Суток не проходило, чтобы очередная скверная новость не сменяла предыдущую.
Взять хотя бы те же «три шестёрки» и их горе-команду. Сначала все гадали, как впредь защитить тактическую сферу станции от подменных транспондеров, каковые до того считались попросту невозможными, поскольку это означало практическую реализуемость вмешательства третьей стороны в процесс квантового шифрования.
Дальше-больше. Шумные мичмана Златовичи, ради которых Кабесинью-третьего и пробудили к жизни, устроили на станции форменный ад своим вездесущим сверхтекучим оптимизмом, суя свой нос во все уголки станции и проникая, кажется, буквально в каждое помещение разом. Тяжело сказать, это их неуёмная кипучая энергия делала своё дело, или же биометрический контроль жилых объёмов станции попросту пасовал перед невероятным явлением полного задвоения индивида. Но с этим ещё можно было мириться, даром что их случайные вмешательства в переговоры комиссии уже стали притчей во языцех, настолько это каждый раз было глупо и нелепо. А вот с новостями о том, что обнаружены обломки третьих и, судя по всему, настоящих «трёх шестёрок» вся эта история окончательно превратилась в дурное космачье шапито.
Все бегают, орут друг на друга пуще прежнего, а отвечать Кабесинье-третьему, кому же ещё.
Ведь это же он, едва пробудившись, получил весь этот зоопарк в нагрузку к собственному экзистенциальному кризису. Пока Риоха, Мартинес и другие операторы продолжали благополучно поживать своей привычной жизнью, ну или по крайней мере имели полную возможность на этот счёт заблуждаться, решая неприятные, но предсказуемые проблемы станции, оказавшейся в блокаде со стороны Адмиралтейства, Кабесинья-третий начинал свой день с панической атаки, попросту наблюдая собственную недоумённую физиономию в крошечном зеркале санузла выделенной ему личной каюты.
Физиономию, которую он даже толком не узнавал.
Водянистые, красные от перманентного недосыпа глаза.
Бледная, постоянно влажная, похожая на шкуру неведомого моллюска кожа.
Бесконечно бьющаяся на лбу жилка нервного тика.
Кабесинья-третий смотрел сам на себя как на сущее недоразумение, он выглядел куда большим подменышем, чем все мичмана Златовичи на свете. По-хорошему, это его бы упрятать куда подальше, пока не натворил бед. Не место ему в этом мире. Он был бесполезен.
Как может оставаться эффективным поломанный бэкап оператора, который даже сам с собой в итоге не может разобраться? Ему бы не на переговорах заседать, а к мозгоправу обратиться. Говорят, на Эру есть специалисты. Вправляют когнитивные вывихи даже особо ценным кволам по заказу Синапса. А уж биологические мозги ставят на место одной левой. Проходите, садитесь, на что жалуетесь? Вас это беспокоит и вы хотите об этом поговорить? Скажите «а».
К сожалению, ближе декапарсека от «Тсурифы-6» таковых не наблюдалось. А сюда их, пожалуй, и не дозовёшься. Во всяком случае, покуда разбирательства вокруг всего этого мятежа не закончатся. И зачем только Риоха встал тогда на сторону Финнеана, на их же голову. Жили бы сейчас, не тужили. Впрочем, ладно, отставить нытьё.
Главная проблема «трёх шестёрок» на текущий момент состояла в том, что их пришлось срочно отбуксировать на гало-орбиту, где обе посудины благополучно и болтались до сих пор, такие близкие и такие недостижимые.
А станция между тем всё больше нуждалась в запасах воды, поскольку никогда не была рассчитана на автономную работу. С каждым новым шлюзованием и с каждым новым ушедшим на прыжок автоматическим балкером отработанных биоматериалов запасы аквы на борту таяли.
Этот трёпаный лихтер-рудовоз, несмотря на всю горемычную его биографию (а Кабесинья-третий пусть и не сохранил воспоминаний о последних часах жизни Кабесиньи-второго, но отбросить сам факт собственной гибели ради спасения мичмана Златовича и его людей никак не мог), так вот, этот корабль был нужен им прямо сейчас, но вместо того, чтобы разгружать его танки, они недели напролёт продолжают спорить о происхождении его и его груза, попутно ещё выслушивая истерические вопли обоих посланников, не устающих доказывать собственную первородность, натуральность и далее по тексту.
Это было невыносимо, у Кабесиньи-третьего от них шумело в ушах и болела голова, но хуже того — дело ничуть не двигалось.
Если не случится чудо и ситуация кардинально не изменится, мятежную станцию гарантированно будет ждать печальная судьба. Адмирал Таугвальдер только и ждал сигнала «мэй дэй» в общем канале, чтобы одним решительным манёвром свернуть эту шарманку раз и навсегда. Решив этим и проблемы с энергообеспечением, и косяки с логистикой, и, самое главное, вопросы подчинённости. Независимость станций Фронтира от управленческой вертикали Адмиралтейства с самого начала Бойни Тысячелетия постоянно ставилась Афинами под вопрос и если бы не противодействие Кирии и Тетиса, относительное самоуправление «Тсурифы-6» было бы ликвидировано задолго до этого злополучного мятежа.
Но сейчас, печально взирая на явно зашедшие в тупик переговоры и всё более тяжелое положение станции, Кабесинья-третий чаще и чаще задумывался о том, что, возможно, вояки были не так уж не правы в своих возражениях.
Семь Миров неплохо управлялись с многополярным мироустройством внутри замкнутого пространства Сектора Сайриз, но стоило человечеству только сунуться за пределы Барьера, как сразу начался форменный бардак. Вот как теперь найти аргументы перед Конклавом? Впрочем, один вариант, несомненно, был. Контр-адмирал Финнеан со своим космачьим мятежом был ключевой частью общего безумия, он же оставался и главным аргументом за продолжение эксперимента. Так что пока «Тсурифа-6» держалась на плаву, всю свою блокаду адмирал Таугвальдер мог засунуть себе в холёную адмиральскую задницу. Если у «консерв» они вообще бывают.
Но долго так, конечно, продолжаться не могло.
Кабесинья-третий решительным жестом оправил складки кабинсьюта и вышел из каюты.
И тут же вокруг погас свет.
Хотя нет. Первое ощущение было неполным. Обострённая реакция оператора работала за него, дополняя случившееся посторонними деталями. Свет погас, а в голове Кабесиньи-третьего уже сами собой принялись вертеться причины возможной аномалии — одна другой потенциально опаснее. Перегрузка центральных энерговодов, замыкание в системе жизнеобеспечения, нарушение целостности макроструктуры гигантской космической актинии, да мало ли ещё что могло случиться со станцией, которую уже три года никто толком не обслуживал, и которая всё это время дышала на ладан минимального энергообеспечения!
Хотя нет, отставить, Кабесинья-третий прислушался. Если это авария, тогда где рявканье аварийной сирены? Опять же, если это авария, его должна окружать масса разнообразных звуков — топот лап авторемонтных фрогов, матюги дежурной смены, да хоть что-нибудь.
На деле Кабесинью-третьего окружала плотная, оглушительная тишина.
Разгерметизацию он бы заметил даже в саркофаге. Опять же, ни тебе следов гипоксии, ни прочих неприятных эффектов в виде вскипающей у тебя во рту слюны. Оператора словно бы ловко отрубили разом ото всех внешних рецепторов и на этом успокоились.
Хотя, если подумать, так всё и было. Он, конечно, теперь не настоящая «консерва», однако аугментация оператора станции у него частично активирована. И при этом доступна для произвольных сигналов снаружи, не прикрываемая больше могучими брандмауэрами станционного квола. Следовательно, взломать её вполне было возможно.
Ловкий ход. Хотел бы он узнать, кому вообще понадобилось вытворять подобное.
— Эй?
Но тишина оставалась такой же непроницаемо-плотной. Кабесинья-третий слышал только собственный голос.
— Эй, кто тут?
И только теперь, на самом пределе чувствительности Кабесинья-третий услышал какое-то отдалённое уханье, как будто кто-то пытался воспроизводить звукозапись человеческой речи на предельно замедленной скорости.
— Если вы и правда пытаетесь мне что-то сказать, то нет, пока ничего не выходит.
Кажется, до невидимого и почти неслышимого собеседника дошло. Раздались какие-то щелчки, после чего посреди черноты окружающей Кабесинью-третьего, начало проявляться некое смутное изображение.
— Раз-раз, теперь слышно?
Черти космачьи, да вы издеваетесь!
Картинка наконец сфокусировалась, представив Кабесинье-третьему неприметного такого человечка, на которого второй раз взглянешь — не узнаешь. Человечек выглядел довольным, как будто справился только что с весьма сложной проблемой.
— Кто вы и зачем хулиганите?
— О, так вы теперь меня видите? Отлично. Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение, однако возможности мои весьма ограниченны, а время поджимает.
— Вы вообще кто?
— Действительно, где мои манеры! Ещё раз прошу прощения, просекьютор первой статьи высшей межпланетной журидикатуры, кавалер ордена Нерушимой Стены генерал Леонард Даффи.
Звучало слишком внушительно для столь скромной, если не сказать потёртой внешности. Журидикатура Тетиса обыкновенно представала перед посторонними при исполнении — в пафосных париках и мантиях, или же облачившись в боевой «защитник», сверкающий начищенной бронёй и пугающий жерлами воронёных стволов. Тут же ничего подобного не наблюдалось, даром что уж виртуальный образ просекьютор мог бы выбрать себе любой. Но предпочёл не производить впечатления вовсе — растянутый свитер с оленями и потёртые джинсы вряд ли были способны произвести неизгладимый эффект на кого бы то ни было в этой галактике.
— Впервые слышу о таком, — отрезал Кабесинья-третий.
— Это и хорошо, — ничуть не смутился просекьютор, или кто он там, генерал первой статьи, — мы обычно свою работу не афишируем.
— И тем не менее, у вас ко мне какое-то конкретное дело? А то избранный вами способ связи больше похож на похищение. Как вам вообще удалось взломать мою следовую начинку?
— Да есть у нас методы, спасибо специалистам Синапса, помогают.
— Куда проще было со мной связаться безо всяких «специалистов», — Кабесинья-третий начинал ощущать в себе нарастающее раздражение по поводу всего этого «генерала».