— Откуда мне было знать, что ты колдун?
— А я и не виноват, что тебе так по душе пришлась русская музыка. — пожал плечами царевич.
Хан покраснел как помидор:
— А ну, немедленно прекрати и дерись со мной как подобает, слышишь?
— С чего бы мне тебя слушать? Ты будешь плясать, пока со стыда не помрёшь. — усмехнулся Иван.
— Тебе это с рук не сойдёт! Мои люди прикончат тебя и твою балалайку!
— Это гусли. И я прикончу их тем же образом, если ты сейчас же не сдашься.
Кочевники начинали волноваться, не зная, как себя вести: с одной стороны у них был приказ не вмешиваться в бой, с другой ненормально отплясывающий предводитель, которого стоило бы спасать из лап вражеского царевича.
— Что происходит? — спросил один из наблюдающих у Степана, поскольку он был одним из приближённых хана, то хоть и с видимым акцентом, но мог говорить с чужаками на их языке.
— Ваш хан исполняет перед Иваном-царевич постыдный танец проигравшего.
— Да быть такого не может!
— Наш Иван-царевич славится своей силушкой богатырской, вот хан и старается задобрить его.
— Это что, получается, наш хан сдался?
— Ещё до начала боя. Только смотрите как вприсядку идёт, курам на смех!
Кочевник протёр глаза рукой, надеясь, что всё это массовое видение и оно вот-вот исчезнет, но бодро отплясывающий присядку Мандухай никуда не пропал, тогда он обратился к стоящим рядом с ним собратьям на родном языке:
— Хан наш без боя сдался. Этот царевич — известный в Тридевятом богатырь, сразу плясать его заставил.
— Да быть того не может, чтобы хан наш на попятную пошёл!
— Но ты ж сам видишь, как резво он отплясывает?
— Тьфу, срам какой!
— Да ты брешешь, он просто готовится нанести удар. Ближе к противнику подбирается.
— Сдался-сдался!
Не успел Степан и глазом моргнуть, как слух о том, что хан без боя проиграл вражескому царевичу, охватил всё поле, кто-то не понимал, что происходит, кто-то ржал, кто-то негодовал, а в итоге кочевники с противоположными мнениями переругались между собой, образовалась массовая драка, люди катались по земле, мутузя друг друга кулаками и выкрикивая ругательства. Вокруг начался настоящий хаос.
Мандухай, с которого пот лился уже целыми вёдрами, с трудом смог протереть глаза и увидеть, что происходит в его рядах, это напугало его не на шутку, ещё немного, и контроль над всей армией будет безвозвратно потерян.
— Я сдаюсь, моя армия уйдёт следом. — заметил он. — Только останови свою мерзкую балалайку.
— Это значит, что ты соберешь своих людей немедленно и уйдёшь? Никто из твоих больше не нападёт на границы Тридевятого.
— Даю слова ханского сына.
— Ладно. — легко согласился Иван, остановив игру, однако всё ещё держа руки на струнах, готовый в любой момент продолжить.
— Ты достаточно унизил меня перед моим народом. — Мандухай старался выровнять ярко-красный цвет лица и вернуть его к привычному золотистому оттенку. — Я уйду, но не обещаю, что мои братья и отец последуют за мной.
— Тогда отзови своих людей.
Тот коротко кивнул и направился к беснующейся толпе, на ходу вытаскивая висевший на поясе кнут, которым обычно хлестал лошадей.
— Всем успокоиться! — крикнул он, подходя к своему войску.
Кочевники на мгновение остановились, прекращая друг друга мутузить, с интересом уставившись на хана.
— Этот человек. — он кивнул в сторону Ивана. — Победил меня в честном бою, мы возвращаемся в Ургу, немедленно. — он носком сапога отбросил чей-то подкатившийся бурдюк с водой.
— С чего мы должны следовать за слабаком? — послышалось из толпы.
— Мы не станем подчиняться проигравшему!
— Стыд и позор.
Мандухай с трудом смог взять себя в руки, хоть и лицо вновь запылало аки алые маки:
— Тот, кто считает меня слабым, может лично со мной сразиться!
— Не собираюсь драться с тем, кто плясал под балалайку!
— Это гусли! — хмуро отозвался хан. — Слушайтесь меня или верховный хан Батухан казнит вас в Урге на главной площади.
— Только и можешь, что ханом да братьями прикрываться.
— Нет тебе больше веры!
— Возвращаемся домой, братья, я скорее удавлюсь, чем за слабаком в бой пойду.
Кочевники направились в лагерь, полностью игнорируя своего предводителя, лишь жалкая кучка людей осталась подле хана, готовая продолжать верно нести свою службу.
Покрасневший от унижения Мандухай повернулся к Ивану и заметил:
— В следующий раз тебе это с рук не сойдёт! Я отомщу за унижения.
Иван-царевич только пожал плечами:
— Шагай давай, пока снова вприсядку не пошёл.
Хан, выругавшись, направился к уже порядком опустевшему лагерю. Оставшиеся без лидера кочевники сбились в небольшие отряды, основная часть которых двинулась к Урге, некоторые поспешили присоединиться к отрядам старших братьев Мандухая, а остальные разбрелись по степи.
— Ловко вы его провели, Иван-царевич. — с восхищением заметил Степан, с благоговением смотря на своего спасителя.
— Просто воспользовался случаем, а сейчас идём. Нам нужно вернуться в Залесную.
Урга представляла собой не город, а скорее огромный постоянный лагерь, где жили в шатрах семьи тысячи кочевников, стен не было поскольку никто в здравом уме не рискнул бы нападать на вольный народ, да и пустые степные территории, раскинувшиеся на многие вёрсты, не привлекали соседние царства, брать здесь кроме награбленного ханского добра было всё равно нечего. В центре высился шатёр верховного хана, богато украшенный трофеями, собранными в набегах, вокруг него постоянно караулила стража, мимо которой и тушканчик бы не проскакал не замеченным. В караул выбирались только лучшие воины путём серьёзных состязаний, только сильнейшие могли претендовать на столь высокую честь. Некогда могучий верховный хан — Батухан ныне, как и царь Берендей, порядком постарел, былая сила покинула его руки, а седина давно тронула голову, однако в отличие от владыки Тридевятого он сохранил крепкое здоровье, по сей день заставляя всех подчинённых дрожать в своём присутствии от уважения и страха.
Сейчас великий хан неприступною горою возвышался над младшим отпрыском, что совсем недавно явился с границ Тридевятого.
— Мандухай, что ты устроил на границе⁈ — спросил Батухан, по голосу было ясно, что он не просто не доволен своим младшим сыном, а готов от злости порубить его на мелкие кусочки.
Давеча прискакавшие кочевники из армии Мандухая, улюлюкая, рассказывали всем направо и налево как опозорился младший сын хана в бою с царским сынком. Сначала верховный хан в эти байки не поверил. Он приказал хватать людей с грязными языками и скидывать их в подземную темницу, пока не выяснилось, что все бывшие члены отряда Мандухая говорили одно и то же, вот тогда Батухан и взбесился, понимая, что целая толпа врать не может, и сразу же призвал едва объявившегося в Урге младшего сына к ответу. Он уже отправил гонцов к старшим ханам, и те должны были прибыть с минуты на минуту, поскольку их лагеря располагались не так далеко от столицы, как войско младшего до этого.
— Отец, я всё объясню!
— Будь добр! Почему танцевал под балалайку того царского сынка?
— Это были гусли…
— Мне всё равно, что это было! Ты обесчестил наш род! Как мне теперь в глаза подданым смотреть⁈
— Я не виноват, что у того царевича были заколдованные гусли!
— Заколдованные гусли? — верховный хан рассмеялся. — Да кто в это поверит⁈ Ежели такая диковинка бы существовала, мы бы знали.
— Но мы не знаем обо всём, что творится в Тридевятом, может у них есть что и посерьёзнее этих гуслей.
— Санаа, тебе известно что-то про волшебные гусли? — спросил Батухан своего верного советника, который всегда находился рядом, лишь ради него в Ургу свозили самые разные берестяные грамоты и редкие книги, что удавалось достать во время набегов.
— Существует много колдовских предметов, но я никогда не слышал о гуслях. — коротко ответил тот.
Мандухай поморщился, он этого дядьку недолюбливал, слишком уж близко советник подобрался к отцу и вечно что-то нашёптывает ему на ухо. В свою очередь Санаа также подозрительно относился к младшему сыну своего владыки, и если и знал что-то о волшебных гуслях, то мог просто промолчать из вредности.
— Слышал, Мандухай? Даже мудрый Санаа говорит, что нет такого предмета. Ты что считаешь, что я выжил из ума?
— Нет, отец.
— Тогда почему думаешь, что я стану верить в твои байки о волшебных гуслях?
— Но так и было, отец.
Батухан бессильно приложил пальцы к переносице.
— Прошу, поверь мне! Иван-царевич вызвал меня на бой и сказал, что победит одними только гуслями, что я должен был, по-твоему, сделать? Сбежать?
— Всё! Хватит с меня твоих небылиц, Мандухай. Раз ты проиграл, то должен был принять поражение как хан, а не плясать перед противником вприсядку.
— Я уже говорил…
— Сколько раз я должен сказать тебе, что не желаю слышать твои глупые сказки о волшебных гуслях?
— Джигджид и Хадак прибыли, верховный хан. — объявил приближённый к хану воин.
— Пусть скорее зайдут и посмотрят в глаза своему непутёвому брату.
Ни секунды немедля, слуга открыл шатёр для старших братьев Мандухая, при виде которых лицо младшего приобрело ещё более кислый вид, не хватало нравоучений отца и его этого извечного советника, дак теперь ещё и от братьев получит по первое число.
— Вы здесь затем, чтобы разобраться с тем, что натворил ваш глупый младший брат. — устало заметил хан, он вдоволь наслушался небылиц от своего сына, но ещё больше его злило, что весь город буквально смеётся на ним. Ко всему прочему среди кочевников вести распространяются со скоростью несущейся стрелы, так что вскоре вся степь будет потешаться над правящим ханом и его непутёвыми детьми.
— Вся Урга только и говорит, что о проигрыше Мандухая. Это правда, что он отплясывал перед врагом? — спросил Хадак, окидывая младшего презрительным взглядом.