— Вы что-то конкретное хотите сказать, доктор, или будем и дальше играть в шарады?
— Что вы, что вы, профессор, — тут же замахал руками Накагава, — ни в коем случае, никаких шарад. Просто вряд ли кто-то может предположить, что это простое совпадение — серия нерасчётных сверхновых в одном регионе, триангуляция фокуса, пропажа доктора Ламарка, мятеж на «Тсурифе-6», в конце концов, и всё — в одном квадранте. Вам не кажется, что там, за Воротами Танно, творится неладное?
Он так сказал «неладное», будто каждое из перечисленных событий само по себе ещё было ничего, в рамках допустимого, и лишь только будучи собранными воедино они давали повод для вящих сомнений. Да там, если подумать, городилась полная ерунда на ерунде, и те сигнатуры, что Накагава притащил только что в клювике, ничуть не облегчали попытки во всём разобраться.
— На «Тсурифе-6» работает контактная комиссия Семи Миров, в том числе и представители нашей кафедры. Я думаю, там во всём разберутся.
— Но неужели вам самому не любопытно, зачем доктору Ламарку активировать эти самые бран-гравитоны?
Ну да, логично, не один Танабэ умел читать паттерны нейтринной спектроскопии.
— Мы этого не знаем.
— Очередное совпадение?
— Мы. Этого. Не знаем, — отчеканил профессор. — И в конце концов, пусть каждый занимается своей работой. Наша первейшая задача сейчас — предложить модель стабилизации Цепи. Если понадобится, ценой построения ещё одной такой же внутри Фронтира.
Но Накагава не унимался:
— Вы же понимаете, профессор, что это не сработает. Мы оказались не в состоянии контролировать одну Цепь, попытка же стабилизации сразу двух каскадов…
Тут он остановился, по-птичьи наклонив голову и недобро глядя исподлобья.
— Вы же и это пробовали, да?
— Пробовал, и что? — не выдержал Танабэ.
— И как… результаты?
— Вам какое дело, доктор, когда результаты будут опубликованы, тогда и прочитаете!
— А дайте угадаю, внутренний додекаэдр оказался ещё менее стабильным даже на базовых гармониках, я прав?
Да ну тебя к чертям космачьим!
— Даже если бы вы и были правы, доктор, я всегда был против этой новомодной манеры в чистую науку постоянно примешивать какие-то старые обиды.
— Это какие обиды, профессор? — Накагава продолжал косить взглядом, чем всегда несказанно раздражал.
— Не притворяйтесь, доктор Накагава, я слежу за вашими выступлениями с так сказать неакадемических кафедр. И чем дальше, тем больше они меня пугают.
— Поясните!
— А нечего тут пояснять. Рассматривать Фронтир как своеобразную тюрьму для человечества — это значит заведомо грешить против истины. Век Вне и без того обошёлся нашему виду слишком дорого. Если бы мы не построили Цепь, то оказались бы прикованы не к Сектору Сайриз, а куда серьёзнее — к двум дюжинам разрозненных, плохо коммуницирующих миров, то же, что вы с коллегами так настойчиво пытаетесь представить узилищем, таковым на деле не является. Мы свободны лететь, куда хотим, не используя активные прыжки, хоть сейчас.
— Так почему же не летим?
Накагава задал этот вопрос безо всякого яда в голосе, казалось, его и правда интересует мнение профессора.
— Если вам интересно моё мнение, я считаю, что никакая угроза здесь вообще ни при чём. Мы просто слишком привыкли к существующей инструментальной парадигме. Технология прыжка нам досталась даром, Барьер — тоже подарок спасителей, как бы нам ни хотелось на это закрыть глаза. В конце концов, у нас ещё столько работы здесь, так зачем раньше времени куда-то рваться, тем более что космос на поверку оказался местом довольно неприятным. Вы же согласны, что попытки основания внешних колоний покуда безуспешны не просто так?
Накагава покорно кивнул. Но на своём продолжил настаивать.
— Пока. Пока безуспешны.
Стоило большого труда, чтобы не фыркнуть в ответ.
— Если вы тут уповаете на дюжину миров-аутсайдеров, то покуда они весьма скромны в своих начинаниях. Та же Янсин, сделавшая ставку на столь любезные вам пассивные прыжки, хоть и активничает в своём субсекторе, но что-то я не припомню оттуда никаких значимых новостей за последние лет сто. Во всяком случае, полноценных колоний у неё до сих пор нет.
— Но они хоть что-то делают. Мы же топчемся на месте. Сколько мы производим малоэкипажных рудовозов? Зато у нас в чести́бесполезные, зачастую и попросту опасные в смысле стабильности Барьера разведсабы. Но больше всего ресурсов мы по дурости своей регулярно вгрохиваем в бесполезные первторанги, которые одним только своим появлением в прыжковой зоне буквально притягивают к себе эхо-импульсы.
— Вы так говорите, будто у вас уже есть для них готовая альтернатива.
— Нет, у меня нет, — Накагава смешно затряс головой, но по-прежнему упорствовал, — ну так для того Квантум и существует, чтобы двигать человечество вперёд, предоставляя ему новые технологии, расширяя, так сказать, горизонты, а не продолжая вечно колупаться в модальностях треклятой Цепи.
Опять он за своё. Как будто Танабэ в сладких снах мечтал годами так и так вертеть космачьи резонансы со своими постдоками. Да эти модели, если подумать, были его самыми страшными кошмарами!
К счастью, Накагава на этом угомонился с досужими разговорами, вскинув голову и прислушиваясь к какому-то сообщению у себя в голове. После чего кивнул сам себе и поспешил распрощаться. Спустя несколько секунд от него и след простыл.
Что это ему такое сообщили, интересно.
Танабэ вздохнул и тоже засобирался. До начала лекции оставалось не более часа и надо было ещё успеть перекусить.
Однако спор этот не желал отпускать профессора. Уже стоя в очереди вдоль раздатчика и с кислой миной разглядывая осточертевшие салаты и ещё более надоевшую лапшу, Танабэ продолжал по давно заведённому кругу вертеть у себя всё те же намозолившие аргументы.
Самое поганое — в чём-то Накагава был по-своему прав.
Таинственное исчезновение группы доктора Ламарка профессора Танабэ беспокоило не потому, что коллега был значимой величиной на кафедре и было бы досадно потерять столь ценного рецензента для будущих публикаций. Это всё были соображения бытовые и потому мелочные. Как и Танабэ, Ламарк был теоретиком, и до сих пор ни в каких авантюрах замечен не был. Максимум, куда его носило, это на формально-официозные мероприятия, когда со стапелей Порто-Ново спускали очередную перворанговую погремушку для столь любезного Адмиралтейству боевого флота.
Танабэ скривился, будто в рот ему попала кислятина. Тут тоже Накагава был прав. Бюрократический аппарат Кирии был бы и рад не выделять флоту ресурсы в столь непомерных объёмах, но у того всегда был аргумент наготове. Там, за Барьером, всё такой же грозной тучей маячил призрак Железной армады, с этим невозможно было спорить.
Хотя многие пытались. Танабэ помнил о загадочном проекте Эру под кодовым именем «Новое лицо», да и сама их кафедра недаром считалась на Квантуме сборищем скандалистов и нытиков. Благодаря таким, как Накагава, Ламарк и, чего уж кривить душой, сам Танабэ.
Должность пожизненного профессора на кафедре Теории пространства-времени не сделала его ни уживчивее, ни велеречивее. Не в такой хамской форме, как у доктора Накагавы, но он всё-таки продолжал то, с чего они когда-то начинали. Продолжал искать для человечества выход из той ловушки, в которую оно, как ни печально, сослепу угодило.
Но одно дело сидеть, запершись в четырёх стенах собственной лаборатории в окружении студентов, аспирантов, докторантов и постдоков, а также прочих профессоров и совместителей, и совсем другое — переться невесть куда через весь Сектор Сайриз, рискуя собственной карьерой, да и что там греха таить — попросту головой, в этом было что-то, хм, по крайней мере нелогичное.
А логика в стенах университетских кампусов и лабораторий Квантума, да что там, на всех Семи Мирах ценилась в первую, вторую и так далее вдоль всего натурального ряда очередь. Представить себе, что доктор Ламарк из чистого авантюризма вместе с частью своей группы отправился к чертям космачьим в глубины Скопления Плеяд, чтобы там вот так глупо пропасть, было попросту невозможно.
Нет, конечно, всякое бывает, случаются катастрофы, гибнут корабли, в конце концов, космос и правда оказался весьма нелюбезен к своим непрошеным исследователям, но об этом как раз доктор Ламарк был прекрасно осведомлён. Так чего же он туда попёрся, да ещё и прихватив с собой сборки суперсимметричных странных бран-гравитонов, которые этическому совету Квантума давно пора бы запретить как технологию вредную и опасную, да всё никак руки не доходят.
Профессор Танабэ фыркнул себе под нос в возмущении и только тут обнаружил себя стоящим у дальнего торца раздатчика с требовательно тявкающим по причине своей абсолютной пустоты левитирующим дроном одесную. Коллеги за спиной шептались, но не лезли. Мало ли, старик задумался, бывает.
Багровея, Танабэ наудачу тыкнул пальцем в колбу с каким-то оранжевым морсом и горстью похватал из раздатчика первые попавшиеся углеводосодержащие гадости, по поводу которых ему наверняка теперь будет прочитана в вечеру назидательная лекция домашнего квола о жутко вредной пище, от которой он такими темпами скоро двинет кони, склеит ласты иди даст дуба — на выбор. Ну и плевать.
Со смурным видом профессор убрался в дальний угол уписывать всю нахватанную дрянь, запивая её витаминами в жидкой форме. Может, хоть за это проклятый квол похвалит.
Да и плевать.
Мысли продолжали чёрной птичьей стаей витать в голове, не отпуская даже здесь, посреди шумной университетской столовой. Вместо того, чтобы мельком вспомнить план сегодняшней лекции — ведь сам же будет потом метаться у проектора, теряя последнее достоинство. Да и пусть.
История исчезновения доктора Ламарка не желала отпускать, что-то в ней беспокоило профессора куда сильнее запоротых симуляций и споров с доктором Накагавой.
Предположим, Ламарк и правда отправился в эту, хм, экспедицию в здравом уме и по доброй воле. Что такого ему могли предложить, чтобы вот так бросать все исследования, подготовку к печати плановых работ, сессию на кампусе, чемпионат по открытому лякроссу, где Ламарк был, как ни крути, единственным приличным атакующим полузащитником университетской команды. И вот доктор Ламарк всё бросает, чтобы пропасть за Воротами Танно без следа.