Артур Стэнли Эддингтон — английский астрофизик. Создал теорию белых карликов.
Кип Стивен Торн — американский физик и астроном, один из обладателей Нобелевской премии по физике за открытие гравитационных волн, внёс большой вклад в Общую теорию относительности.
Глава II. Коллапс (часть 2)
Как и всегда в подобных случаях, атмосфера в кают-кампании с появлением Томлина заметно накалилась.
Хотя, казалось бы, ничего не предвещало. Сидят себе люди, помалкивают, каждый занят своим делом. Ламарк, сложив привычно руки на пузе, грезит своими абстракциями, изредка поправляя модели короткими тычками пухлых пальцев, каждая фаланга которых была увита серебром контрольных колец. В соседнем кресле отчаянно зевает душнила Рабад, этому лишь бы всем своим видом показать, что дежурство его затянуто сверх всякой меры и пора бы ему вернуться обратно в саркофаг. Но ничего, потерпит, надо же кому-то за гемисферой следить и препираться с кволом. Ну и наконец сам Ковальский, не выпуская из рук привычный стакан сока томарильи, так и сяк продолжает мучить тактику перезаброски якорей, пытаясь высмотреть в ней хоть какой-нибудь изъян и ничуть его не находя.
Нормальная, здоровая, спокойная рабочая атмосфера. Ещё бы Рабад не пугал своими нечеловеческими звуками, каждый раз можно было подумать, что он себе сейчас челюсть вывихнет.
Но как только в помещении возникала сияющая отблесками дежурного освещения потная лысина Томлина, тут же всякая возможность нормально делать своё дело растворялась в воздухе. Даже просто подходя к раздатчику, вояка норовил схватить, отхлебнуть, крякнуть, высосать до остатка одним глотком и напоследок, шумно отдуваясь, непременно грохнуть стаканом — даром что тот совершенно небьющийся — о столешницу. В общем, простейшее действие, которое никто вокруг бы даже не заметил, в исполнении Томлина превращалось в зловещее предзнаменование и требовало незамедлительной на себя реакции.
— Полковник, вы нам хотите сообщить что-то новое или просто так заглянули на огонёк?
Саркастические нотки фальцету Ламарка удавались не то чтобы совсем редко, даже наоборот, Ковальскому иногда начинало казаться, что без заметного презрения к собеседнику доктор обращаться к кому бы то ни было был фактически не способен, однако вот уж кому его издёвки были до космачьей фени, так это майору Томлину. Этот, подобно недообученному кволу, различал в речи собеседника исключительно то, что хотел услышать.
— Никак нет, доктор, всё то же. Я не отдам такого приказа.
Рабад в своём кресле отчаянно застонал и начал театральным образом сползать по нему на пол. Потом передумал сползать и просто ещё раз зевнул. Эволюции эти, разумеется, на Томлина впечатления произвели не больше, чем обычно. Томлин с рокотом продолжал развивать свою уже сто раз донесённую мысль.
— Астростанция «Эпиметей» — гражданское судно, и не должна подвергаться опасности в условиях стратегической неопределённости. Говоря прямо — не для того меня и моих людей сюда отправляли, чтобы я позволил вам совать свою голову в это пекло вместо нас.
— Вы закончили, полковник?
— Я ещё даже не начинал, доктор!
Тут уже в свою очередь закатил глаза Ковальский, иногда эти вояки вели себя хуже всяких гражданских балбесов. Упёртость Томлина могла бы посоперничать только с его же железобетонной уверенностью в собственной правоте.
— И тем не менее, мы это уже обсуждали. Других вариантов нет, энерговооружённость «Эпиметея» с большой долей вероятности позволит ему успешно завершить проецирование. Да и судите сами, зачем мне, как вы выразились, совать голову в пекло, если я могу отправить туда вас?
Но Томлин снова не расслышал сарказма:
— Затем, что такова моя работа — совать голову в пекло. Контр-адмиралом Финнеаном мне был дан чёткий и недвусмысленный приказ осуществить боевое охранение группы мозголомов во главе с доктором Ламарком, такого приказа — держаться в тылу — не было, — отчеканил он.
— Прекрасно. И что же вы предлагаете?
Деланная заинтересованность в ответе резко контрастировала с выражением лица Ламарка. Он будто уксуса глотнул, так скривился.
— Предлагаю, — отрезал Томлин. И только после тяжеловесной паузы продолжил:
— Выгрузить максимальное количество личного состава вверенных мозголомов на борт астростанции «Эпиметей», после чего ударными группами по три десантных бота осуществить пассивный прыжок в указанном «Лебедем» секторе горизонта. Итого три попытки. Восстановление. Перестроение. Связь с Адмиралтейством. Вызов спасательной экспедиции. И только после этого осуществление активного прожига для ваших людей, доктор.
Ламарк ответно всплеснул руками.
— Прекрасная мысль. Замечательная. Минимум ещё полгода ожидания, учитывая нижний предел прыжка Сасскинда. Если вы и ваши люди переживёте прыжок. Если нас тут за это время не нагонят эхо-импульсы барража. Вы не подскажете, а что мы будем делать, если эта самопальная экспедиция завершится безуспешно? И что мы будем делать, если нам — здесь — в ваше отсутствие понадобится боевое охранение или смена расчётного курса? Где вы нас будете, это, спасать? В конце концов, что мы будем делать, если астростанция окажется повреждена, а возможности авторемонта будут исчерпаны? Все наши наличные катера угнали ваши трёпаные дайверы!
— Не мои, — осклабился Томлин.
— Мне плевать! — рявкнул обычно непробиваемый Ламарк. — Послушайте меня, полковник, если вы попробуете сунуться туда первыми, во-первых, это ничего не доказывает. Нам в любом случае придется осуществлять прожиг на свой страх и риск, а во-вторых, никакая спасательная экспедиция здесь ни при чём. Вон она, наша спасательная экспедиция, на горизонте маячит.
Пухлая ладонь Ламарка описала неопределённый круг у него над головой.
— А уж «Лебедь» способен на такое, на что ваши допотопные железки с Порто-Ново уж точно не годятся. В конце концов, что помешает мне, непонятливому, благополучно начать прожиг как только вы скроетесь за горизонтом?
Ковальский, до этого сидевший, опасливо втянув голову в плечи, на этом месте встрепенулся. Если этот аргумент Ламарк придумал экспромтом, стоило его за подобное похвалить. Только потом, в частном порядке. Да будь это сто раз заготовка, действительно, зачем Томлину рисковать своими смертничками, если экипаж «Эпиметея» так и так решится прыгать самостоятельно?
— Вы посмеете не исполнить мой прямой приказ?
Голос Томлина скрежетал железом по стеклу, а взгляд налился кровью. Но Ламарка так запросто было не запугать, доктор был пуганый.
— Вы забываетесь, полковник, я вашим приказам не подчиняюсь, более того, как только вы покинете эту астростанцию, на ваши приказы станет плевать даже бортовому кволу.
А и правда, встрепенулся Ковальский. После полковника Томлина старшим по званию в этом секторе пространства оставался коммандер Тайрен, но поди его теперь сыщи. Так что управление снова автоматически вернётся Ковальскому и Рабаду.
Астрогаторы радостно переглянулись.
— Да как вы!.. В таком случае, я оставляю на борту капитана Остерманна своим заместителем!
…при всём уважении, полковник, дежурный астрогатор обладает командным приоритетом шестого грейда…
Кыш! Ковальский отрубил говорилку. Вот только занудного квола в этом разговоре не доставало.
— А вот это, кстати, прекрасная мысль!
Ламарк, сообразив, что всё-таки победил, тут же снова стал благостным и язвительным.
— Капитан Остерманн имеет значительный боевой опыт, его десантный бот пригодится нам на случай возникновения непредвиденных сложностей по ту сторону прыжкового канала, плюс у него есть доступ к кодам Адмиралтейства, так что мы без проволочек сможем транслировать контр-адмиралу Финнеану и адмиралу Таугвальдеру все необходимые вводные для вашего скорейшего вызволения, полковник.
Томлин задумался. Уже хороший знак. Если вояка задумался, значит, как минимум, он не видит очевидных альтернатив. А вояки в любой непонятной ситуации предпочитают именно что очевидные решения. Бей или беги. Или бей и беги. Лучше конечно — просто бей.
— А ещё, — вкрадчиво продолжил Ламарк, — вам будет поручено прикрывать арьергард!
И вот тут случилось то, чего не ожидал никто. Вся кают-кампания разразилась дружным заливистым смехом. Сложно понять, что было тому причиной, сам ли идиотский повод для спора, или же то многомесячное напряжение, что накапливалось здесь с того момента, как показался «Лебедь». А может, и правда, шутка просто смешная получилась.
Хохотали все. Сползал всё ниже по креслу багровый Рабад, размазывал сопли по блескучей лысине Томлин, утирал слёзы Ламарк, сам Ковальский не мог успокоиться, наверное, минут десять, пришлось отпаивать себя всё тем же соком томарильи.
Отсмеявшись, все четверо вновь уставились друг на друга.
И прискакавшего на звуки и теперь ничего не понимающего Остерманна.
— Капитан, слушай приказ, перераспредели бойцов так, чтобы один из ботов в максимальном оснащении, полным боекомплектом и личным составом остался пришвартован к астростанции «Эпиметей», саркофаги всех гражданских также были перемещены на борт и плотно занимали весь свободный опрессованный объём. Остальной флот я отведу в сторону для безопасного прожига.
— Апро, полковник. Разрешите приступить?
— Апро, капитан. Но лично ты остаёшься на борту. Задача — по итогам прожига связаться с флотом у «Тсурифы-6» и проинформировать Адмиралтейство об итогах операции. Если в течение субъективных стандартных полуоборота не поступит новых вводных, мы в любом случае уходим на обратный прыжок, резервного заряда накопителей должно хватить. Вопросы?
— Никак нет, сорр!
— Свободен.
Пока вояки привычно расшаркивались друг перед другом, Ковальский успел заметить короткий кивок головы Ламарка и пусть нехотя, но послушно вышел из кают-кампании. Там его уже поджидал и Рабад.
— В чём дело?
Но Ламарк только головой покачал, уводя обоих астрогаторов в сторону персональных кают. Продолжили они разговор, лишь убедившись, что люк в каюту задраен, а звуковая изоляция активирована.