Ну, и по их сторону стола собрался привычный состав. Смотревшийся живым трупом оператор-расстрига Кабесинья-третий, рядом Сададзи и Акэнобо, представители Большой Дюжины, включая пару близнецов-наблюдателей, по случаю прибывших с Янсин, контр-адмирал уже не помнил толком, почему их, собственно, двое, как и замерших у них за спинами помощников. Вот только той самой гостьи среди собравшихся отчего-то не было.
Хотя… Контр-адмирал по уже благополучно выработавшейся у него привычке отключил аугментацию от зрительной коры.
Что за дурацкие шутки?
За столом наблюдалась ещё одна пришлая фигура. Ничуть на прежнюю незнакомку не похожая. Вся в себе, словно её мысли замыкались исключительно внутри собственной черепной коробки, безэмоциональная до полупрозрачности, будто нимфа у членистоногих. Полное подобие взрослой особи своего вида, но будто нарочно остановившееся в своём развитии на какой-то более ранней стадии, для которой общение с посторонним миром вовсе не является частью выживания.
Ну и визуально, конечно, ничего общего.
Если та, прежняя любительница выпасть из поля зрения будто бы нарочно выбрала для себя нарочито гендерно-стереотипный аутфит, то тут на безымянной (кто бы её представил собравшимся, без аугментации-то!) пришелице была нацеплена мешковатая хламида, с тем же успехом подходившая бы механическому полотёру.
Или бипедальному андроиду, вроде того, что заменял порой на собраниях адмирала Таугвальдера, по понятным причинам заседания лично не посещавшего.
— Коллеги, может быть, кто-нибудь представит собравшимся нашу, э-э, гостью?
Это, заметив сомневающийся взгляд контр-адмирала, посочувствовал с дальнего конца стола сир Артур.
Голос после секундной паузы послушно подал Кабесинья-третий:
— От имени Конклава Воинов на нашем собрании отныне будет присутствовать его полномочная представительница.
И замер, не зная, как продолжить.
Все собравшиеся сверлили «полномочную представительницу» взглядом и ждали.
— Некст. Вы можете меня называть Некст.
Голос у неё тоже в этот раз был такой… полупрозрачный. Как будто плохо настроенный вокорр. Или голос переобученного квола, которого давно настала пора сбросить на дефолтные веса нейронных связей.
— Отдельная просьба ко всем собравшимся не обращать на меня особого внимания. В мои планы не входит вмешиваться в ваши переговоры, я здесь исключительно в своей базовой роли наблюдателя.
И только тут до контр-адмирала дошло.
Некст. Вот оно что. Перед ними восседал, чинно сложив руки на коленях поверх бесформенной хламиды, легендарный эффектор одного из Соратников. Улисса.
А между прочим, ходили упорные слухи, что все они благополучно ушли от дел, после Века Вне передав дела специально для такого случая сформированному Конклаву.
— Что ж, тогда начнём, если никто не возражает.
Сир Артур чинно звякнул в колокольчик, глобул сира Феллмета со стрёкотом взлетел над столом, заседание началось.
Эффектор же, как и обещала, больше не проронила ни слова, так и просидев на месте, недвижимо и понуро склонив голову, до самого конца этого раунда переговоров.
Как, прочем, молчал, искоса наблюдая за Некст, и контр-адмирал.
Сегодня его смутно понятные журидические споры вокруг очередного подпункта забытого всеми уложения не интересовали вовсе.
Да и какая ему разница. Он думал о своём.
Значит, у них на борту разом очутились сразу две Избранных, не считая той, предыдущей, и никого это, судя по всему, особо не обеспокоило. Причём одна из них пробралась на станцию чуть ли не тайком, во всяком случае афишировать собственное появление она явно не желала. Другая же, пусть и решила изобразить полупрозрачное безвольное существо, по сути оставалась всё тем же — представителем самой страшной в этой Галактике комбинации биологической разумной субстанции и плазмоидного паразита, в этой самой субстанции единожды поселившегося.
Что бы там ни гласили официальные легенды старотеррианских времён, Соратники и их эффекторы не просто так вывели человечество в большой космос, они сделали это, исходя из своих собственных, малопонятных простым смертным соображений и целей.
Как там сказала незнакомка — «вам никогда не начинало казаться, что нами манипулируют» — именно это сейчас контр-адмиралу и пришло в голову.
Да какой там «начинало казаться», это было начертано огненными письменами поперёк чёрных космачьих небес.
С самого начала тут дело было нечисто.
С момента обнаружения пресловутого «фокуса» всё пошло не так.
Да и сам фокус. Что это за тварь?
Мозголомы вроде доктора Ламарка твердили нечто несусветное о нарушении пространственного статистического равновесия, противоречащем самим законам мироздания. Именно согласно этим законам их боевые крафты каждый раз, выходя из активного прыжка вне додекаэдра Цепи, получали в физике неизбежный барраж в лицо. Эхо-импульсы тахионной плазмы, распадаясь по суперсимметричным каналам до привычной нам тёмной материи, немедленно бомбардировали любого, кто осмеливался нарушить формальные законы причинности. Далее шла научно-популярная лекция на полтора тома мелким петитом, почему это вообще возможно, и зачем огненная «угроза» как порождение нарушенной статистики, снося всё живое на своём пути, как бы самопроизвольно восстанавливала локальный статистический баланс энтропии, но контр-адмиралу тут обыкновенно становилось скучно.
Но если барраж вовсе не так уж неизбежен, и для дальнейшей успешной экспансии по Галактике границы Барьера нужно не расширять, а вовсе даже сносить, меняя правила игры раз и навсегда — вот это уже было интересно.
Если этот фокус мог нарушать законы бытия, то однажды смогли бы и человеческие корабли.
Но Адмиралтейство и самое главное Конклав отчего-то не стали проявлять особого рвения в изучении фокуса. Дальнейшее появление внутри неизбежно растущего во все стороны горизонта событий новых интересантов — а скорее тех, кто в указанных исследованиях, напротив, отчего-то крайне не заинтересован — и да, всё в итоге посыпалось так быстро, что никто не успел толком обдумать случившееся.
Пресловутая триангуляция неуловимого фокуса, совершённая всё-таки коммандером Тайреном и его людьми, разом выставила на космических масштабов гобане такое количество белых и чёрных камней, что ещё вчера вполне стабильная, сбалансированная и на века сложившаяся ситуация разом пошла вразнос.
Баланс сил в пределах Барьера был нарушен куда сильнее чем во времена Бойни Тысячелетия. А ведь тогда к границам Фронтира явился враг, который считался уничтоженным почти тысячелетие назад. С его остатками справились солидарными усилиями Семи Миров, однако даже та космическая битва не шла ни в какое сравнение с тем, что надвигалось сейчас.
В тот раз всё завершилось победой хотя бы потому, что был понятен противник и были очевидны средства для достижения победы.
Бей или беги, так говорили наши предки.
А теперь?
Кого бить?
Куда бежать?
Саму природу пространства-времени?
Кто свой, а кто чужой в этой истории?
Слишком всё запутано.
Неведомо зачем взорванные «глубинники» с одной стороны подсветили разведсабам «Махавира» и «Джайн Ава» космачий фокус, позволив им совершить ту самую триангуляцию, ради которой всё и затевалось.
С другой стороны, они же и заперли теперь людей доктора Ламарка за границей файервола, не позволив группировке Лидийского крыла пробиться к себе на помощь.
С одной стороны Воин сначала разделил CXXIII флот, оставив основные силы адмирала Таугвальдера в тылу для минимизации угрозы и сохранения максимальной проницаемости ранее не скомпрометированных каналов отхода, но потом, когда стало понятно, что группировка контр-адмирала Финнеана не станет отступать даже под угрозой неминуемой гибели, начал прожиг с последующим штурмом закрывающегося файервола — как будто не с целью спасения гибнущего Лидийского крыла, но исключительно ради того, чтобы десант майора Томлина остался там, где он навсегда застрянет в медлительном пространстве субсвета в недостижимых декапарсеках от ближайшего бакена Цепи.
Во всей этой каше с каждым новым шагом попыток расследования возникало всё больше вопросов, причём каждый из оставшихся в живых (да ещё и в пределах досягаемости) участников событий трёхлетней давности в ответ на любые, пусть даже самые простые вопросы отчего-то мгновенно начинал темнить, юлить и изворачиваться, задачу контр-адмирала отнюдь не упрощая.
Три субъективных года прошло, а расследование его по-прежнему топталось на месте.
Да и то сказать, пресловутая многосторонняя комиссия, собравшаяся для проведения переговоров, только и делала, что возила по столу вязкие бюрократические слюни: какой де параграф был нарушен и был ли он нарушен в здравом уме и твёрдой памяти.
Контр-адмиралу уже давно стало не интересно.
Пускай делают, что хотят.
Он понимал одно — его принятие на себя вины в том самом мятеже ничего бы не прекратило и лишь сыграло бы на руку одной из сторон конфликта, но давать просто так фору этим самым сторонам, которых контр-адмирал даже не знал в лицо, ему отчего-то не хотелось.
Человечество качалось на шатких качелях космического политикума, а он даже не мог уложить у себя в голове, какой из возможных исходов к чему в итоге приведёт.
Будет ли завтра человек окончательно заперт внутри Барьера или напротив, бездумно покинув границы Цепи, окажется лицом к лицу с новой, быть может ещё сто крат большей опасностью?
Никто, включая двух полупрозрачных гостий, на эти вопросы отвечать не спешил.
Быть может, они и сами не знали ответов, быть может, знали, но предпочитали помалкивать. В любом случае, сами собой все эти тайны не раскроются.
А значит…
Контр-адмирал сообразил, что в раздумьях добрался до собственной каюты.
Что ж.
«Штаб-капитан Сададзи, майор Акэнобо, собирайте команды, будем продолжать симуляцию».
«Апро, контр-адмирал».
«Слушаюсь, сорр».