Молниеносно трое остальных оказываются у стены, держа наготове автоматы. Ничего не происходит. Кто-то из русских жалуется во сне, требуя тишины.
С площади доносится шум голосов. Сменяются часовые. Шум их тоже не беспокоит. Мы так далеко за линией фронта, что они не могут вообразить ничего опасного.
В дверь входит начальник караула, зевает, бросает автомат на стол, потягивается и зевает снова, шумно, как усталая лошадь. Рот его остается открытым. Он с удивленным выражением смотрит в дуло автомата Хайде.
Хайде сатанински улыбается и салютует ему, поднося один палец к шапке. Не успевает начальник караула закрыть рот, как удавка Легионера обвивается вокруг его горла. Язык его высовывается между потрескавшимися от мороза губами, лицо постепенно синеет.
В зал входит ефрейтор и тут же видит мертвого начальника караула, валяющегося на полу бесформенной грудой. Цепенеет, раскрывает рот, но не издает ни звука.
Малыш убивает его одним ударом ребром ладони по горлу. Быстро и бесшумно, как гардеробщица, принимающая шляпу клиента.
— Приди, приди, приди, о смерть… — негромко напевает Легионер.
— Салаги, — презрительно усмехается Хайде.
Порта громко хлопает по прикладу автомата.
— Поднимайтесь, лежебоки! — кричит он звенящим голосом.
Малыш выпускает из автомата очередь по балкам, и одна из повешенных женщин падает на пол с глухим стуком.
Растерянные, сонные, солдаты НКВД поднимаются на ноги. С глупым выражением лиц таращатся на четырех усмехающихся немцев, стоящих в ряд у стены. Один из русских лезет за наганом. Легионер мечет нож. Лезвие входит в шею опрометчивого по рукоятку.
— Осторожнее, товарищи, — усмехается Порта. — Даже не смейте шелохнуться, иначе сядете на горшок в последний раз!
— Бросайте оружие сюда, — грубо приказывает Хайде, — и не делайте ничего такого, что мы можем неправильно понять, иначе конец!
— Мы на вашей стороне, — говорит дрожащим голосом какой-то сержант.
— Так мы тебе и поверили, — насмешливо говорит Малыш и бьет его по шее с такой силой, что он пролетает через весь зал и до пояса оказывается в топке камина.
— Дай ему пинка, вбей яйца в глотку, — предлагает Порта с широкой усмешкой. — Меня выводят из себя эти скулящие твари, которые, едва почуяв опасность, переходят на сторону противника.
Нас быстро развязывают, но не успеваем мы подняться, как строчит автомат, и весь зал заполняется едким пороховым дымом.
Двое пленников опускаются на пол.
— На кой черт это ты?! — обвиняюще кричит Старик Хайде.
— Они не поняли, что бой окончен, — холодно отвечает Хайде и бьет каблуком по лицу ближайшего из них.
— Чего стоишь вылупясь? — кричит Малыш. — Делай что-нибудь, чтобы я мог тебя пристрелить!
— Раздевайтесь, — приказывает Старик. — Белье и носки можете оставить. Все остальное в огонь!
Пламя вспыхивает, запах горелой ткани и меха заполняет зал.
— Мы замерзнем до смерти, — протестует один из солдат, растирая руки.
— Конечно, — саркастически смеется Хайде, — но утешайтесь мыслью, что смерть от мороза — сущее удовольствие. Будь моя воля, все вы, салаги, были бы уже мертвыми.
— Мы еще встретимся, — обещает один ефрейтор, с ненавистью глядя на Порту.
— Ты что, пророк? — спрашивает Порта.
— Говорю тебе, немец, мы еще свидимся, — злобно рычит ефрейтор.
— Хорошо деревянным солдатикам, — говорит Порта, похлопывая по щеке ефрейтора, — они не могут утонуть!
— Пес, — рычит ефрейтор и бессильно плюет вслед Порте.
На висках иней, а нос посинел,
И вся одежда бела, словно мел, —
язвительно напевает Порта.
— Берите свои вещи, — приказывает Старик. — Быстро пошли отсюда!
Порта с Малышом торжественно обходят пленных и пожимают каждому руку на прощанье.
— Эти нехорошие немцы на сей раз задали баню товарищам, так ведь? — радостно улыбается Порта. — Теперь скромно садитесь в угол и как следует подумайте, что сказать начальству, когда оно в один прекрасный день явится побеседовать с вами.
— Молчи, немецкий черт! — злобно кричит один из пленных и швыряет полено вслед Порте.
— Веселитесь, ребята, — посмеивается Малыш и, выходя в дверь, машет им рукой.
— Нужно было перестрелять их, — недовольно заявляет Хайде. — Если у них есть хоть какие-то мозги, они вскоре пустятся за нами в погоню. Если тупой эскимос способен сделать пару лыж из того, что валяется вокруг, и сшить одежду из шкуры тюленя, то и люди из сталинского НКВД наверняка смогут! Давайте, я вернусь, ликвидирую их!
— Никуда ты не пойдешь, — решительно отвечает Старик. — Мы не убийцы!
— Черт, до чего же холодно, — жалуется Порта, колотя рукой об руку.
— Мы в Заполярье, — вяло улыбается Грегор.
Куда ни глянешь — повсюду снежная пустыня, не видно ничего живого. Вскоре веселое настроение, вызванное спасением из рук НКВД, начинает портиться.
Мы делаем привал в лощине. Сомнительно, что финский капитан сможет пережить эту дорогу домой. Ступни его начинают пахнуть тухлым мясом.
— Гангрена, — лаконично утверждает Старик.
— Нужна ампутация, — негромко говорит Легионер.
— Ты ее сделаешь? — недоверчиво спрашивает Старик.
— Par Allah, если через двое суток мы не вернемся к своим, он умрет, — мрачно предсказывает Легионер.
— Пустить ему пулю в затылок, — деловито предлагает Малыш. — Финской армии он уже ни к чему, а для нас — обуза. Что мы еще можем для него сделать?
— Заткнись, злобная тварь! — сердито рычит Старик.
Мы смотрим на капитана. Он лежит на деревянных санях, которые нам приходится везти по очереди. Лицо у него испуганное. Скорее всего, он слышал циничное предложение Малыша.
— Нужно доставить его обратно как можно скорее, — решительно говорит Старик. — У нас остались таблетки морфия?
— Ни одной не осталось, — отвечает санитар, ефрейтор Брандт.
В дрожащем свете мы начинаем подниматься на холм, но не успеваем дойти до середины, как Старик командует привал. Отделение совершенно измотано.
Мы сразу же погружаемся в глубокий сон. Он очень опасен, ведет прямо к смерти, в Заполярье многие заснули и не проснулись.
После более чем двенадцатичасового сна Старик поднимает нас снова.
— Заткнись ты, — стонет Порта. — Как я мечтаю о финской сауне и хорошенькой финке!
— У меня член совсем замерз, — кричит Малыш. — Понадобится не меньше двадцати толстух, чтобы его отогреть!
— Пошли, — сопит Грегор, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. — Если надолго останемся здесь, то превратимся в ледышки!
После нескольких часов нечеловеческого труда мы подходим к краю утесов.
Старик ложится на живот и осматривает крутой склон, по которому нам нужно спускаться. Апатично опускает бинокль.
Далеко внизу бушует Белое море. Горы зеленой, пенистой воды с грохотом бьются об острые скалы.
— Когда спустимся к приливной полосе, — говорит Легионер, — идти останется немного, от силы сто километров.
— Только и всего, — язвительно смеется Порта. — Просто небольшая загородная прогулка для группы сердечников.
— Смейся, смейся, — уныло вздыхает Старик. — Могу предсказать, дорога будет нелегкой!
— Par Allah, у нас нет выбора. Нужно спуститься по этому склону, — говорит Легионер. — У меня такое ощущение, что русские идут за нами по пятам.
— Тогда нам конец, — устало решает Старик и закуривает трубку с серебряной крышечкой.
— C'est bordel, но я видел более усталых солдат, чем это отделение, — ворчит Легионер. — Мы еще способны сражаться!
Старик опускается на колени и оглядывает отделение, апатично разлегшееся на снегу.
— Слушайте меня, — кричит он. — Нам предстоит небольшая альпинистская экспедиция, придется спускаться на веревках. Когда спустимся, до наших позиций будет недалеко. Теперь, ребята, поплюйте на ладони и соберитесь с духом!
Мы подползаем к краю утеса и смотрим вниз. Верхняя часть его поверхности кажется не особенно трудной для спуска, однако ниже до самого моря идет гладкая вертикальная стена. Но посередине ее резкое углубление. Нам потребуется раскачаться, чтобы нырнуть в эту полость и найти опору для ног.
— Господи, спаси нас, — вздыхает Барселона с таким видом, словно хочет отказаться от этой попытки.
— Мы должны это сделать, — твердо решает Старик и достает бинокль из кармана, куда положил его, чтобы не замерзли линзы.
Он осматривает поверхность утеса сверху донизу. Потом протягивает бинокль Легионеру.
— По-моему, там, далеко внизу, есть небольшой сделанный человеком пролом. Если я прав, мы сможем туда добраться!
Легионер несколько секунд смотрит в указанном направлении.
— Tu as raison[115], но спуститься туда будет очень трудно, и если мы совершим хоть одну ошибку, то окажемся в Белом море!
— Будь у нас присоски на руках и ногах и еще одна на члене, мы все равно не смогли бы преодолеть ту выпуклость, — говорит Порта, отползая в страхе назад.
— Черт возьми, — бурчит Малыш, тоже отползая от края. — Громадные камни, много снега и льда и масса холодной зеленой воды! Более чем достаточно, чтобы утопить всех солдат на всей этой мировой войне, которые пошли сражаться и умирать!
— Приготовиться! — хрипло приказывает Старик. — Это будет самый трудный спуск в нашей жизни!
Грегор готовит веревки. Никто из нас, кроме него, не занимался в альпинистской школе. С самодовольным видом он объясняет нам, как спускаться по ним.
Пререкаясь, мы делим между собой боеприпасы и делаем из них противовесы к оружию.
Старика едва не хватает удар, когда Порта предлагает бросить два легких миномета и тяжелые ящики с минами.
— Если вернемся к Рождеству, — торжественно говорит Грегор, укрываясь за сугробом, — хочу в подарок лампу дневного освещения!
— Подарю, — обещает Порта. — Я знаю магазин, где они продаются и как туда залезть после закрытия!