубинников», запершие субсвет своими неурочными детонациями в Скоплении Плеяд.
Эх, вот бы он решил сразу, что невозможно и точка. Или Сададзи со своими аналитиками твёрдо бы сказали — так, мол, и так, законы физики строги и неумолимы, для преодоления файервола в подобных условиях требуется такая-то энергия, а столько нет во всей Цепи, и дело даже не в технологиях, «Лебедь» и тот бы не сумел прорваться через подобную блокаду. Но нет же. Пока всё выглядело как выглядело, но математически достоверных доказательств никто ему так и не предоставил. Не видно решения, и всё тут. Но оно могло существовать. А значит, стоило попробовать снова.
Контрольные кольца контр-адмирала дёрнулись, но остановились на полпути, не издав вожделенного щелчка. Сададзи всё так же продолжал стоять над душой.
— Вы что-то хотели, штаб-капитан?
— Всё как обычно, вас вызывают в конференц-зал. Переговоры.
Ах, это. Контр-адмирал старался не морщиться. На его вкус, не о чем там было переговариваться. Он знал, что сделал. Они знали, что он знал, что сделал. Если бы не удивительно слаженная позиция высшего командования его крыла и самое главное — позиция Сададзи и Акэнобо — никаких переговоров не было бы вовсе. Финнеан, вернувшись ни с чем от Ворот Танно, планировал банально сдаться, не доводя до всего этого абсурда.
И к этому моменту даже несмотря на всю бюрократию Адмиралтейства, пятизвёздный контр-адмирал Молл Финнеан уже не только был бы разжалован из командующих Лидийским крылом CXXIII флота, но и успешно закончил бы обычную судьбу всякой консервы в эвтаназионных чанах Эру. Куда его доставили бы безо всяких сантиментов обычным рейсовым каргокрафтом. Доставили и бэкапы потёрли, в назидание потомкам. Надо же, какое великое достижение, первый настоящий мятеж за всю космическую историю хомо сапиенс.
Однако, к его немалому удивлению, подобный угол зрения на случившееся был исключительно его собственной прерогативой. Ну и, наверняка, так ещё думали адмирал Таугвальдер и Воин. А вот все прочие отчего-то продолжали и продолжали по этому предельно простому на взгляд контр-адмирала поводу спорить и не соглашаться.
Это всё несказанно бесило.
Потому что вместо вожделенного для любого вояки героического спуска флага на закате с орудийным салютом и дружным открытием кингстонов на поверку выходила какая-то штатская ерунда с вялотекущими переговорами и всё новыми понаехавшими со всего Сектора Сайриз гостями.
Вот за что ему всё это наказание!
— Очередной раунд разве не отложили на сорок восемь часов?
— Ну… — Сададзи замялся. — Пока вы тут симуляции гоняли, Адмиралтейство всё-таки согласовало вопрос участия Конклава в переговорах.
Адмиралтейство в своём духе. Согласовали они, понимаете ли.
Контр-адмирал вновь остро почувствовал подступающее раздражение.
— Только не говорите, что они всё-таки настояли на присутствии Воина на борту. Мне кажется, или операторы «Тсурифы» никогда не согласятся на подобное соседство?
Никакое оборудование не выдержит подобного соседства. С тем же успехом станцию можно было прямо сейчас закрывать.
— Нет, что вы, его «Лебедь» уже покинул ЗВ.
— Но вы же сказали… хотя да, понятно, — осёкся контр-адмирал, — они умудрились достать очередной туз из рукава. Кто на этот раз прибавился в нашем погорелом цирке?
— Мне казалось, вам стоит взглянуть на это, сорр, — мягко намекнул штаб-капитан.
Сададзи был прав, что припёрся. С гостями тут следовало держать ухо востро. Но откуда у него завелась эта дурацкая привычка повсюду разводить таинственность и постоянно темнить?
— Апро, штаб-капитан. Вы свободны, встречаемся в конференц-зале через ноль-пятнадцать-мин, и приведите туда майора Акэнобо, пусть вместе с нами поприсутствует, чувствую, это может быть интересно.