Стараясь не скрежетать зубами, Кабесинья-третий с тоской поглядел на список встреч на сегодня и тут же решительным движением их все отменил, сославшись на личные обстоятельства. Нужно возвращаться в каюту и готовиться к столь замысловато анонсированному визиту. Не то чтобы он так уж жаждал, особенно учитывая обстоятельства, иметь дело с ирнами, но тут у него, по всей видимости, выбора особого и не было.
А вот в чём выбор был, так это верить или не верить Даффи.
Просекьютор, несмотря на его хамские манеры и мутный вид — одни олени на свитере чего стоили — в итоге подкинул Кабесинье-третьему поводов для размышлений.
Предположим (только предположим!), что тот прав, и безвременно почивший Рауль Кабесинья-второй действительно знал обо всём происходящем драматически больше, чем его бэкап. О чём это говорило?
Захлопнув за собой люк каюты, Кабесинья-третий достал из раздатчика пачку рисовой бумаги, стило, и принялся черкать всё по пунктам. Отчего-то ему казалось, что доверить подобные записи кволу стало бы не лучшей идеей.
Итак. Пункт первый. Возможно, Кабесинья-второй имел какие-то связи с ирнами. Не факт! — надпись просто необходимо было обвести жирно и поставить восклицательный знак. Пункт второй. Возможно, лакуны в памяти Кабесиньи-третьего гораздо шире, чем он полагает. Не доказано! — зачеркнул, потом снова написал. Пункт третий. Смерть Кабесиньи-второго могла быть неслучайной.
Со злостью бросив стило в переборку, он устало опрокинулся на кушетку и принялся изучать потолок.
Это был тупик.
Ничего он не придумает и ничего он так не решит. Слишком мало вводных, слишком много неизвестных.
Чисто статистически, как часто гибнут операторы на станциях проекта «Тсурифа»? Архив Порто-Ново на это выдавал какие-то смутные обрывки статистики, но ничего подозрительного. Как давно в пределах Барьера видели представителей Ирутана? Со времён Бойни Тысячелетия таких случаев было зафиксировано всего-ничего. Сколько мятежей расследовал Тетис? Несколько ничтожных инцидентов, ничего сравнимого. Как часто станции Фронтира попадали в блокаду крафтов Адмиралтейства? Ни разу.
Как-то слишком уж много совпадений, не находите? И почему, собственно, ирн оказалась в биосаркофаге? Что мешает ей по итогам столь запоздалого освобождения прибыть на станцию официально, безо всей этой белиберды и таинственности? А хоть бы и по его, Кабесиньи-третьего, душу.
Всё это выглядело и звучало дурным спектаклем на подмостках погорелого театра. Он должен кумекать сейчас не об этой ерунде, а о том, как разблокировать на мятежной станции логистику поставок. Уговорами, шантажом, лестью, а где-то и прямым принуждением. Решить проблему «трёх шестёрок», разобраться с блокадой адмирала Таугвальдера, сдвинуть с места застрявшие переговоры.
А не прислушиваться поминутно к себе, ощущая предательскую дрожь в коленках при одной только мысли о том, что Кабесинью-второго де убила не случайность. Это всё с самого начала могло быть заговором.
Заговор, в котором принимают участие мичмана Златовичи? Он вообще сам себя слышит?
Полный бред. Эти двое не были способны на заговор чисто физически. Они бы растрындели о нём всему космическому флоту в диаметре декапарсека.
Или нет.
Что, если они лишь притворяются простаками, а на деле они — холодные исполнители, которые явились доиграть ту самую пьесу.
— Я смотрю, генерал Даффи загадал вам загадок.
Кабесинья-третий буквально подпрыгнул на месте.
Тёмная фигура, сидевшая в кресле напротив, как будто запрещала на себя смотреть. Любые попытки сфокусировать на ней зрение никак не могли увенчаться успехом, стоило Кабесинье-третьему перестать с силой таращиться в её сторону, как его глаза тут же уводило куда-то в сторону, нарочно пряча объект в слепом пятне сетчатки.
На выходе получалось что-то вроде бесформенной пустоты, будто заполненной случайными обрывками окружающих текстур. Кажется, так видят окружающий мир люди с с неоперабельным ожогом глазного дна. И за что ему такое наказание?
Впрочем, к непрошеным гостям он уже начинал понемногу привыкать.
— Вы, простите, кто?
— Зовите меня Лили.
Голос был женский. Но странность его состояла не в этом. Да, в дальнем космосе, населённом почти сплошь «консервами», нечасто встретишь женщин. Но ведь и ирны — тоже не за каждым углом прячутся. Голос незнакомки звучал под стать её образу — сухой, надтреснутый, хриплый, шелестящий. Так должна была разговаривать древняя мумия.
— Вы тоже у нас это, контрабандой?
И смех у неё был такой же. Мумифицированный.
— В некотором смысле да. Но я к вам заглянула не ради обсуждения моей собственной персоны.
— А чьей же, генерала Даффи?
— Мне кажется, он справился и без моей помощи, а вот вам я бы дала пару советов, прежде чем вы тут наломаете дров.
— В таком случае, мне стоит повторить лишь свой первый вопрос — кто вы, чтобы давать мне советы на моей же станции?
— Ваша станция, — прошелестела Лили, как бы прислушиваясь к звучанию этой фразы, — допустим, что это так. Надолго ли?
Звучало донельзя угрожающе.
— В каким смысле?
— В прямом. Знаете, ирны, как и адмиралы, бывают донельзя несговорчивыми.
Кабесинья-третий лишь всплеснул руками. Видимо, вот так взламывать всё подряд способны не только просекьюторы, но и вот эта, как её там. Лили. Хотя, взлом взломщика это же не преступление, а так, сущий пустяк.
Или нет?
— Вы что-то об этом знаете?
— Скажем так, я некогда вела неофициальное расследование Ирутанского инцидента, и я бы советовала вам рассказать вашей гостье всё, что вы знаете, честно и без утайки.
Ирутанский инцидент? Сколько этой Лили лет? Мумифицированный голос начинал в этом свете звучать весьма логично.
— Так мне ничего и не известно.
— Хорошая позиция. Её и придерживайтесь!
— Никакая это не «позиция»! — вспылил Кабесинья-третий, яростно зыркнув в сторону Лили и тут же отвернувшись. Смотреть на неё было невыносимо.
— Тем более. Так, мол, и так, скажите, вы обознались, я Кабесинья-третий, в вам нужен Кабесинья-второй. Ирны весьма чувствительны к подобного рода нюансам, уж поверьте моему опыту.
Говорит она при этом серьёзно или так нарочно издевается, понять было совершенно невозможно.
— Мне это уже советовали сегодня. Скажите хоть, чего они хотят?
— Ирны? Вернуть свою посланницу, разумеется.
— Но причём тут я? — интересно, ему когда-нибудь надоест это повторять?
— Судя по записям станции, которые оказались в распоряжении генерала Даффи, вы, точнее ваш прототип, встречались с посланницей Ирутана и её сопровождающей в обстановке, предполагающей конфиденциальность, после чего посланница каким-то чудесным образом оказалась за Воротами Танно на борту астростанции «Эпиметей» и с тех пор её никто не видел. То есть вы и только вы — помимо собственно сопровождающей и экипажа астростанции — являетесь последним, кто видел посланницу в живых.
— А в том есть какие-то сомнения?
— Жива ли она? Это как раз то, что интересует ирнов больше всего.
— Но тут я им вряд ли помогу.
— Несомненно. Однако ирны, помимо прочего, ещё и очень не избирательны в средствах. Они умеют настоять на своём.
— Пытать станут? — отчего-то деловито поинтересовался Кабесинья-третий.
— Да уж как без этого. Шучу.
Хороши шутки!
— Впрочем, доказательств того, что вы или ваш предшественник имели какой-либо контакт с тем самым саркофагом, у генерала Даффи не нашлось. Следовательно, у вас хорошие шансы выпутаться. Хотя, вы же оператор, за вас всё мог сделать бортовой квол.
Кабесинья-третий тотчас встрепенулся.
— Квол! Точно! Нужно его и спросить, он подтвердит моё алиби!
«Алиби». Опять это ветхое, замшелое слово, как будто прямиком из старых дорам.
— Увы, в момент аварии был утрачен и ближайший станционный квол. Короткое замыкание в силовом контуре. И неудивительно, тогда выхлопом снесло почти десятую часть второго рукава «Тсурифы-6».
И меня заодно, мрачно подумал Кабесинья-третий. Но вслух ответил иначе:
— Как-то всё слишком складно выходит. Будто бы я нарочно самоубиваюсь, унося с собой в могилу всякие следы контакта с ирнами, но запись подтереть мне недосуг, да и саркофаг этот — что стоило его попросту в космос выкинуть?
— Решительность я одобряю. Только перед ирнами такого не ляпните, они плохо понимают наши иносказания. Да и язык отцов звучит для их уха как-то грубовато.
— Так они ещё и лингвистические гурманы у нас?
— А то вы думали! — судя по голосу, она снова не шутила.
— Так может мне вот, янгуанских посланников на переговоры пригласить? Для особой изысканности речей. Причём сразу обоих.
— Не советую. И вообще помалкивайте по поводу предстоящего визита. Целее будете.
Футы-нуты.
— Вы мне забыли сказать, отчего вдруг такая забота о моей скромной персоне. Не убьёт же меня эта ирн.
— Может и не убьёт, — отрезала Лили, — вот только беспокоиться о вас мне бы пришло в голову в последнюю очередь. Наше поколение весьма прохладно относится к «консервам».
Ясно. Кабесинья-третий резко потерял к разговору всякий интерес.
— Мы, стало быть, для вас, естественников, люди второго сорта?
— Не в этом дело, — легко отмахнулась мумия. — Вы отчего-то упорно предпочитаете отождествлять себя со своими прототипами. Такой себе компенсаторный механизм. Вам так проще. Но вы — не ваш предшественник. Вы родились не в момент его смерти. Вы только проснулись. А потому, простите, вы всё ещё не стоите ни малейшего интереса к себе. Вы покуда — лишь пустая болванка, которую ещё только предстоит наполнить собственным содержимым.
— Видимо, вы пришли ровно ради этого? Наполнять меня содержимым?
— И да, и нет.
— Звучит обнадёживающе.
— Не дерзите. Единственная причина, по которой я с вами вообще разговариваю, это ваша центральная роль в идущем сейчас расследовании.
— О котором я ещё час назад был ни сном, ни духом.